Счастье мне улыбалось - Татьяна Шмыга

Тогда Тоня мне и предложила: «Ну что ты будешь дома сидеть, ждать, когда кого-нибудь отчислят из Мерзляковского? А вдруг не отчислят? Только год потеряешь. Пойдем к нам в Глазуновку!» В то время в Москве существовало Музыкально-театральное училище имени Глазунова, где готовили артистов для театров музыкальной комедии, проще говоря, для оперетты. Помещалось оно в Гороховском переулке, недалеко от улицы Карла Маркса (Старой Басманной).

Я согласилась пойти, несмотря на то, что прием был давно закончен. Тоня привела меня в свое училище. Не знаю уж, как это ей удалось, но собрались несколько педагогов, прослушали меня, посмотрели и приняли, хотя уже была середина учебного года. Наверное, они во мне что-то увидели. Помню только, как педагог по танцу сказала: «Девочка, ты хорошо двигаешься, танцуешь, вот только полненькая какая ты…» Я и без того стеснялась своей тогдашней полноты, а тут мне о ней опять напомнили…

Так в 1947 году началась моя учеба в училище имени Глазунова. Началась и едва сразу же не закончилась. Я появилась там на полгода позже остальных, когда уже вовсю шли занятия и все давно освоились. Пришла я в свой первый учебный день в класс, открыла дверь, педагога еще не было, но ребята уже сами чем-то занимались. Одна из девчонок, взобравшись на стол, лихо отплясывала. Как только я это увидела, то сразу испугалась — куда же я попала? Да я никогда не смогу быть такой раскованной, смелой! Увиденное настолько поразило меня, что я тихо закрыла дверь и сразу бросилась домой: «Мама, я туда больше не пойду! Не хочу я там учиться! Они все такие уверенные в себе, а я… Я боюсь! Мне там нечего делать!..» — «Ну что ты будешь сидеть дома? Пойди, может, чему-нибудь научишься». Я вернулась в училище.

Поскольку здесь готовили актеров для музыкальных театров, то — главными дисциплинами были вокал, драматическое мастерство, танец — классический, исторический, характерный. Педагоги у нас были великолепные — представители прежней, теперь уже утерянной театральной культуры. Тогда вообще было время не просто профессионалов, но личностей. И мне повезло, что я училась у них. Руководителем нашего курса был Иосиф Михайлович Туманов, крупнейший режиссер. У нас преподавал Аркадий Григорьевич Вовси, актер Театра имени Ленинского комсомола, на втором курсе драматическое мастерство вел Николай Федорович Титушин из МХАТа…

Одним из самых любимых мною педагогов был Сергей Львович Штейн. Вспоминаю сейчас о нем, и невольно на лице появляется улыбка — такой это был светлый человек. Некрасивый внешне, полный, он покорял людей внутренней красотой. С. Л. Штейн в свое время приехал в Москву то ли из Орла, то ли из Воронежа, и был он олицетворением старой провинциальной интеллигенции, той, настоящей, с ее традициями просветительства, воспитанной на литературе, увлекавшейся домашним музицированием, любительскими спектаклями. Увы, та интеллигенция почти исчезла. На смену ей пришла другая, самопровозглашенная, сосредоточенная на внешнем, а не на внутреннем… А С. Л. Штейн уже и в те годы по своим манерам, по стилю поведения выгодно выделялся среди коллег, выглядел на их фоне человеком как бы из другого, ушедшего времени.

Сергей Львович работал режиссером в Театре имени Ленинского комсомола и одновременно руководил известной в Москве детской драматической студией при Дворце культуры ЗИЛа. О ее уровне говорит тот факт, что в ней свои первые шаги делали такие замечательные актеры, как Василий Лановой, Вера Васильева, Владимир Земляникин… Когда я училась на старших курсах училища, Сергей Львович приглашал меня участвовать в студийной постановке пьесы «Аттестат зрелости». Перед началом спектакля я должна была находиться в оркестровой яме и петь знаменитый романс Рахманинова «Весенние воды». Впоследствии пьесу экранизировали, и там впервые снялся Василий Лановой, после невероятного успеха фильма сразу ставший известным всей стране.

Хотя в том спектакле я только пела перед поднятием занавеса и на сцене не играла, но я приходила на занятия студийцев, присутствовала на репетициях. Для меня студия стала еще одним родным домом. Мне нравилась царившая там атмосфера — это была большая семья, где все чувствовали себя хорошо. Занятия в студии были настоящим праздником. У Штейна занимались талантливые дети всех возрастов, и мне было интересно наблюдать, как работают с юными актерами и Сергей Львович, и его замечательные, увлеченные своим делом помощницы. Одну из них, Галину Калашникову, я хорошо помню.

И сам С. Л. Штейн до конца жизни оставался большим ребенком с почти детским восприятием мира. Он до старости не утратил способности удивляться, видеть хорошее и главное — увлекать этим мировосприятием других. Его любили. Стоило ему только появиться — в студии, в училище, а потом и в нашем театре, где он ставил спектакли, — все невольно начинали улыбаться. Он был человеком с невероятной отдачей тепла. Такие люди, как Сергей Львович, в театральном мире встречаются редко. На первый взгляд, они даже кажутся незаметными, но их преданность театру возвышает их над многими их коллегами. Эти люди — не просто служители театра, они подвижники.

Другой наш педагог, Аркадий Григорьевич Вовси, по характеру, по темпераменту был совершенно не похож на Штейна. Это был неожиданный, непредсказуемый и, я бы даже сказала, несколько хулиганистый человек. Не стеснялся при случае и крепкого словца. Но когда требовалось как следует «проработать» ребят, Аркадий Григорьевич сначала говорил: «А ну-ка, Шмыга и Левитина, — за дверь!» Отправляя из аудитории нас с Лилей, самых стеснительных в группе, он тем самым берег наши нежные девичьи уши. А потом уже начинал разносить своих учеников за промахи, за неудачи… Но при этом человек он был чудный. Мы его очень любили.

Какими бы замечательными ни были педагоги, очень многое зависит от самого студента. А у меня поначалу ничего не ладилось. Я ходила в училище, но чувствовала, что ничего у меня не выходит, ничего я не могу делать. Сидела в аудитории в уголочке и думала лишь об одном: «Только бы меня не вызвали, только бы обо мне не вспомнили…» Мучилась я так месяца два, потом поняла, что не имеет смысла продолжать здесь учиться, и подала в деканат заявление об уходе.

И вдруг вечером после занятий меня оставляет в классе наш педагог Константин Константинович Михайлов. Он был актером Театра имени Моссовета, удивительно красивым человеком, настоящим красавцем мужчиной.

— Таня, вы что, подали заявление? Деточка, вы сами не понимаете, что делаете! Вы должны остаться!

Я сразу в слезы:

— Константин Константинович, у меня ничего не получается! На этюдах все что-то придумывают, а я что ни придумаю, мне кажется такой ерундой…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});