И нет у него тайн - Кирилл Сомов

Чтобы отвлечься, Стефан спросил у Винсента:

— Хочешь, я еще кое-что покажу? Это большой секрет, никто не знает, только отец да я! Иди сюда, поближе!

Стефан пригнулся к половице, что была ровно посредине между столом и стеной. Нажал невидимый глазу гвоздик. Послышался тихий щелчок и половица приподнялась. Мальчик поднял ее еще выше, словно крышку.

— Гляди... — сказал он шепотом склонившемуся рядом Винсу.

Внутри, удобно устроившись на куске просмоленной парусины, лежал новенький коричневый пистоль. Стефан взял его в руки, покачал, разглядывая любовно.

— А что это? — непонимающе спросил Винс. Он и вправду видел впервые такую штуковину.

— Пистоль. Из него стреляют. У вас что, нет таких? Вот сюда засыпают порох, а в дуло — пулю. Потом ее шомполом заталкивают поглубже. А если нажать вот сюда, то пистоль выстрелит. Вот коробок рядом, там и пули, и порох.

Винс слушал пояснения, но мало что понимал. Вот если бы поглядеть, то тогда... Но Стефан не стал заряжать пистоль, а отправил его обратно в тайник.

— Ты смотри, не проболтайся никому, — строго предупредил он. — Тайна! Ну, а теперь пойдем по парку прогуляемся, пока ужин готовят.

И мальчишки выбежали из дома на поиски новых развлечений.

Глава тринадцатая

Пробежала незаметно неделя.

Винсент совсем поправился, щеки налились былой свежестью, силы бурным потоком вливались в ослабевшие члены. Стефан как мог ему в этом помогал, тщательно следил, чтобы найденыш ни в чем не нуждался, хоть слуги уже косились на подобное отношение юного хозяина к неизвестному мальчишке, невесть откуда взявшемуся.

Особенно не по душе это было Станиславу, но он не мог ничего поделать, Стефан все время находился рядом с этим приблудой.

А сам Стефан при общении с Винсом отвлекался от тяжелых дум, расцветал и каждый день придумывал что-то новое. Мальчишки подолгу бродили по аллеям парка, сидели у фонтана, бегали наперегонки, вели длинные беседы про жизнь — Винс рассказывал про свою деревню, а Стефан с жаром пересказывал истории про чужие страны, услышанные от отца.

Вот и сегодня, едва Винс завершил завтрак, появился юный шляхтич и велел следовать за ним. Винсент, сгорая от любопытства, с радостью исполнил приказ.

Во дворе слуга держал под уздцы светло-серую молодую лошадку. Она повернула к Стефану умную живую морду и коротко всхрапнула.

— Ну что, нравится? — спросил Стефан. — Твоя! Зовут Власта.

Винс едва не задохнулся от восторга, но подойти ближе не решался, топтался чуть поодаль.

— Чего тянешь? Запрыгивай! — обернулся к нему Стефан. — Или ты верхом никогда не ездил?

— Ну... Один разок...

— Погоди, дай угадаю! — прервал его Стефан. — Ты из седла выпал? Точно?

Винс смутился. Так оно и было — отец подсадил мальчика на смирную кобылку, да только не совладал Винс ни с седлом, ни со стременами, ни с уздечкой. Перевалился через лошадь и загремел на землю. Больше он таких попыток не делал.

А сейчас, когда Стефан смотрит так насмешливо, Винсу и подавно не хотелось ударить лицом в грязь, причем в прямом смысле. Но делать нечего и Винс медленно подошел к лошади. Он взялся за луку седла, вставил ногу в стремено. Попрыгал на одной ноге, пытаясь взобраться, да силенок не хватало. Стефану надоели эти воробьиные прыжки и он подсадил Винса, да так, что тот влетел в седло одним махом.

Сразу же ухватившись за уздечку, Винс пригнулся к гриве и испуганно зажмурился. Но лошадь стояла смирно, не собиралась брыкаться. Мальчик осмелел.

— Ну, давай, вперед! — Стефан шлепнул по крупу ладонью.

Слуга отпустил повод и отошел, а Власта сделала несколько плавных шагов. Винсент закачался, седло под ним заскользило, заколыхалось.

— Держись, да держись же! — крикнул Стефан, но было уже поздно.

Перепуганный насмерть Винс полетел на землю. Он квакнул, ударившись, попытался встать. Стефан подлетел к нему, с таким же испуганным видом.

— Ну что ж ты такой неловкий-то, — оправдываясь, спросил он. — Это самая смирная лошадь в моих конюшнях! На ней и младенец удержится. Эх... Сильно ушибся?

— Не-ет, не очень, — через силу ответил Винсент и попытался подняться. В груди болело, спина была как чужая, но он сделал вид, что все прекрасно и хоть сейчас снова на коня. — Давай я еще попробую...

— Вот уж нет! Забудь про это! — отрезал Стефан. — Это я виноват, надо было тебя придерживать, а еще лучше вдвоем ехать. Видать, не судьба тебе всадником стать.

Винсент опустил голову — правду отец говорил, растет сын как девушка, ничего не умеет...

— Пойдем в другую игру поиграем, — предложил Стефан. — Называется «кольца» Не слыхал?

— Нет. А как в нее играть?

— А вот увидишь, там все просто.

Стефан сбегал в дом, принес две деревянных шпаги и десяток колец, сплетенных из медной проволоки. Надо было всего-навсего ловить кольца, которые тебе бросали.

Винсент быстро понял, в чем смысл игры и размахивал шпагой на все стороны, пытаясь изловить хоть одно кольцо. Стефан уже подошел к нему шагов на десять, но у Винса никак не получалось.

— Будем каждый день играть, пока не научишься! — кричал ему Стефан, смеясь над каждой новой попыткой.

А Винс уже едва не плакал — упрямые кольца летели куда угодно, только не ему в руки.

Внезапно Стефан остановился и словно потемнел лицом. Он глядел куда-то в сторону. По тенистой аллее к ним шел человек в черном костюме. Плащ был весь в пыли, сапоги — в потеках грязи. Видно, что он сделал нелегкий путь, пока добрался сюда. Оставленная у ворот лошадь была также не в лучшем виде. Стефан сразу понял, что этот человек принес в дом беду.

Стефан узнал его — один из ближайших соратников его отца, полковник Казимир Шенсный. Мальчик шагнул ему навстречу и спросил, пытаясь совладать с собой:

— Что случилось, пан Казимир? Что с отцом? Говорите же, право!

Пан полковник вместо ответа склонил голову и подал мальчику свиток, перевязанный лентой с печатью. Стефан взял письмо двумя пальцами, но рука затряслась и свиток упал на землю. Винсент, видя такое его состояние, подобрал письмо и вновь подал его Стефану.

— Я не могу, — прошептал тот бескровными губами. — Прочти ты...

Винс вздохнул, сломал сургуч и развернул свиток. Разбираясь в причудливой вязи, он зашевелил губами.

— Читай же! — умоляюще попросил Стефан.

— Я не умею... — смутился Винсент.

Тогда полковник взял у него из рук свиток и стал читать сам. С каждым новым словом у Стефана выступали слезы на глазах, на него было страшно смотреть, так почернело его лицо.

Из письма следовало, что прославленный воевода короля Болеслава, пресветлый пан Вацлав Сендинеж, был убит в бою под городом Моравском. Король лично шлет сыну воеводы свои соболезнования, в чем и подписуется.

Пан полковник смотрел на мальчика с состраданием. Он проговорил:

— Поверь, Стефан, мы бились так, что клятые московиты летели прочь, теряя головы на скаку. Но на беду, к ним пришла подмога из Чернигова, мы совсем это не ожидали. все случилось слишком неожиданно, полегли пять сотен наших гусар. Пришлось отходить, дабы спасти хоть часть войска.

Он словно оправдывался в том, что стоит сейчас здесь, живой.

Но Стефан его вовсе не слушал. Страшная весть звенела в его ушах похоронным набатом. Он больше никого не хотел видеть. Оттолкнув плечом Винса, Стефан побежал в дом, в самую дальнюю комнату, забился в кресло и зарыдал в голос. Ему казалось, что жизнь уже кончена, и лучше бы он поехал вместе с отцом и лежал бы сейчас с ним рядом на поле, занесенный снегом...

Винсент тоже плакал, только очень тихо и почти незаметно. Он стоял с проклятым письмом в руках, не зная, что делать. То ли бежать за Стефаном, то ли оставить его в покое.

Пан полковник понял его состояние и посоветовал:

— Не ходи за ним. Пусть побудет один, ему это сейчас необходимо. Я вынужден покинуть вас, срочные дела. Сам понимаешь, война еще не окончена, хоть и несем потери, но надо держаться. Слышишь, парень, надо держаться!

Винсент кивнул в ответ. Он проводил полковника Шенсного взглядом и пошел в свою комнатушку. Рассказав все Марте, они вместе принялись лить слезы, поскольку пан воевода, хоть и был временами строг, но его любили.

Так они и встретили вечер, позабыв и про обед, и про ужин.

В усадьбе было так тихо, что казалось, будто ее все покинули, слуги, животные, птицы — уныние и печаль поселились здесь...

Глава четырнадцатая

До глубокого вечера в имении все ходили на цыпочках и говорили только шепотом, чтобы не потревожить юного шляхтича. Станислав строго шикал на лакеев, если те звенели посудой или стучали каблуками громче, чем следовало.