Мне нравится все то, что принадлежит другим - Александр Войнов

И слегка задумавшись, добавила:

– Странно все-таки, что мне на кладбище показалось, что у тебя руки в крови. А то была всего лишь красная глина. Но мне кажется, что в этом есть какое-то совпадение.

– Если кажется, креститься надо, и все как рукой снимет, – заметил Левша.

Провожая взглядом легко поднимавшуюся по ступенькам медсестру, подумал:

"Тебе не на больничке работать, а в оперчасти. Сучка ментовская. Смотри, какая крученая. Видать и Никанора к рукам прибрать хотела. Замуж за него выскочить собиралась. А там и до камней рукой подать. Вовремя старикана Бог прибрал. А от нее надо подальше держаться. Слишком остроглазая".

Ближе к вечеру Левша раскопал в сарае угольную кучу, достал завернутый в полотенце парабеллум и отнес сверток к себе в комнату. Он решил в последний раз разобрать и почистить оружие. Как и предполагал, в обойме находилось девять патронов. Десятый Никанор держал в стволе, тем самым увеличивая боекомплект на один заряд. Он и стал причиной его гибели. Собрав парабеллум, Левша покрыл его толстым слоем густой смазки, завернул в несколько слоев промасленной бумаги и упаковал в жестяную коробку.

До городского кладбища он добрался далеко за полночь и в темноте с трудом разыскал могилу Никанора. Бережно отложив в сторону мокрые от дождевых капель цветы, саперной лопаткой вырыл у изголовья полуметровую яму, положил в нее сверток с пистолетом, немного подумав, бросил туда же стреляную гильзу и засыпал землей.

– Так всем будет спокойней, – подумал он, разравнивая землю лопаткой и возвращая на место цветы. – Ну, вот и ты наконец-то обрел вечный покой.

Жильцы Архиреевой дачи облегченно вздохнули, когда после смерти Катсецкого неожиданно пропал Золотой. Сначала все думали, что он вернулся к себе в душегубку, но потом кто-то увидел его на городском кладбище рядом с могилой Никанора. От прежнего сытого и наглого Золотого не осталось и следа. Он похудел, стал вдвое меньше, рыжая шерсть потеряла свой медный отлив, и только обрубок хвоста, жизнеутверждающе торчащий вверх, напоминал прежнего Золотого. Попытки кладбищенского сторожа прикормить кота окончились неудачей. Он затащил Золотого в сторожку и пытался накормить остатками ужина. Неблагодарный кот расцарапал сторожу руку и вернулся к Катсецкому.

"Вот мы и квиты, фотограф. Так им спаться будет спокойнее",- подумал Золотой, сидя у Катовой могилы.

Под утро рыжий кот обернулся вокруг обрубка хвоста и внезапно растаял в предрассветном мареве.

Целый день Левша чувствовал себя не в своей тарелке. Ночью спал беспокойно, долго крутился с боку на бок, отыскивая удобное положение, а. когда под утро, мучимый давящей болью в затылке, выбрался в город, то, завидев одинокого прохожего, перешел на другую сторону. Свернув во двор, он немного переждал и выглянул на улицу. Не понравившийся пешеход бесследно исчез.

"Так и до мании преследования недалеко. Надо теряться с Архиереевой дачи",- подумал Левша, направляясь к трамвайной остановке.

Трамвайная кондукторша, отрывая билет, слишком долго и пристально смотрела на его руки, и, отправляя вагон, сильнее обычного дернула ремешок, связывающий её с вагоновожатым. Вагон дернулся и нехотя покатился под гору.

"Тут что-то не так",- подумалось Левше.

Расталкивая пассажиров, он стал пробираться к выходу, перевернул чью-то корзину, наступил на ногу подозрительному субъекту, обутому не по погоде, в белые, обшитые кожаным узором, валяные бурки и выслушал в свой адрес не совсем цензурное замечание. На задней площадке у самого выхода он лицом к лицу столкнулся с невысоким, коренастым пассажиром лет сорока с лишним, одетым в дорогой бостоновый костюм и лакированные туфли с рантом. Черный галстук туго сжимал воротник полосатой рубашки, отчего загорелая шея налилась и на ней пульсировала упругая жила. Пассажир рукой ухватился за стойку, перекрывая Левше дорогу.

– Не спеши в камыши, в репяхах будешь, фраерок, – свистящим шепотом прошипел он Левше на ухо.- Слишком большой для себя кусок откусил. Подавишься. Камушки тебе боком выйдут.

Его покрытое глубокими морщинами лицо расплылось в улыбке, и только левый стеклянный глаз оставался неподвижным.

"Только тебя, пиндеокий, сейчас мне и не хватало",- недовольно подумал Левша, оттесняя плечом пассажира в сторону. На секунду повиснув на холодных, скользких поручнях, он спрыгнул с подножки.

В момент полета, когда ноги уже оторвались от ступеньки, но еще не коснулись земли, он поднял глаза и в вагонном стекле увидел внимательно следившего за ним одноглазого. Тот поднял вверх большой палец, высказывая одобрение, и. выглянув в окно, крикнул:

– Скоро свидимся.

Эта встреча не сулила ничего хорошего. Левша узнал этого человека. Он видел одноглазого только один раз, на жиганской сходке, но хорошо его запомнил. Это был бежавший из лагеря вор в законе Васька Псих.

"Могу перескочить из огня да в полымя. Теперь самое время менять место жительства",- подумал Левша.

Поздно вечером, потолкавшись по пустеющему вокзалу, он стал в очередь к окошку билетной кассы. Через два человека за ним примостился тот подозрительный тип, обутый в белые бурки, которому он в трамвае наступил на ногу.

"Слишком много совпадений для одного дня", – с тревогой подумал Левша.

Поезд подали с задержкой. Левша показал билет сонному проводнику и, подымаясь в тамбур купейного вагона, обернулся. По перрону, в сопровождении владельца белых киргизских бурок, поблескивая лакированными туфлями, уверенной походкой шагал Псих.

За черным квадратом вагонного окна шел проливной дождь. Мокрый холодный ветер бросал крупные капли на запотевшее стекло и размазывал по диагонали сверху вниз. Псих захлопнул не плотно прилегавшую оконную раму, опустил штору, единственным здоровым глазом с укором посмотрел на Левшу и покачал головой.

– С огнем играешь, храерок. За смекалку хвалю. С галошами тогда ты красиво придумал. Лихо втерся к Кату в доверие и прибрал его к рукам. Умело, грамотно и чисто. Я тебя тогда на толковище сразу приметил, когда ты уркам за водкой мотался. Мало того, что ты сдачу тормозил, так ты еще и вместо настоящей "московской" какую-то "бодягу" таскал. А разницу в цене себе оставлял. Если б урки подмену учуяли, тебе не сладко пришлось бы. Ну, а я промолчал. Думаю: "Достойная будет смена. И смекалка есть. И душка не занимать". И сейчас ты маху не дал. Психологически переиграл Катюгу. Он сам к тебе в пасть залез. А матерый зверюган был. Тут не всякий взросляк потянул бы.

Псих белоснежным платком вынул из глазницы стеклянный глаз, внимательно осмотрел и опустил в стакан с водой.

– А вот, что камушки за собой притормозить удумал, тебе дорого будет стоить. Слишком большой для тебя кусок. Откусить-то откусил, а проглотить не сможешь. Подавишься.

Псих повесил на крючок двубортный бостоновый пиджак, отпустил на одну дырку ремень на идеально отглаженных брюках и уселся за откидной столик напротив Левши.

– Я за ним давно охоту вел. О том, что Кат самого царя ограбил во время расстрела, еще до войны по Северу слух прошел. Представляю, сколько там добра. И оно все моё по праву. Но раз ты вмешался и руку приложил. давай раскинем камни по жигански. Третья часть тебе за исполнение, третья мне, как идеологу воровского движения. И одна треть в воровской общак, На поддержание идейно-воровского террора в лагерях, и на воле. Ни за что не поверю твоим сказкам, что ты их не нашел. Ты свое не упустишь.

– Можешь верить, а можешь, и нет. Я рассказал, как было, а дальше тебе решать.

Левша снял с верхней полки матрас, застелил его байковым одеялом, предусмотрительно сунув под подушку кастет.

Псих взял в руки спелый гранат и разломил его пополам. Кроваво-красный сок стекал по его ладоням. Он выбирал красные прозрачные зерна, клал их в рот и жевал крупными золотыми зубами.

– Гемоглобит повышает, – пояснил он Левше. – Мне после Севера необходимо. – И как показалось собеседнику, совсем не к месту добавил:

– Кто знает, добавит ли Бог завтрашние времена к твоим прожитым дням?

"Добавит, – про себя недовольно подумал Левша, – и не берись, пиндеокий, за Бога решать. Опасное это дело".

Левша проснулся от того, что мешающая спать, дребезжащая в стакане чайная ложка, внезапно затихла. Поезд стоял на безлюдном ночном вокзале.

– "Кажется, я здесь залежался", – подумал путешественник, икоса глянув на отвернувшегося к стене Психа. Тот спал, как убитый.

– "Видать, гемоглобит на пользу пошел", – подумал Левша, зашнуровывая Психовы лакированые туфли.

"Засыпал он вор в законе, а проснулся, где же кони?", – Усмехнулся Левша.

Не долго раздумывая, он "прикинул" на себя двубортный бостоновый пиджак, оказавшийся коротковатым по росту, но немного свободным в плечах.

"Мне нравится все то, что пренадлежит другим", – вспомнил Левша слова Никанора, нащупывая, в боковом кармане пиджака, золотой швейцарський брегет, и подумал: