Гулящая - Панас Мирный

Поднялся неудержимый хохот и, как буря, понесся по улице: "Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!"

Девушки уж успели далеко отбежать от двора Грицька, уж успели в другую улицу повернуть, а всё хохотали: над забавной Христиной шуткой. Гулко и звонко отдавался веселый хохот в морозном воздухе, поднимая собак во дворах.

От Супруненко свернули к богатому казаку Очкуру.

Старая Очкуриха с почетом приняла дорогих гостей, варенухой угостила, пирогами накормила да вдобавок двугривенный дала. Подбодрившись и развеселившись, девушки вышли со двора Очкура и направились к батюшке. Там пришлось раз шесть колядовать: батюшке, матушке, детям батюшки. Хоть батюшка денег не дал, зато матушка вдоволь напоила и накормила; когда вышли, у кой-кого здорово шумело в голове. Ивга чуть не потеряла кныш, подаренный матушкой,- самая сильная, она была мехоношей. Пришлось ее сменить, девушки в шутку натерли снегом лицо черномазой подружке, чтобы та очувствовалась... Смех, хохот, шутки... и снова смех, хохот.

Веселая пора - колядки. Недаром каждая девушка ждет не дождется их: и напоешься, и нагуляешься, и нахохочешься всласть...

На Христю прямо как накатило: она не пропустила ни одного двора, чтобы, выйдя, не передразнить хозяев, не посмеяться над подругами, не растравить собак, постукивая палочкой о плетень.

- Это ты, Христя, не к добру. Что-то с тобой случится,- говорили девушки.

- Смотри, рыбы не налови ночью, а то уж очень что-то смеешься,- зло ввернула Ивга.

- Нет у меня твоей повадки,- смеялась Христя.

- А может, как вернешься домой, мать заругает,- предположила маленькая Приська.

- Пусть ругает, зато нагуляюсь! - ответила Христя и снова стала смеяться.

С противоположной улицы доносился говор парней.

- Девушки! хлопцы... сказал кто-то.

- Хлопцы-поганцы! Кто в шапке - оборванцы! - заорала Христя.

- Тю!..- отозвались парни.

- Тю-ю-ю! - крикнула Христя.

- Христя! Не тронь: может, чужие! - сказала Горпина.

- Ну и что ж, если чужие?..- И еще громче крикнула: - Тю-ю!

- Трррр!..- пронесся вдоль улицы громкий и пронзительный крик. Христя хотела передразнить, но запнулась... За первым криком послышался второй, затем третий. На улице показалась целая ватага парней,- в длиннющих белых кожухах, в серых шапках, они шли в ряд поперек улицы, поскрипывая сапогами по снегу. Девушки бросились врассыпную.

- Лови! Лови! - на всю улицу заорали хлопцы. Шум поднялся, беготня. Хлопцы ловили девушек, здоровались с ними, шутили. Все это были знакомые хлопцы, свои: Тимофей, Иван, Грицько, Онисько, Федор... Федор так и бросился к Христе.

- Куда тебя несет, разиня? - крикнула та.

- К тебе. А ты куда бежишь?

- Чего мне бежать? Разве ты тоже такой, как твой отец? Пришли к нему колядовать, а он собаку науськал... Богачи, мироеды вы!

- Христя! Не вспоминай мне про дом, не говори про отца. Да разве его люди не знают? - жалобно начал Федор.

- А что он про меня говорит? И не грех такое плести?!

- Ну и пусть себе говорит... Всего ведь не переслушаешь.

- Не переслушаешь! Да есть ли у вас совесть? Постылые! - крикнула Христя и побежала к толпе девушек и парней. Федор, насупившись, потащился за нею.

Там уже был установлен мир; хлопцы, сбившись в кучу с девушками, вели шутливый разговор.

- Ну так как же, пойдем вместе колядовать? - спрашивали хлопцы.

- Нет, не пойдем, мы вас не хотим. Больно вы кричите, - отнекивались девушки.

- А вы нет?

- Всё не так, как вы.

- Ну еще бы. Того и гляди, перекричите.

- Хоть мы и кричим, да вас не хотим. Сами пойдем.

- А мы за вами. Куда вы - туда и мы.

- А мы убежим.

- А мы догоним.

- Куда вам! Запутаетесь в полах да упадете.

- Посмотрим.

Спорили до тех пор, пока все не собрались. Это был всегдашний спор; на самом деле девушки были рады, что хлопцы с ними,- и веселее и спокойней: пьяный ли привяжется, собака ли кинется - есть кому отстоять, оборонить. Все вместе двинулись дальше, одни кучками, другие парами. Ивга так и прилипла к Тимофею, хотя тот больше разговаривал с другими девушками. Федор угрюмо плелся за Христей. Так целой ватагой и ходили по селу, забегая чуть не в каждый двор.

Уже в других концах села стихли колядки, уже в редком оконце светился огонек, а наши девушки все еще бегали с хлопцами и искали, кому бы заколядовать.

- Вы, девушки, у матери были?

- Были.

- Вишь, а мы не были.

- Хороши, нечего сказать!

- Пожалуй, она еще не спит. Пойдемте к ней.

- Правда, пойдемте еще раз к матушке,- сказала Горпина.

- Поздно будет. Вон уж месяц скоро закатится,- возразила Христя.

- И пусть себе. Что мы, без него не найдем дороги? Коли боишься, проводим,- говорят хлопцы.

Христя заупрямилась - назад отступает.

- Христя не идет, так и мы не хотим! - упираются девушки.

Два хлопца подбежали к Христе, взяли ее за руки и потащили за толпой.

Месяц совсем спустился по небосклону, точно полкаравая, лежал над краем земли; из ясного и блестящего он стал мутно-красным; на небе только звезды мерцали да белый снег светился на земле. Не только люди, и собаки уже затихли; только на тех улицах, где проходили славильщики, еще слышался заливистый лай.

Пока дошли до Вовчихи, месяц совсем закатился, хата Вовчихи стояла темная и хмурая.

- Ведь вот говорила я, не надо идти, - мать уже спит, - сказала Христя.

- Разве нельзя разбудить ее? - возразил Тимофей и направился во двор.

- Тимофей! Тимофей! - кричали девушки.- Не буди! Вернись!

Тимофей остановился. Хлопцы настаивали на том, чтобы разбудить мать, девушки говорили, что не нужно.

- Пусть старушка хоть в праздник выспится. Мы и так не даем ей спать,доказывали девушки.

Хлопцы согласились, но все еще медлили.

- Будет! Пора по домам,- сказала Ивга.- Ты идешь, Тимофей?

Тимофей молчал.

- Разве Тимофею с тобой по пути? - спросила Приська, дальняя родственница Тимофея.

- А тебе какое дело? - окрысилась Ивга.

- Я Христю провожу,- сказал Тимофей.

- Я с тобой не хочу. Ступай с Ивгой,- возразила Христя.

- Тимофей с Ивгой! - крикнули девушки.

- Ладно! - согласились хлопцы.- Тимофей проводит Ивгу, Грицько Марусю, Онисько - Горпину, Федор - Христю,- стали они распределять между собой девушек.

- Становись, братцы!

Подойдя к своим девушкам, хлопцы повернули с ними назад. Одним надо было идти налево, другим - направо, третьим - прямо. Горпине и Христе до церкви вместе, а там Христе до дому еще оставалось пройти большую площадь. Толпа разбилась, разделилась, и, прощаясь на ходу, хлопцы и девушки кучками разошлись в разные стороны.

Горпина и Христя - бок о бок; рядом с ними по обе стороны хлопцы. Маленький Онисько в длинном кожухе, который едва не волочится по земле, смешит девушек: то шуточку отпустит, то коленце выкинет. Смех и веселая болтовня не затихают. Зато Федор, понурившись, бредет рядом с Христей, немой, молчаливый. Ему как будто и хорошо идти рядом с нею, но как будто и боязно; и самому хочется сказать что-нибудь, посмешить девушек, но пока он надумает, Онисько, глядишь, уже и рассмешил. До слез обидно Федору, что так он несмел и неловок. Недаром отец говорит - дурак. "Дурак и есть",- думает, молча шагая, хлопец.

Но вот и церковь показалась, чернеет в сером сумраке ночи; вокруг нее тихо, печально.

- Что это мне так страшно,- вздрогнув, говорит Христя.- Ты, Горпина, уже дома, а мне еще всю площадь надо пройти. Может, ты проводишь меня?

- Э, нет, сестрица: спать уже хочется. Да тебя вон Федор с Ониськом до самого дома доведут.

- А зачем Онисько, я и сам провожу! - сказал Федор.

Девушки попрощались, и разошлись. Онисько повернул за церковь и остановился.

- Так ты, Федор, сам проводишь?

- Да.

- Тогда прощайте. Спокойной ночи!

- Прощай. Спокойной ночи!

Христя и Федор остались одни. Некоторое время они шли молча. Федор думал, что бы такое сказать Христе; Христя шагала молча, то и дело вздрагивая.

- Ты, Христя, не озябла ли? - сообразил Федор.

- Сама не знаю, что со мной: трясусь, как в лихорадке.

- Если хочешь...- робко начал Федор,- у меня хороший кожух, длинный.

- Что же ты, снимешь его, что ли? А сам в рубашке останешься?

- У меня свита... А хочешь - полы широкие - полой прикрою.

И он мгновенно расстегнул кожух.

Христя улыбнулась. Федор увидел, как блеснули у нее глаза... Сердце у хлопца забилось... Он не помнил, как Христя очутилась у него под кожухом, бок о бок с ним. Ему так хорошо, тепло, радостно. Они молча шагают вдвоем.

- Что, если бы твой отец увидал, как мы идем с тобой? - спросила Христя и засмеялась.

- Христя! - воскликнул Федор, прижав ее к себе.

- Ты не жми так,- ласково сказала Христя. Федор затрепетал.

- Пока солнце светит,- начал он,- пока земля стоит... пока я сам не пропал,- не забуду я этого, Христя.

Христя звонко засмеялась.

- Чего это? - спросила она.

У Федора дыхание захватило, сердце как огнем обожгло.

- Ты смеешься, Христя... Тебе все равно,- снова начал он,- а я? я... Отец меня ругает: дурак, говорит. Я и сам чувствую, что сдурел... А тебе все равно, ты смеешься... Голубка моя! - тихо прошептал Федор, крепко прижимая Христю к сердцу.