Недоумок - Ксения Кривошеина

К разговорам за столом Шура мало прислушивался, но в основном все обращались за советами к отцу Миры: как нужно менять меньшую площадь на большую, сколько доплачивать и кому, как достать путевку в санаторий и у кого купить румынский мебельный гарнитур. Говорили гости на каком-то странном языке, то ли деловом, а может быть, иностранном. Шура разговоров не понимал, с трудом улавливал новый для него смысл, но в окружении этих милых людей от выпитого и съеденного Шуре стало тепло и уютно. Более того, ему впервые померещилось, что с такими людьми он был бы как за каменной стеной или, на худой конец, как у Христа за пазухой.

На пороге счастья

Приближались майские праздники, народ, как обычно, готовился к длинным выходным, погода обещала продержаться теплой, многие собирались провести эти дни за городом. Несмотря на рабочий день, граждане уже сновали по магазинам, занимали длинные очереди за дефицитом.

Шура стоял перед большим зеркалом в ДЛТ[2] и примерял шляпу. Это была его первая шляпа в жизни. Молоденькая продавщица всячески с ним кокетничала, предлагала ему то серую маленькую, то в клеточку с перышком, то фетровую темно-синего цвета.

Он давно не видел своего отражения во весь рост и с удивлением обнаружил, что недурен собой. Высокий, худощавый, темные волосы пострижены «под горшок» (как у Битлов), нежные щеки бритвы не знают, в карих глазах не столько ум светится, сколько непредсказуемое хулиганство, а на тонких губах играет вечная ухмылка. Он себе таким нравился.

Одно плохо: в зеркале он увидел, как ужасно выглядит его одежда. Когда-то модная импортная куртка, подарок отца, обтрепалась, джинсы засалены, давно не стираны, а об обуви вообще лучше не говорить. Но даже не смотря на это, он привлекал к себе женские взгляды, особенно когда нежно перебирал гитарные струны. Бабы его жалели и от его песен балдели. Дар перевоплощения у Шуры был в зачаточном виде, большого актерского таланта не наблюдалось, работать он не любил, выезжал на способностях, а амбиции подогревал желанием преуспеть. По характеру он был человеком нетерпеливым, от трудностей ускользал. Сколько раз жизнь подносила ему неприятные сюрпризы, но хитрость и изворотливость не раз его спасали (он слышал, что «хитрость — это второй ум»). Шура был уверен, что наступит день, когда он переплюнет отца, докажет ему и всем им, как они ошибались, он сумеет схватить птицу Счастья за хвост и не выпустит ее из рук. Уж тогда он ни перед чем не остановится и жалеть их не будет! От этих мыслей на душе у Шуры потеплело, он ухмыльнулся и надвинул шляпу почти до носа.

Мира позвала его на свадьбу к родственнику, а потому Шура должен купить черную шляпу. Мира хотела обязательно с лентой и широкими полями, но нужного размера не оказалось, была темно-синяя, она шла ему, а с гитарой через плечо он выглядел почти итальянцем. Шура заплатил в кассе, спустился по центральной лестнице ДЛТ на первый этаж, протиснулся через галдящую очередь, атакующую обувной отдел, и направился к остановке троллейбуса. Вчера в училище ему объявили, что вероятнее всего он получит распределение в Мюзик-холл. Это было неожиданностью, лучшего начала карьеры он не представлял.

* * *

Мира вошла в Шурину жизнь незаметно, она, как теплый пушистый котенок, легла ему на грудь и замурлыкала. После дня рождения они стали встречаться регулярно, он часто обедал или ужинал в ее семье, родители расспрашивали Шуру об его знаменитом отце, бабке-профессорше, они явно гордились, что такой молодой человек дружит с их дочерью. У Шуры язык не поворачивался сказать им, что отец выгнал его из дома, что живет он в каморке у бабки и что у него семья. Но долго скрывать не пришлось, совсем скоро он во всем признался Мире.

— Только не рассказывай об этом своим родителям, — попросил Шура.

— Нет, так дело не пойдет. Ты должен с отцом помириться. Я беру вашу встречу на себя! — Решительность Миры обескуражила Шурика. Но Мирочка так любила своих родных, их традиции, что Шура вполне понимал ее благородное желание всех примирить.

Она жалела его, он это видел.

Она любила его, он это чувствовал.

Ее родители приняли его как родного сына. Баловали, подкармливали вкусненьким, делали подарки. Постепенно эти люди стали своими. Шуру немного удивляло, что о Наде и его дочери Мира никогда не задавала ни одного вопроса. «Это от застенчивости, она не хочет меня огорчать лишними расспросами», — думал Шура. Он не подозревал, что у Миры был властный характер и она была болезненно ревнива.

Закулисный театральный бульон варился по классическому рецепту. Довольно быстро в Ленинграде стало известно, что у Миры с Шуриком роман, о его ссоре с отцом и мачехой было известно давно, но что его новая подруга «Снегурочка» была не так наивна как, казалось на первый взгляд, знали все, кроме Шурика. За Мирой тянулась слава искательницы приключений, всеми средствами она стремилась захороводить ценного мужика, а не так давно еле унесла ноги из Москвы. Один из очередных любовников заподозрил ее в краже «брюликов».

Мира была сама не своя, когда речь шла о драгоценностях, а семейные «цацки» достались ее любовнику в наследство от первой жены. Он Мире хвастался, как здорово он жену обманул, сделал подмену «шила на мыло». В начале их совместной жизни и планов на будущее любовник разрешал Мире эти «цацки» носить. Она надевала длинное бархатное платье с глубоким декольте — камеи на груди, камеи в ушах, камеи на пальцах, они ехали кутить в «Арагви» или ЦДЛ, где Мира потрясала воображение завсегдатаев. Побрякушек было много, к некоторым она особенно «прилепилась», браслеты и цепочки даже во время сна не снимала. Скандал разразился, после того как Мира потребовала от своего любовника «оформить» их отношения. Он отказался, сказал, что ценит свободу и что штамп в паспорте ничего не решает. Тогда Мира стала шантажировать его очередной беременностью и определенными секретами из личной жизни, которые могут плохо отразиться на его карьере. Мужик оказался крепким орешком и тертым калачом (да к тому же кавказец) и вышвырнул Мирочку из дома. Спасаясь от гнева, она успела прихватить кое-какие «цацки»! Миру прикрыли родители, они каким-то образом откупились от угроз любовника, задобрили его, подмазали, подсластили…

Но кого могли удивить в то время подобные страсти? Свальный грех был нормой и неотъемлемой частью «бохэмы», уже все переспали со всеми, пять раз развелись, переженились, бросили своих детей, пьянствовали и о завтрашнем дне не думали. Семья Миры хотела только одного — смыть позор с их дочери через брак с благородным человеком из хорошей семьи!

О столь далеко идущих планах Шура даже не догадывался.

* * *

В троллейбус его буквально внесли на руках, был конец рабочего дня. Шура мог бы дойти пешком до Дома архитекторов, но поленился. Пришлось придерживать шляпу рукой, а то снесли бы вместе с головой. Народ напирал, ругался, что-то острое впилось в его ногу, пьяный мужик густо выдыхал смесь перегара с закуской в лицо толстой гражданке. Шурик с опаской поглядывал на эту сцену и, решительно работая локтями, пробрался к выходу. Он слез у «Астории», перешел Исаакиевскую площадь и не торопясь дошел до «Архитекторов».

Сегодня день был во всем удачный, Мира сказала прийти в ресторан к восьми и сказала, что приготовила ему сюрприз.

Нарядный и просторный зал был еще полупустым, серьезные клиенты набивались после девяти часов, а пока за отдельными столами сидели парочки или группки творческих работников, курили, трепались, пропускали рюмочку. Скучающие официанты, устроившись в уголке, потягивали газировку и перешучивались со знакомыми постояльцами. Шура пришел заранее, Миры в зале не видно. Он сел за свободный столик.

— Заказывать будете? — лениво спросил официант. Его наметанный глаз сразу оценил Шурика. Внешний вид парня говорил сам за себя, надеяться на дорогой ужин и чаевые не приходилось.

— Нет, я человека жду. Как придет, так сразу закажем, а пока одно пиво.

Официант ковырнул в зубах спичкой и усталой походкой отошел к стенке.

Бутылка пива не была еще допита, как Шура увидел в зеркальном отражении перед собой элегантнейшую парочку. Он высокий, волосы артистически зачесаны, модная бежевая, свободного покроя куртка, держит под ручку женщину, несколько наклонясь к ее уху, что-то шепчет. Она на каблуках «шпилька», платье длинное с глубоким декольте, вокруг шеи золото, в ушах серьги, громко хохочет, крепко прижимается локтем к его бедру и кокетничает. Это Мира и его отец!

Глаза их встретились, смешливое выражение ее лица не изменилось, они, как старые знакомые, расселись вокруг Шуры. Отец отменно играл роль, на ходу досказывал анекдот, дружески приветствовал официантов и как ни в чем не бывало крепко обнял Шуру.