Мужчины и женщина - Юлия Григорьевна Добровольская

class="p1">Утром домработница передала мне записку:

«Марина Андреевна!

Очень прошу Вас приехать сегодня в мой офис в 16 часов. Мне нужно с Вами поговорить. Разговор отложить не могу. Вечером, не возвращаясь домой, улетаю на две недели.

Спасибо.

С.»

* * *

Егор слушал музыку.

Андрей вёл машину. Я поглядывала в зеркало, но почему-то оно оказалось повёрнутым таким образом, что глаз водителя не было видно, только губы и подбородок. Может быть, я сижу не так, как обычно?… Да нет, место то же… Я попыталась чуть-чуть сгорбиться — выше носа водителя ничего увидеть не получалось.

Поёрзав, я остановилась на губах Андрея: пусть будет. Зато можно смотреть на них, не отводя взгляда.

Мне нравились его губы. В них виделось что-то… что-то французское. Особенно, когда он говорил. Впрочем, нет, вот так — сомкнутые — тоже…

Я попыталась представить себе, как они целуют женщину. Ничего не получилось… Для того чтобы представлять себе такое, нужно уметь влюбляться. Нужно хотя бы уметь видеть в мужчине мужчину. А я давно уже стала… как выразилась моя Элка, гендерно-нейтральной… Как арктическая пустыня…

* * *

Мы вышли вместе с Егором. Первый урок у него — мой.

Прямо не знаю, что делать: на каждом уроке — и по русскому, и по литературе — начиная со вторника, мальчишка просится к доске. Других желающих нет, приходится вызывать его.

Справилась в учительской: как по другим предметам? Общая тенденция роста оценок по гуманитарным дисциплинам. Математика, химия — средне, а вот по физике — пятёрки. Попытала физика, встретив его вчера в коридоре: не завышает ли он Егору оценки?

Дело в том, что папа Егора — один из основных доноров школы, и я опасаюсь, что за материальные даяния ему будут платить завышенными оценками сына.

Физик обрисовал картину так. У моего подопечного живой, экспериментаторский ум, расположенный к абстракции и парадоксу, но пониженная способность к точным наукам. Ставить по физике тройку за то, что парень не силён в формулах, но при этом изобретает новый опыт для определения теплопроводности жидкостей, он, Евгений Моисеевич, не может и не будет!

— Вспомните двоечника Роберта Вуда! — Возбуждённо говорил он мне. — Да того же Эйнштейна!.. Он ведь тоже не из отличников!

И физик напомнил мне фразу великого учёного — её я знала очень хорошо. Эйнштейн сетовал на то, что современные — современные ему! — методики преподавания душат святой дух исследования, который нуждается в свободе, а не в принуждении, и что без свободы этот дух непременно зачахнет. Печально, что эти слова вот уже полвека остаются актуальными…

Кроме всего прочего, Евгений Моисеевич заметил, что в этом году Егор стал прилежней относиться к учёбе вообще. В предыдущие годы он был более спонтанным: есть настроение или интерес — пятёрки, нет такового — ставьте двойки, мне чихать.

Я поблагодарила учителя за информацию.

Прочие подробности узнаю на родительском собрании.

* * *

После своего урока я решила побыть на воздухе — последние тёплые деньки. Скоро зима, которая вот уж не первый год стала нагонять на меня если не тоску, то грусть. Хотя с моей новой жизнью, похоже, не до мерехлюндий будет…

Я спустилась к реке и побрела по набережной.

Что там босс хочет мне сказать? Разговор, похоже серьёзный, а не просто указания на время отсутствия — в этом случае хозяину достаточно телефона или листа бумаги и ручки. Что-то случилось?… О его отъезде я знала ещё во вторник, так что поездка запланированная. «Разговор отложить не могу». Значит, есть тема… Ладно, дождёмся шестнадцати часов.

Егор. Он всё больше становится мне небезразличен… Нет. Не так… я не могу сформулировать это словами. У меня начинает болеть душа. Не за него, а о нём. Что это? Как это называется и что означает?… Мой довольно богатый опыт психолога не способен подсказать ответ — и именно это и озадачивает.

Андрей. Что за роль он играет в этой семье? Друг — понятно. Но друзья живут в своих домах, а навещают по случаю. Он, похоже, постоянно обитает в доме Сергея. Водителем работает — деньги зарабатывает у богатого приятеля?…

* * *

Андрей стоял на самом верху лестницы, по которой я поднималась в школьный сад, пребывая в размышлениях подобного рода. Он был совершенно спокоен, но у меня вырвался вопрос:

— Что-то случилось?

— Нет. Почему вы решили?

Я поднялась, и мы стояли рядом.

— Потому, что вы тут стоите и меня ждёте, — сказала я.

— Я видел, что вы пошли на набережную, и тоже захотел прогуляться. А потом не решился вторгаться в ваше одиночество… Вы пребывали в серьёзных раздумьях.

— С чего вы взяли? — Я засмеялась. — У меня озабоченное чело?

— Да нет, на вашем челе заботы не отразились… Но вы же всё-таки думали о чём-то?

— Человек всегда о чём-то думает. — Я направилась к своей скамейке.

— Смею вас разубедить.

— Вы имеете в виду медитацию?

— Не только это… Но вы сейчас не просто думали, вы решали проблемы. Я прав?

— Да. вы правы. — Сказала я, и во мне поднялось что-то, не слишком присущее мне, хотя профессионально хорошо знакомое. — Не вздумайте убеждать меня в том, что вы провидец или экстрасенс… или как там это у вас называется…

— У нас — это у кого? — Он улыбался.

— У вас, у тибетцев. — Мне становилось стыдно за себя, и я засмеялась. — Простите, это так… нервы…

— Вот-вот. — Сказал с улыбкой Андрей. — Я об этом. Что-то вас выводит из равновесия.

— Вам сказать? Или сами… прочитаете? — Я села на скамью и воззрилась на кладбищенский сад.

— Я не люблю вторгаться в чужое.

— Но умеете, правда?

— Умею. — Очень серьёзно ответил он.

Именно в этот момент мои интуитивные догадки обрели статус уверенности.

— Можно отгадать, когда вы впервые вторглись в моё?

— Отгадайте. — Андрей повернулся ко мне лицом и закинул руку мне за спину, положив её на спинку скамьи.

Это начинало походить на соревнование двух петушистых подростков.

— В понедельник, — сказала я так, словно озвучивала приговор партнёру по шахматам: «мат». — Когда я сидела вот на этом самом месте.

Он улыбнулся. Мне показалось — удовлетворённо и снисходительно одновременно.

— И в понедельник тоже. Но впервые это произошло гораздо раньше.

— Но мы знакомы только с понедельника… — Я была в замешательстве и не сумела этого скрыть.

— Это вы со мной знакомы с понедельника.

Андрей смотрел на меня с такой открытой улыбкой, словно говорил: ну, полно, хватит, оставим это, я сдаюсь.

Я,