Предателей (не) прощают (СИ) - Суботина Татия

Доброжелательность Лёли подкупала, я втянула колючки, и буквально через десять минут мы обе уже щебетали, словно знали друг друга всю жизнь.

– Слушай, а давай в парк сходим? Там такой пломбир продают – закачаешься!

– Не могу, – поморщилась я. – Нужно помочь родителям с вещами.

– Так за чем дело стоит? – встрепенулась Лёля. – Давай я тебе помогу. Вместе быстрее справимся и в парк рванем!

– Ну-у… если тебе не трудно…

– Все равно делать нечего, – отмахнулась соседка. – Так хоть новой подруге помогу и сама от скуки не закисну. Хватай вот тот вазон, а я возьму коробку.

Не успела я моргнуть, как Лёля уже твердым шагом направилась к подъезду и скрылась в нем. Я тяжело вздохнула и, взяв фикус – любимый вазон мамы, пошла за ней.

«Хоть бы пупок не развязался!» – пыхтела про себя.

Пупок меня не подвел,  а вот двери очень даже. Прилетели прямо в лоб, только я подошла ближе.

– Бац! – И перед глазами засветились звездочки, потом все потемнело, и я повалилась назад.

– Жива? – первым, что услышала, как только гул в голове стих, был приятный мужской голос.

Его обладатель – крепкий брюнет в белой майке – держал меня за руки, не давая упасть. Глянув в его синие глаза, я… пропала!

В жар бросило, сердце зашлось, ноги подкосились!

Ой, мамочки!

– Эй! – испугался не на шутку незнакомец, притягивая меня к себе вплотную. – Так плохо?

От близости его горячего тела? Еще бы!

Спасите меня кто-нибудь!

Нет! Не смейте спасать!

Похоже, мне уже так необыкновенно хорошо…

– Фикус разбился? – прокаркала я. И действительно, вазон лежал возле наших ног, обнажив корни из горшка. – Мама меня убьет…

Парень нахмурился и прикоснулся кончиками пальцев к моему лбу:

– Сильно больно? – обеспокоенно выдал он.

– С-ш-ш! – зашипела от прикосновения, интуиция подсказывала, что скоро придется красоваться огромной шишкой.

– Прости, я тебя не заметил. Не хотел ударить.

– М-х-м… – от пронизывающего взгляда парня я оробела и сделалась какой-то косноязычной дурой.

Никогда не знала, что так бывает. Раз – и мозги отключились. Или все же это от удара?

– Машка! – вернулась Лёля. – Ваня, а ты что тут…

– Маша, значит, – улыбнулся он, не спуская с меня глаз. – Манюня…

«Иван. Ваня. Ванечка», – я мысленно покатала имя парня на языке, словно сладко-кислую конфету.

– А что здесь происходит? – повысила голос Лёля, но никто из нас не смог повернуть на нее голову. Между нами творилась… магия?

Ваня еще раз аккуратно притронулся к месту удара.

– Иди домой и приложи что-то холодное, – скомандовал он, отпуская меня и убеждаясь, что твердо стою без посторонней помощи. – А за вазон не волнуйся.

– Но…

– Я все исправлю, принцесса, – пообещал парень и побежал прочь по улице, оставив меня в растерянности.

Оглушенную, ослепленную сверхновой. Нет, такие ощущения точно от удара не появятся!

– Это кто? – обернулась я к хмурой Лёле.

– Ванька Давыдов, – буркнула она. – Эй! Ты что, запала на него? Даже не думай!

– Почему?

– Ванька не тот, с кем стоит связываться, – припечатала новая подруга. – Он сын алкоголички, и вообще! Никто толком не знает, какие грязные делишки проворачивает. Опасный тип, короче.

Опасный?

Меня это не остановило. В объятьях Вани я не почувствовала никакой опасности, наоборот…

Через полчаса парень принес нам новый фикус, шишка у меня все же выскочила. Но это не помешало пойти в парк. Втроем. Я, Ваня и Лёля. Пломбир там действительно был божественным!

Рядом с Ваней все для меня казалось таковым, пока он не предал нашу любовь и не доказал, что связываться с ним все же не стоило.

* * *

– Да, это наш лучший фотограф, – щебетала Аллочка Давыдову, он даже, наверное, что-то ей отвечал. Не только же авансы в виде сладких улыбок расточал!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Жаль, я пропустила, как и всю предыдущую его речь, утонув в воспоминаниях.

 «Не выпрыгивай из юбки, Алка! – так и хотелось взвыть мне. – С таким, как он, ничего серьезного не построить! А у тебя муж и дочь!»

– Лучший? – скривил рот мужчина из моего прошлого. – Тогда неудивительно, что продажи наших изданий так упали. Хр*ново ваши «лучшие» работают.

Я дар речи потеряла. Обычно за словом в карман не лезу, а тут

 как отрубило!

Сижу, глазами хлопаю, а Давыдов победно усмехается – наглая морда!

– Какие задачи ставят, так и работают, – тут же заступился за меня Широкий. – На уровень мастерства заказуха не влияет. Не будь Маша настоящим талантом, это рекламное дерьмо в печати вообще бы не смотрелось.

Наш новоиспеченный начальничек испепелил моего защитника таким красноречивым взглядом, что у-у-ух! Имей он смертоносную силу, и Артем уже бы не дышал.

– А вы у нас кто? – процедил сквозь зубы Иван.

Друг не растерялся, поудобнее устроился в кресле, еще и руку закинул на спинку моего, сидели-то мы рядышком! Давыдова сразу перекосило.

– А я у нас менеджер по связям с общественностью – Артем Александрович Широкий.

Артема вообще сложно было выбить из колеи, я за его широкой спиной спокойно грудью стоять могла. Что сейчас и делала, чисто номинально.

Слишком уж неожиданный ход конем сделала судьба! Я остро нуждалась в малюсенькой передышке, чтобы прийти в себя.

– Значит, плохо вы, Артем Александрович, клиентов на рекламу подбираете, раз лучший фотограф компании клепает такое откровенное дерьмо, – ухмыльнулся Давыдов.

Во мне же словно тумблер переключили.

Вместо растерянности пришла такая невероятная злость, что даже в жар бросило!

– А вы, Иван Александрович, пример покажите, как нужно качественно снимать, я согласна променять свое откровенное дерьмо на ваш профессионализм, – еще и улыбнулась в конце фразы, кто бы знал, каких усилий мне это стоило!

Давыдов пришпилил меня взглядом, словно бабочку булавкой, но я не опустила голову – не боюсь!

– Обязательно, – пообещал он таким голосом, что прямо сейчас небо с овчинку должно было показаться.

Я лишь повыше вздернула подбородок: прошли те времена, когда Князева пасовала. Трудности бьют, но и здорово закаляют.

Иван на мой мысленный посыл идти лесом, полем,  а лучше на самолет и в свою Америку дуть, лишь хмыкнул и продолжил вести летучку.

 У меня в голове такой гул невыносимый стоял, что я даже ничего толком понять не смогла.

Что там вчера плела Широкому о молодости инфаркта? Похоже, инсульт  от него далеко не убежал.

Реорганизация процесса, бла-бла-бла, новые рубрики, бла-бла-бла, свежая кровь, бла-бла-бла… Пожалуй, это все, что я смогла вынести из этого совещания. И так на силе воли держалась, только бы не скатиться в ненужные воспоминания. В сердце словно иглу воткнули.

Эх, Князева! А ведь ты искренне обманывалась, что та история в прошлом…

Первая любовь не ржавеет, что ли?

Не знаю, как с первой любовью, но первая сильная душевная боль кровоточит в душе так же яростно, словно и не было этих десяти лет между нами…

– Маша, тебе плохо? – прошептал мне на ухо внимательный Широкий.

Плохо ли мне?

– На этом все! – рявкнул Давыдов. – Задание вы получили, я буду ждать результатов. Спасибо за внимание, все могут приступить к своим непосредственным обязанностям.

Коллеги послушно потянулись к выходу, Эд отсалютовал Ивану, Широкий взял меня за руку.

– Фотографа попрошу остаться, – сказал Давыдов, заставив меня почувствовать себя Штирлицем. Просьбой это и в помине не прозвучало. Самый настоящий приказ! – Обсудим ваш и мой профессионализм наедине.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ну вот… А я надеялась забиться в свою студию и накидаться кофе, чтобы мозги прочистить!