Застывший взгляд - Райнер Пацлаф

И все-таки вполне возможно, что скепсис в отношении телевидения будет расти. Ведь упомянутая утрата иллюзий постепенно проникает из научных кругов в сознание рядовых телезрителей, вызывая уже кое-какие эффекты пробуждения, прежде всего там, где зритель испытывает шок, встречаясь с практическими последствиями собственной кресельно-гедонистской ментальности. Такое случается, к примеру, когда он поневоле убеждается в том, что увеселение от просмотра рекламы внезапно оборачивается делом отнюдь не веселым, если дети требуют купить те или иные товары, всегда стремятся получать все самое новое и т. д. Многим родителям приходится переживать самый настоящий потребительский террор со стороны собственных детей.

Из соответствующих исследований известно, что в США на рынке рекламы в детских передачах бум начался с начала 90-х годов, когда обнаружилось растущее влияние детей на покупательский спрос родителей. Сорок тысяч рекламных роликов в год, т. е. вдвое больше, чем двадцать лет назад, сегодня адресуются прямо детям68, прежде всего в виде клипов, пользующихся все большей популярностью, и в этой сфере действительно складывается прибыльный рынок мировых масштабов.

Согласимся ли мы, чтобы детей коммерчески эксплуатировали начиная с самого нежного возраста, натаскивали их на потребительскую ориентацию, чем злоупотребляют глашатаи новых стилей одежды? В США уже начинают спрашивать себя об этом. Но давление общественного мнения все-таки столь сильно, что законодатель хотя и вышел на сцену, но до радикальных ограничений дело так и не дошло — коммерция оказалась важнее69.

Эпидемия ожирения

Многочисленные исследования, проведенные в США на тему влияния рекламных роликов на пищевые привычки детей, остались гласом вопиющего в пустыне. Уже в 1980 г. было отмечено, что в американских программах для детей 80 % рекламы посвящено темам игрушек, кукурузных хлопьев, сластей, лакомств и ресторанов готового питания. В 1990 г. исследователи обнаружили, что «шесть из десяти рекламных клипов по субботним утрам рекламируют товары, относящиеся к питанию. Большая часть продуктов, которые показывают в них детям, содержит в себе излишне много сахара — это сладкие кукурузные хлопья, пирожные, сласти, сладкие напитки и кексы (…). Эти клипы, как правило, увлекательны, выдержаны в быстром темпе, сделаны с выдумкой, сопровождаются приятной музыкой и проигрышами и разыграны симпатичными актерами. Представление продуктов в них увязано с шутками, позитивными качествами, призами и знаменитостями, вызывающими восхищение» 70. Но и в ежевечерних игровых фильмах очень многие персонажи едят и пьют71, правда, это редко бывают регулярные приемы пищи — они, как правило, поглощают лакомства совсем «попутно» — причем точно так же, как и зрители.

Вот с чего предлагают брать пример — и, конечно, не удивительно, что избыточный вес и крайние формы ожирения приобрели в США чуть ли не эпидемический размах, особенно среди детей школьного возраста и молодежи. В 1990 г. исследователи констатировали: 25 % детей и 30 % подростков имели избыточный вес, а крайние формы ожирения за пятнадцать лет стали встречаться на 98 % чаще72.

А вот на телеэкранах ожирение вполне логично затушевывается: почти все, кого можно там увидеть, стройны, имеют идеальный вес и являют взору идеальные пропорции фигуры. Они совершенно спокойно поглощают самые калорийные продукты питания, подспудно внушая телезрителю благую весть: «Можешь есть сколько и чего угодно — и не растолстеешь никогда!» При этом, разумеется, никто не говорит ему, что есть сколько угодно, не толстея, может разве что какая-нибудь особа, страдающая истощением. Стало быть, булимия,[10] как в 1990 г. метко сформулировал В. Г. Дитц, выступает как «наиболее широкая форма приспособления к телевнушениям о питании» 73.

Американские исследователи приложили большие усилия, чтобы показать, что эти послания с телеэкрана фактически влияют на пищевые привычки детей и взрослых. Так, в 1990 г. было выяснено, что между ожирением и потреблением телевидения существует характерная взаимосвязь: «Зрители, смотревшие телевизор более трех часов в день, страдали ожирением вдвое чаще тех, кто смотрел телевизор менее часа в день». Далее, оказалось, что «время, проводимое перед экраном не ожиревшими детьми, позволяло достаточно надежно предсказывать, грозит ли им в более позднем возрасте опасность заболеть ожирением» 74.

Нэнси Синьорьелли, подробно изучавшая воздействие телевидения на пищевые привычки зрителей, закончила свой отчет словами: «Итак, телевидение и масс-медиа вообще предлагают весьма проблематичные и потенциально опасные сведения о пище и питании. (…) Поэтому нам очень важно осознать все коварство этих сообщений о пище и питании в масс-медиа — особенно если они адресованы детям и подросткам. Если мы хотим жить долго, сохраняя здоровье, нам придется извлечь отсюда урок» 75.

Сколь бы ни был верен этот призыв к разуму, он не подействует на заядлых телезрителей, ведь они уже безнадежно увязли в заколдованном круге своей мании: тот, кто много времени отдает телевизору, не может много заниматься спортом и потому легко жиреет; но если он уже ожирел, у него нет желания заниматься спортом, — и вот круг замыкается: он сиднем сидит у телевизора, поглощая калорийные лакомства, которые при таких условиях, как показано в первой главе, усваиваются организмом еще менее, чем при полном безделье.

Когда дети становятся убийцами

22 апреля 1999 г. «Зюддойче цайтунг» замечала по поводу резни в Литлтоне, штат Колорадо (США): «Статистики утверждают, что в среднем за свою жизнь вплоть до поступления в колледж молодой человек мог увидеть в масс-медиа изображения более чем 200 000 преступлений, связанных с насилием, и репортажи о примерно 16 000 убийствах — по телевизору».

Вновь и вновь повторяющиеся в последние годы в прессе подобные сообщения указывают на тенденцию, привлекающую к себе и в Европе все более обеспокоенное внимание по мере приумножения числа телеканалов. Рост показа насилия по телевидению стал темой, не только крайне ожесточенно дебатировавшейся в кругах специалистов, но и превратившейся в предмет оживленных обсуждений и в самих масс-медиа, и в обществе. За всю историю телевидения этой дискуссии не было равных: она оставила далеко позади даже дебаты о рекламных клипах для детей.

Дискуссия о воздействии масс-медиа велась страстно, как никакая другая, но и, как никакая другая, дала неопределенные выводы. В ее ходе, к примеру, ссылались (справедливо, но на деле цинично) на давление коммерции, которое ощущают на себе владельцы телеканалов в ежедневной борьбе за просмотровое время. В этой связи, пишет Удо Михаэль Крюгер, «участившееся обращение к темам насилия и секса как орудие в усиливающейся конкурентной борьбе кажется неизбежным, потому что ее участники стремятся добиться большей дальнобойности, привлекая к своим передачам больше внимания, и таким путем достичь коммерческого успеха. На губительные побочные эффекты для отдельных телезрителей можно не стесняясь закрывать глаза, тем более что доказать прямую причинную зависимость тут попросту невозможно» 76.

Зато другие считали, что показ сцен насилия не принес бы вовсе никакой прибыли, если бы не было зрителей, наслаждающихся ими. И действительно, многие исследователи приводят данные о том, что велико число потребителей телевидения, не только относящихся терпимо к самым крайним проявлениям насилия на экране, но и откровенно смакующих их. Это число, видимо, примерно равно числу тех, кто такими сценами возмущается. По этому поводу часто задают вопрос: а что вообще понимать под насилием? Для детей, скажем, весьма привлекательно «насилие развлекательного типа» в фантастических фильмах или в комиксах. Может быть, уже это опасно? Или таким путем мы как раз и внушаем детям, что насилие безвредно и ни к чему плохому не ведет?

Совсем уж неразрешимым оказался вопрос, побуждают ли детей и подростков сцены насилия на экране подражать им на практике. Некоторые исследователи годами упрямо держались тезиса, что телевидение, наоборот, прямо-таки устраняет агрессивность, поскольку дает возможность пережить агрессивное влечение не в реальности, а в воображении (теория катарсиса[11]), или хотя бы сдерживает его, возбуждая страх перед экранным образом (теория сдерживания). Впрочем, нигде как будто бы не найти и окончательного доказательства, что экранное насилие влечет за собой насилие реальное. Даже тезис о том, что, постоянно видя сцены насилия, телезритель мало-помалу примиряется с ним как явлением повседневным, вроде бы опровергается длительными исследованиями.

И все-таки исследователи не могут в конечном счете игнорировать понимание того, что «ни благонамеренная, но преуменьшающая опасность теория катарсиса, ни теория сдерживания не могут считаться достаточно надежными: вредоносные воздействия тут вполне возможны — даже если их причинную обусловленность еще нельзя доказать неопровержимо» 77. Давление общественного мнения возросло, в результате чего в дело вмешался законодатель, владельцы телеканалов оказались под ударом регулярных разоблачений в публикациях о доле показа насилия в отдельных программах и поспешили восполнить урон престижа добровольным самоограничением. Казалось, общество добилось своей цели. Но поскольку до сих пор бесспорным было только, «что сцены насилия могут оказывать негативное воздействие на проблемные группы», а в остальном в науке царит большая неуверенность «относительно того, как и насколько экранное насилие воздействует на эти проблемные группы» 78, то ограничения не могли быть очень уж строгими.