40 австралийских новелл - Вэнс Палмер

Все детство ее было связано с этим деревцом, которое в конце концов прижилось на голой равнине. Разве без этого хватило бы у нее духу так независимо держаться с другими девочками, а когда они удивлялись, что у нее нет с собой завтрака, со смехом объяснять им, что она второпях позабыла его на буфете? Они угощали ее, и ничто не омрачало удовольствия, с которым она поедала их сандвичи с мясом н горчицей, а иногда и с семгой. И потом, если бы не дерево, разве набралась бы она смелости попросить миссис Кафферти, чтобы та поручила ей развозить заказы?

— Бобу ездить неохота, миссис Кафферти. Ему бы только на байдарке ходить. А если он седло жалеет, как бы я не сбила, то мне седла не надо. Обойдусь и так.

Отношения с Бобом у нее были сложные. Этот флегматичный юнец, косолапый и косоглазый, не выносил, когда его дразнили из‑за Рози, и всячески избегал ее. Не так‑то приятно сознавать, что тебя вытащила из воды девчонка, да к тому же цветная. Он поднял целую бучу — ни за что не хотел, чтобы она ездила на его пони — и некоторое время сам усердно развозил заказы.

Но когда он уехал в большой город, где устроился на складе, Рози взяли в лавку на постоянную работу. Она быстро освоилась с делом — не только аккуратно заносила все заказы в книгу, но и сама доставляла их; знала наперечет все, что есть в лавке, и могла с точностью до последней банки сельдей сказать, что привезет следующий пароход. Пока сна была в лавке, Кафферти мог спокойно возиться, с бобами на огородике за домом, а жена его, добродушная грязнуха, — мирно похрапывать у себя наверху.

Каким заманчивым представлялось Рози ее будущее, когда она стояла у прилавка, отвешивая рыбакам чай и муку и перекидываясь с ними острым словцом, а по вечерам спешила домой с продуктами, купленными на заработанные деньги! «Маленькая Рози»! Казалось, в душе у нее постоянно журчит ручеек смеха. Ее улыбку за полмили видно, говорили люди.

Но жизнь ее круто изменилась, когда член муниципального совета Мортон решил, что пора выгнать Слейтеров из их крольчатника за ручьем и разбить там туристский лагерь для заезжих автомобилистов. У этого напористого предприимчивого человека был порядочный кусок земли, который он рассчитывал продать, и потому он грозно поглядывал на развалившиеся лачуги и шелудивых псов.

— Они свое взяли, эти люди, — повторял он. — Сколько лет живут — и ни квартирной платы, ни налогов не вносят. А все на нашем горбу. Это их становище — форменный рассадник глистов и всякой заразы. Давно пора его снести.

— А как же Рози? — возражали ему.

Да, а как же Рози?

— А Рози незачем уезжать, — объявила миссис Кафферти. — Я ее устрою при лавке, в задней комнатке. Ведь она у нас как своя, правда, Рози?

Сперва Рози, ошеломленная всеми этими разговорами, как будто согласилась. Но потом в ее темных глазах вспыхнул мятежный огонь.

— А по какому праву старый Мортон их выгоняет? — возмущалась она.

— Это все совет округа, — отвечали ей. — Совету нужен этот участок.

— Мало ли что ему нужно! Участок всегда был наш и больше ничей.

— Не болтай глупостей, Рози. Участок всегда принадлежал правительству.

— Еще чего! А когда же это правительство отдало его шайке старого Мортона?

Ну как растолкуешь столь неразвитому существу всю сложную систему земельной собственности? Старики Слейтеры делали вид, будто им вообще ничего не известно — жили, как прежде, и отмалчивались. Но, несмотря на их | пассивное сопротивление, Мортон стоял на своем. Весь участок вдоль соленого ручья надо отобрать, вырубить на нем кусты, разбить газоны, построить заправочную станцию и купальни. Придется Слейтерам поискать себе другое жилье. Для таких людей это проще простого, доказывал Мортон, пусть возвращаются в глубь страны, там им место. р — Если их выгонят, то и я не останусь, — объявила Рози. И с вызывающим видом отправилась домой помогать своему семейству укладывать скудные пожитки. По слухам, они перебирались куда‑то в глушь, на лесопилку, где Джон, один из подростков, имел постоянную работу; там и женщинам найдется сколько угодно дела — стирка, уборка. Рози хвасталась другим девочкам: у них будет домик из четырех комнат и апельсиновый сад, а внизу лужайка с ручейком — можно лошадь держать, а то и коз завести. По субботам в ближнем поселке показывают кино, а по воскресеньям ребята с лесопилки играют в крикет. Выходило, что жизнь там расчудесная. Все люди, по рассказам Рози, только и ждут Слейтеров, готовы их с оркестром встречать, если он у них есть, конечно.

— А эта свалка, — презрительно говорила она ребятишкам, ловившим креветок в ручье, — ничего в ней нет хорошего, я всегда говорила.

Но через неделю она снова появилась около лавки, понурая, словно пришибленная. Голубой залив, сверкающий в ранних весенних лучах, легконогий пони, серебристый дуб, предмет ее тайной гордости, — разве могла она бросить все это ради какой‑то фантазии, которая к тому же стала мерк-

— Мама говорит, что мне лучше остаться, — только и сказала она.

Молча пошла она за миссис Кафферти в заднюю комнатушку, выходившую окнами во двор. Когда дверь закрылась, она бросила узелок с вещами на кровать и долго разглядывала свое смутное, печальное отражение в осколке зеркала над умывальником.

С этого дня с Рози слетела вся ее веселая беззаботность; она стала решительнее отстаивать свои права. Вот, например, в вопросе об оплате. Больше она не довольствовалась теми несколькими шиллингами, которые Кафферти извлекал из кармана брюк, когда бывал при деньгах. Ей многое хотелось купить себе: купальный костюм, теннисную ракетку, туфли для пляжа. По вечерам она сосредоточенно изучала прейскуранты и потом посылала в город свои личные заказы.

Одинокая в этом чуждом ей мире Кафферти, она замкнулась в себе, в ней появилось обостренное чувство собственного достоинства и сдержанная уверенность. Расцветающая женственность придала ей новую прелесть — округлилась грудь, пополнели бедра. Она была очень хороша, когда мчалась на своем пони или сидела на камнях, подперев голову руками, и смотрела на рыбачьи лодки у дальних скал.

Ей стоило немалых трудов отвоевать себе воскресенья, но она была тверда как сталь. По воскресным дням весь городок охватывало веселое оживление — с гор подъезжали автомобили, к острову ходил катер, приезжие компании кипятили чай в зарослях кустарника; на пляже среди девушек и юношей, бронзовых от загара, как‑то меньше бросалась в глаза темная кожа Рози, зато становилась заметнее ее живость и стремительная грация. Заплыв далеко, она подстерегала большую волну и взмывала на самый ее гребень, запрокинув голову и раскинув руки, как резная статуя богини на носу старинного корабля.

Та же гордая уверенность была у нее и в обращении с людьми.

— Не пойму, что с ней стало, с этой девчонкой, — говорила миссис Кафферти мужу. — Ходит задрав нос, ни на кого не глядит.

— Подрастает, — ухмылялся муж. — Во вкус входит.

Он был доволен, что она подрастает: значит, на нее можно переложить больше дел в лавке, а он сможет без помехи возиться со своими бобами и помидорами. Но жена его при всей своей лени и равнодушии относилась к этому не столь беспечно. Подумать, такая своевольница, никаких замечаний и слушать не желает, все бегает по пляжу в лифчике и трусиках! — Она вспоминала сестер Рози, как они, бывало, с наступлением сумерек выходили из своего жилья, бросая полные ненависти взгляды на встречных женщин, а стоило показаться мужчине, как темные глаза их теплели, загорались любопытством, лучились звериным лукавым обаянием.

Сколько забот взваливаешь на себя, когда берешь на по печение Молодую девушку, особенно если в жилах ее течет дикарская кровь!

Но, к счастью, старухе нечего было беспокоиться — Рози не очень‑то обращала внимание на мальчишек. Была в ней спортивная суровость, внутренняя жестковатость. Весь избыток энергии она тратила на то, что плавала без устали, помогала мужчинам выгружать с парохода товары для лавки или носилась по всему мысу на пони, который уже становился маловат для нее.

В те дни прибрежный район быстро рос и развивался — от железной дороги прокладывали новую магистраль, среди зарослей банксии вырастали домики с красными крышами, и на склонах холма, спускавшегося к отлогому берегу, возились со своими рулетками землемеры, разбивая каждый свободный кусок земли на крошечные участки. Всякий раз летом Мортон придумывал какую‑нибудь новую затею, чтобы привлечь побольше курортников, — то устраивал карнавал на воде, то перекрашивал в другой цвет зал в городском клубе и открывал там школу бальных танцев, то выкорчевывал в устье ручья заросли лантаны и сажал там норфолкские пинии. Он сердито косился на серебристый дуб, кривой и погнувшийся от ветра. Но срубить дуб — значило оскорбить чувства местных жителей, и тут уж ничего нельзя было поделать. А может быть, все‑таки можно? Ведь прошло уже десять лет и в городке почти не осталось людей, при которых он был посажен. Правда, остались Кафферти. И Рози.