Тайный любовник - Патриция Гэфни

За что он больше всего ненавидел рудники, так это за то, что они так бездарно съедали человеческую жизнь.

Тело Кона и душа восставали против столь несовместимой с человеческим достоинством работы, единственное, ради чего он заставлял себя спускаться под землю и выносить такую работу несколько месяцев, была возможность избежать разоблачения его самозванства. Надежда на это и гнала его в забой.

На «Доброй леди» и «Трегурте», рудниках, где он трудился весной, он быстро понял, что молчание – лучший способ не дать обнаружить свое невежество. Почти любой мог весь день бить киркой в гранитную стену, но лишь бывалый шахтер, не один год проработавший на медных рудниках, был способен со знанием дела говорить со своими напарниками о глинистом сланце и элване, штольнях и подземных выработках. Поэтому Коннор взял за правило помалкивать, когда находился в забое, и имел репутацию завзятого молчуна.

Но сейчас, после пяти минут работы со своим напарником, ему стало ясно, что прикидываться молчуном не придется. Даже если бы он был болтлив, как сорока, это не имело бы никакого значения, потому что Трэнтер Фокс не дал бы ему вставить и словечка.

– Пендарвис, говоришь? Можешь гордиться такой фамилией. Да еще из Тревитила! Господи помилуй, это ж рукой подать от Трегони, где я родился и вырос. Доводилось тебе работать на «Щедром Альберте»? Нет? Благодари бога, Джек, такой дыры в жизни не видал, безнадежное место. Полгода без толку там потерял, когда был молодым да зеленым. Думал разбогатеть. Черта с два! Держись подальше от Тайвордского прихода, парень, мой тебе совет. Подай-ка кувалду, вон она, возле тебя валяется. Как по-твоему, есть какой-нибудь резон пробиваться глубже? Можем наткнуться на ребят, которые ниже нас копают, или стоит соединиться с Муки и его напарниками, что скажешь? Ты еще незнаком с Муни? О, парень что надо, башковитый, вроде тебя, мне за ним ни за что не угнаться, не подстраивай я так, чтобы он выполнял за меня половину работы. А он ничего не подозревает. Эй! У тебя свеча догорает, вот, возьми-ка быстро. Бери, бери, потом сочтемся. Так о чем ты спрашивал? А, как я остался без Мартина Берра, моего последнего напарника. Он теперь сильно закладывает за воротник, вчера вечером я видел его «У святого Георгия». Он, видишь, еще на костылях ходит, ну и грохнулся с крыльца, вот дочка и пришла за ним, отвести его домой. Но упал-то он спьяну, а не потому, что ноги у него сломаны. Как он ноги сломал? Да свалился с лестницы на тридцатом уровне и обе ноги-то и переломал. Уильям Старк говорит? «Слышу, треск раздался, а Мартин уже пролетел два горизонта и лежит». Уильям может нас обойти. Но уж как Мартин потом стонал – на весь рудник! В жизни не слышал, чтоб так выли, не приведи Господь. Никто не мог его вытащить наверх, пока мисс Дин не велела опустить бадью, в которой руду поднимают, мы так и сделали. Ты б видел его, Джек, переломанные ноги торчат из бадьи, поднимается потихоньку, сажень за саженью, словно на небеса. И все время кричит, понимаешь, мне даже стыдно за него стало – ведет себя как плаксивая девчонка.

Как говорливый горный ручей, что струится, не пересыхая даже в самые жаркие месяцы лета, так Трэнтер Фокс болтал, не умолкая ни на минуту. Это было на руку Коннору во-первых, не было необходимости говорить самому и тем самым выдать случайно свою неопытность в рудничном деле, и во-вторых, давало возможность все узнать о «Калиновом», ни о чем не расспрашивая.

К перерыву на ленч Кон уже знал, что дела на руднике шли хорошо с тех самых пор, как мисс Дин почти три года назад унаследовала его от отца – обстоятельство, удивлявшее чуть ли не каждого. Не то чтобы и раньше не знали, что у нее есть голова на плечах, уверял Трэнтер. Но все-таки она – женщина, к тому же молодая, которую в двенадцать лет отослали учиться, а вернулась она, когда ей было восемнадцать, так что, конечно, она оторвалась от жизни небольшой, но тесно спаянной общины деревни.

– Теперь некоторым шахтерам не по нутру, что приходится, так сказать, подчиняться ей, поскольку она дама, а не мужчина. Зато другие за нее жизни не пожалеют, потому как при ней стали зарабатывать куда больше. Что до меня, то мне она нравится. Не придирается, не требует больше того, что я могу, и сама там наверху работает не меньше любого мужика. А потом, на нее и посмотреть приятно.

Трэнтер ухмыльнулся, его черные глаза на чумазом лице задорно сверкнули. Он был уроженцем Корнуолла, низенький, не больше пяти футов ростом, но крепко сбитый, сильный и проворный, как обезьяна. Он звал Коннора «сынок» и «парень», хотя ему самому было лишь около тридцати. Как Джеку. Он сообщил, что работает под землей уже двадцать лет – начал девятилетним откачивал воду на оловянном руднике, – и Коннор поймал себя на том, что невольно прислушивается, нет ли в его дыхании характерного присвиста туберкулезного больного или глухой одышки от начинающейся пневмонии. Но коротышка шахтер выглядел здоровяком, и когда не говорил, то пел. Главным образом он пел церковные гимны – чаще всего «Будь верен Мне», перемежая их весьма земными кабацкими песенками. Он был немного утомительным, но приятным товарищем, и к тому времени, как они, вымотавшись, спустились вниз на восьмидесятый горизонт, чтобы перекусить с Муни Донном и его бригадой, Коннор решил (когда подошли другие шахтеры), что с напарником ему несказанно повезло.

Для ленча выбрали наспех место, где было относительно прохладно и сухо, и расселись кто на бочонках пороха, кто на обрезках досок, принесенных с собой. Коннор не захватил никакой еды, и остальные поделились с ним хлебом, сыром и беконом, Трэнтер даже выделил ему на десерт половинку яблока и кусок сладкой коврижки. Под грохот дробильной машины и шум паровых насосов, беспрерывно откачивавших воду из глубоких штолен, они вели обычный шахтерский разговор о богатых жилах, которые когда-то нашли или хотели бы найти, о том, сколько денег надеялись получить в конце недели, когда добытую ими руду отделят от пустой породы и взвесят, о том, кто больше устал, кто сильнее, кто дольше работает. Коннор не удивился, что в разговоре все время всплывало имя мисс Софи Дин, собеседники не могли противиться искушению поговорить о ней, и среди прочего он услышал немало сальностей, впрочем, не столь много, как можно было ожидать. Но нравилась она кому или нет, все до единого относились к ней с уважением, и похоже, единственным ее недостатком было то, что она женщина.

В штольне на более чем стометровой глубине воздух был горячим, спертым и нездоровым, ядовитая смесь чада свечей и порохового дыма мешалась с дыханием людей и влажными испарениями и мутной пеленой висела в воздухе. Один из напарников Муни Донна поперхнулся хлебом и зашелся в кашле, что дало повод Трэнтсру напомнить «Мисс Дин заказала новый вентилятор». Коннор с радостью встретил его слова. Все дружно закивали, приговаривая: «Да, она у нас такая», и в их голосах слышалась гордость за нее. Но скептицизма Коннора это известие не развеяло. В последнее время в прессе появились публикации исследований на тему связи качества воздуха и экономической эффективности рудников. Некто Макворт утверждал в статье, что на рудниках глубокого заложения понижение температуры вследствие улучшения вентиляции способно дать владельцам экономию в двенадцать фунтов на каждые шесть футов глубины. Мисс Дин вполне может заняться очисткой воздуха в штольнях «Калинового», но Коннор очень сомневался, что мотивы, которые ею движут, имеют отношение к заботам о здоровье ее шахтеров.