Хозяин моей судьбы - Бьюла Астор

Клод издал смешок, низкий и, как показалось Роми, очень сексуальный, а затем повесил трубку.

— Извините, но по этому номеру телефона когда‑то можно было найти моего отца. А теперь вот нашли и меня, — стал оправдываться перед Роми Клод.

— Да‑да, конечно, — сухо ответила Роми. Ее воображение мгновенно нарисовало картину: ослепительная красавица в бархатном черном платье соединяет свой бокал с бокалом Клода, они пьют за здоровье друг друга шампанское и соскальзывают на атласные простыни… — Вам пора идти. Шампанское выдохнется. И не только шампанское…

Клода почему‑то развеселили ее слова.

— О шампанском можете не беспокоиться, его в погребе, слава Богу, более чем достаточно. О Сильви — тем более. Небольшой урок пойдет этой капризной девице только на пользу.

У Роми мгновенно испортилось настроение, и Клод мгновенно почувствовал это.

— Сильви норовит всех подчинить своим капризам, — пояснил он. — Боюсь, что это самая своенравная особа из всех, кого я знаю. Я всячески пытаюсь вбить в ее непутевую и красивую головенку, что помимо нее существуют и другие люди, но, кажется, не очень в этом преуспел…

— Сочувствую, — фыркнула Роми, отвернувшись. — Тем более вам пора идти и заняться воспитанием вашей… Сильви.

Клод, однако, никуда не спешил уходить. Он стоял, склонившись над плитой, гремел сковородкой, что‑то перемешивал в миске, что‑то подсыпал, пробовал на вкус и снова перемешивал.

— Уже несколько лет ничего не готовил, — радостно сообщил он, и глаза его светились при этом самым настоящим счастьем. — Оказывается, ничего не забыл. Давно не испытывал такого удовольствия.

— Искренне за вас рада, — с кислым выражением лица ответила Роми.

— Если и в самом деле рады, то утром, надеюсь, я смогу увидеть это по вашему личику, — игриво отозвался Клод. — Проснетесь и сами себя не узнаете!

— Это, в каком смысле? — с подозрением в голосе спросила Роми.

— В самом лучшем, — рассмеялся Клод, высыпал содержимое сковородки в кастрюлю и включил конфорку на полную мощность. — И вообще, не советую вам хмуриться.

— А вы мне не указывайте! — еще больше насупилась Роми. — Я сама себе хозяйка, что хочу, то и делаю.

— Ну, разумеется! — улыбнулся Клод. — Просто мне показалось, что такую атласную и нежную кожу, как у вас, следует лелеять и холить и ни в коем случае не портить морщинами. А вы хмуритесь. Боже, теперь она вообще стала темнее тучи! Нет, положительно мне придется остаться, чтобы хоть как‑то развеселить вас.

— Не стоит беспокоиться! — непреклонно заявила Роми, чувствуя, что его флирт начинает выводить ее из себя. — Буду сама себе рассказывать анекдоты и хохотать над ними. И вообще, сразу после ужина я сразу же отправлюсь в постель.

Глаза Клода озорно заблестели, и Роми поспешила уточнить:

— Если вы останетесь, я не смогу выспаться… Лицо Клода стало непроницаемым.

— Я вас попрошу время от времени помешивать соус, пока я занесу ваш багаж наверх, — распорядился он.

Он быстро вышел из кухни, и Роми, пунцовая, как рак, осталась наедине с собой. Если в какой‑то момент у нее и зародились подозрения, что Клод проявляет к ней чисто мужской интерес, то теперь они развеялись совершенно. Стильная стрижка, дорогие кожаные брюки, классный мотоцикл и прочие атрибуты богатой раскованной иностранки не имели никакого значения для принца, которого ждали роскошный стол, шампанское, красавица Сильви и постель с атласными простынями.

Только совершенная дурочка могла принять за чистую монету любезность постороннего человека, взявшегося показать ей дорогу в незнакомом месте. Разве не продемонстрировал ей реставратор Питер, что красивым мужчинам она абсолютно не интересна? А уж насчет того, чтобы доверять им…

Роми застонала, словно заново переживая нанесенное ей тогда оскорбление.

…Проработав после школы около года раздатчицей в «Макдоналдсе», Роми присоединилась к бригаде реставраторов, трудившихся над восстановлением колокольни XVI века на окраине Бристоля. Кем только она тогда ни работала, пока не пришла к окончательному решению специализироваться в области резьбы по дереву.

Питер О’Тул — рыжеволосый, красивый, самоуверенный ирландец лет двадцати пяти — был руководителем реставрационных работ.

Почему ей взбрело в голову, что он с интересом поглядывает на нее — близорукую толстушку с невыразительным, как ей всегда казалось, лицом, одевавшуюся по причине недостатка денег в бесформенные платья? Но в тот вечер, когда он пригласил ее поужинать и признался, что ему по вкусу пухленькие девочки, она поверила ему как самой себе! Вино и веселая легкая болтовня вскружили ей голову, и дальше из нее можно было веревки вить! Разумеется, Питеру после этого ничего не стоило уговорить ее лечь с ним в постель. А на следующий день она случайно подслушала разговор и узнала, что Питер поспорил с парнями из бригады, что сумеет без особого труда совратить ее.

Она ревела всю ночь напролет. Увидев утром в зеркале свое раскрасневшееся опухшее от слез лицо, она прокляла себя за бредовую мысль о том, что может понравиться хоть кому‑то на этом свете, ибо она была, есть и навсегда останется, никому не нужной дурнушкой.

О том, что Питер О'Тул выиграл спор, вскоре знала вся бригада. Куда бы она ни пришла, кровельщики, каменщики, плотники, садовники, штукатуры, багетчики глумливо ухмылялись и за ее спиной показывали на нее пальцем.

Роми пришлось уйти из реставрационной бригады, и на сегодняшний день она не имела постоянной работы, довольствуясь лишь случайными заработками. От влечения к Питеру, разумеется, не осталось и следа. К тому же с тех пор привычка встречать в штыки любую попытку ухаживания закрепилась за ней…

В кухне стало удивительно тихо. Казалось, с уходом Клода Лароша из этого места ушла вся жизненная энергия и воцарилась пустота. Помешав содержимое кастрюли и проглотив слюнки от распространявшегося вместе с паром умопомрачительного аромата, Роми устало села за стол и опустила голову на руки…

…И очнулась оттого, что чья‑то рука осторожно коснулась ее плеча.

— Ну, что еще?.. — недовольно пробормотала она, поднимая сонное лицо.

— Стол накрыт, и я ухожу, — сказал ей на ухо Клод. — Кровать наверху я на всякий случай застелил, — вы уж меня простите. Надеюсь, вы справитесь с остальным сами?

Роми вяло кивнула и чуть ожила, увидев, что прямо перед ней стоит тарелка с паштетом и соусница с ложкой, а ноздри щекочет, совершенно божественный запах неведомого ей яства.

— Боже, как я проголодалась! — вырвалось у нее.