Лесные тропы - Евгений Васильевич Дубровский

Тогда пущу.

— Конечно, прохлопну. Важное дело!

Я живо зажег свечку, поставил ее на стол, надел пистон на капсюль длинного ружья, прицелился в маленькое пламя и спустил курок. Свечку задуло.

— Молодчина! — закричал старик. — Стрелять можешь. Ну что ж. Запалишь как свечку. А старбус не выдаст. Если ты это дело сделаешь, я тебе, сынок, старбуса оставлю, когда помру. В завещании напишу. Теперь слушай, мой мальчик. Всю ночь придется в болоте пеньком сидеть. Ни кашлянуть, ни чихнуть, ни ногой переступить, чтобы сучочка не сломать. Тихо-тихо сиди. Они выть примутся — не пугайся. Потом они мимо тебя пойдут, Василий знает, куда тебя свалить.

— Как свалить?

— Прямо с лошади. В этом вся штука. Чтобы человеческого следа около ихней тропки не было. А то унюхают — и не пойдут. Василий уедет с лошадьми. А ты смотри. Если будет еще светло, то первого пропусти, второго бей.

— Разве их двое?

— Когда от логовища идут, то первый — волк, за ним — волчица. Ее-то нам и нужно. Быть может, в темноте пойдут, тогда не стреляй. Подожди, — на зорьке назад вернутся. Тут наоборот: первого бей, это она и есть. Запомнил, не спутаешь?

Я повторил порядок волчьего хода.

— Правильно, — одобрил старик. — В голову не целься: промахнуться просто, — в бок, в лопатку пали. Только помни, что у тебя один выстрел; промазать — позор на всю жизнь. Старбус свое дело сделает. Давай его сюда. Зарядим. Становись на стул. Возьми мерку. Пустой попробуй, как насыпать будешь. Теперь порох сыпь. Вот из этой жестянки. Так. Пыж гони. Правильно. Картечь — видишь? Все двенадцать должны лечь ровно, не болтаться и не теснить друг дружку.

— Как же я это узнаю? Не заглянуть в ствол.

— Шомпол скажет. Держи! Этому шомполу цены нет. Он из черного дерева первейшим мастером выточен сто лет назад. Сыпь!

Я отправил дюжину свинцовых шариков в темную глубину диковинного ружья. Старик его от меня взял, встряхнул, постучал прикладом о пол и снова скомандовал:

— Полезай опять на стул! Запускай шомпол! Щупай. Ну, что?

— По-моему, ничего. Не шевелятся картечины, там все неподвижно.

— Хи-хи. Иначе не должно быть. Я вчера их на пыже примерил. Вот.

Он показал белый в черных точках картонный кружок.

— Этим пыжом прикрой, надень пистон. Готово? В шкафу в углу чехол лежит. Не нашел? Да нет, не на все ружье. Маленький чехольчик только на курок с собачкой. Ну вот, давай сюда, надевай! Теперь все в порядке. Не подкачает старбус. Смотри, не ляпни мимо, ты, стрелок!

Василий, вернувшийся из города с покупками, поохал над болезнью старика, но не очень удивился, что тот вместо себя посылает мальчугана: никакой мудрости нет в волка выстрелить. Пустое дело.

Старбуса лесничий, к сожалению, мне не отдал, а привесил на ремне за спину Василию и показал, как держать.

Поехали. Ничего, не плохо даже на клячонке, на рогожке вместо седла. На мосту через реку меня видели знакомые рыболовы: верхом еду, а впереди бородатый дядя с длинным ружьем. Значит, на охоту, хо-хо!

Красные полосы повисли на краю неба, когда мы въехали в лес. Зеленые вершины деревьев виднелись ясно, но между кустами ползли тени, растрепанно тянулись, точно обрывки белой паутины.

Василий задержал своего коня. Я на него почти наехал.

— Близко, — сказал он тихонько. — Как сниму шапку, так, значит, тут оно и есть. Тогда уже молчок, говорить нисколько нельзя. Ельнику я там накидал, на него прыгнешь и ружье от меня возьмешь. Ладно?

Вверху свистели утиные крылья. Где-то совсем близко чуфыкал тетерев. Зачмокали копыта наших лошадей, по болоту стали ступать.

Зеленые стены с обеих сторон приблизились к тесному сырому пути.

Что за шорох, кто там шевелится в темной чаще? Или мне только кажется, что там какая-то возня?

Однако важнее всего на свете шапка Василия.

Вот он ее снял, остановил лошадь.

Тут? Верно.

Вот еловые лапы навалены кучей. Я спрыгнул на них и протянул руки за ружьем. Но Василий, забрав поводья моей лошади, едет дальше, возвращается, показывает на землю под ноги лошади.

Что такое? А, понимаю. Это тут пойдут волки, тут волчья тропа, где чуткие звери спокойно нюхают следы копыт, но не переносят поступи человека.

Василий подъехал, передал мне ружье и молча подмигнул мне на лаз: понял ли? Я также кивнул: понял. Он уехал.

У-у, какая жуткая ночь подступает со всех сторон!

Серой стала небесная вышина. Туман густыми клубами, точно дым, вылезает из каждого куста. Это оттуда, из этих колеблющихся белых волн набегает такой противный холодок? Брр… Как сыро стало! Кто это так урчит? А, лягушки. Догадался, но никогда не слыхал их в таком множестве; как-то угрожающе звучит в наступающей темноте многоголосый крик.

Таинственно, гулко посвистывает, летая кругом, большая темная птица. Понимаю — сова. Кого она тут ловит?

«Бу, бу! Бу-бух!» — стонет кто-то глухим басом в глубине леса.

Ну, там болото, топь. Там всякие гадости могут быть.

А не закричать Ли мне во все горло да не убежать ли по дороге, куда уехал Василий?

Вдруг оттуда как-то сверху, заглушенный далью, но ясно донесся до меня крик петуха. Ему ответил другой, потом несколько разом.

Ах, чудесная песня, прекрасные кукареку, милые, милые петухи!

Значит, там, на горе́, деревня. Там живут люди. Их замучили волки. Зачем я сюда пришел?

Стыдно охотнику бояться пустяков. Лучше займемся, как поудобнее приладить длинный ствол старбуса в направлении на волчий лаз. Прицеливайся, стрелок! Раз, два…

Тут, совершенно не заметив, как это случилось, я крепко уснул и проснулся от странного звука.

Наперебой двое сильно трубят в медные рожки: «Ту-ру, ту, ту! Тута, та, та!»

А, знаю. Горнисты зорю бьют. Сколько раз слыхал я этот бодрый сигнал у солдат среди белых их палаток. К нему еще приговорка смешная:

Выходила поутру

За холстами баба…

Да разве здесь лагерь?

Лес кругом стоит. Я в болоте лежу на мокрых еловых ветках. Бекас дребезжит где-то в вышине. Вдруг огненные стрелы потоками брызнули в небо из-за зеленых вершин.

Это утро! Это солнце, это журавли играют зорю!

Прошла ночь, прокатились мимо меня волки. Ничего я не видал, все проспал, несчастный. Какой стыд! С этаким ружьем разиню изобразил.

А не пойдут ли волки домой? На утренней заре тоже можно стрелять, говорил учитель. Я взглянул на лаз. Там, где вчера усердно топтались клячи, неторопливо мелькали одна за другой две длинные серые тени.

Волки!

«От гнезда ночью первым идет