Книга самурая - Юкио Мисима

головы надо лбом, наносили на волосы благовония, обрезали ногти, натирались пемзой и кислицей. Не ленились следить за собой, чтобы выглядеть опрятно. С таким же вниманием они относились к своему оружию – не допускали появления ржавчины, протирали от пыли, начищали до блеска. Кому-то может показаться, что такой тщательный уход за внешностью – пустое щегольство, но это отнюдь не простая дань моде. Самурай готов в любой момент вступить в ожесточенную схватку и умереть, и если смерть настигнет его в неопрятном виде, это покажет его неготовность к ней, что вызовет презрение врагов, которые посчитают его нечистым. Вот почему и в зрелые годы, и в юности самурай должен следить за своей внешностью.

Может показаться, что на это уходит слишком много сил и времени, но это то, что должен делать воин. Не так уж много времени требуется на уход за собой, и люди не настолько заняты, чтобы манкировать этим. Самураю никогда не будет стыдно за себя, если он готов умереть в бою в любой момент и выполняет свой долг воина, усердно служа своему господину. В наши дни люди даже во сне не думают о таких вещах и проводят день за днем, только потакая своим желаниям. Придет время, и они навлекут на себя позор, но не будут его стыдиться. Такие люди думают, что, пока у них все хорошо, ничто больше не имеет значения, и все глубже погружаются в болото вульгарности. Все это заслуживает сожаления. Как может воин, который должен быть преисполнен решимости умереть в любой момент, вести себя так позорно? Об этом надо крепко задуматься.

За последние тридцать лет нравы в обществе изменились. Теперь молодые самураи собираются, чтобы поговорить о деньгах, прибылях и убытках, секретничают, обсуждают наряды, любовные похождения. Других причин встречаться у них нет. Вот какие нравы настали. Прежде люди даже в двадцать-тридцать лет, не говоря уже о более солидном возрасте, и думать не могли о таких низменных вещах и никогда не говорили на подобные темы. И скажи кто-то из старших случайно нечто подобное, он бы тут же пожалел о своей оплошности. Новые обычаи, видимо, возникли из желания покрасоваться на людях, и в цене теперь только деньги…» (книга первая).

12. Как себя вести во время застолья

Хорошо известно, в том числе за рубежом, что японцы на товарищеских вечеринках отрываются по полной. Возможно, имеет место разница физических кондиций, но каковы бы ни были причины, в западном обществе для джентльмена считается недопустимым напиваться и вести себя непотребным образом. На алкоголиков смотрят как на неудачников, потерпевших крушение в жизни. Можно видеть этих людей в компании себе подобных. Нетвердо держась на ногах, они маячат, как призраки, где-нибудь на углу, сжимая в руках бутылки со спиртным.

Что касается Японии, то у нас есть странный обычай, когда люди, встречаясь за столом с друзьями и коллегами, устраивают душевный стриптиз, открывают всем свои слабости и делятся самыми интимными тайнами. И что бы они ни говорили, это принято прощать, поскольку было сказано под влиянием алкоголя. Не знаю, сколько баров у нас в Синдзюку[36], но во всем этом множестве питейных заведений по вечерам сидят сарариманы[37], накачиваются спиртным и жалуются на жен и начальство. И бар превращается в маленькое, жалкое укромное местечко, где можно открывать свои секреты, защищенное молчаливым общим согласием, что на следующее утро участники попойки будут делать вид, что забыли (хотя на самом деле они ничего не забыли) о недостойных мужчин неприличных откровениях.

Иными словами, в Японии такого рода застолья – это публичное место, где люди, выставляя себя напоказ, питают при этом иллюзию, что сохраняют приватность. Они слушают, но делают вид, что не слышат, притворяются, что до них не доходят режущие слух вещи, и прощают друг другу все, потому что выпили. Однако, учит «Хагакурэ», застолья устраиваются у всех на глазах, и самурай, участвуя в них, должен ограничивать себя. Это очень похоже на джентльменские манеры англичан.

«Пьянство губит многих людей. Это вызывает большое сожаление. Нужно хорошо знать свою норму и не превышать ее. Бывает, конечно, можно не рассчитать, но самурай никогда не должен расслабляться за столом, чтобы, если что-то случится, отреагировать на ситуацию должным образом. Во время застолий кругом много любопытных глаз. Это надо иметь в виду» (книга первая).

То, что «Хагакурэ» обращает наше внимание на эту сторону жизни, говорит лишь о том, что в те времена, как и сейчас, многие позволяли себе не соблюдать правила.

13. Мораль внешних проявлений

Рут Бенедикт в своей известной книге «Хризантема и меч» определяет моральным императивом японцев стыд. К этой дефиниции есть целый ряд вопросов, однако факт остается фактом: Путь самурая – моральный путеводитель воина – придает значение внешним проявлениям. Это естественно. Дело в том, что воин все время помнит о своих врагах. У самурая нет иного пути, как защищать свое достоинство и мораль, постоянно спрашивая себя: «Не опозорю ли я себя перед врагами? Не заслужил ли я презрения в их глазах?» Совесть самурая должна поселиться внутри врага. Таким образом, важной особенностью «Хагакурэ» является то, что этот трактат представляет не интроспективную мораль, а мораль, обращенную вовне. История этической мысли не дает ответа на вопрос, какая из двух сторон морали – внутренняя или внешняя – показывает бо́льшую эффективность. Посмотрим на христианство. Католики, делегировавшие свои моральные принципы Церкви, психологически могут чувствовать себя относительно спокойно, в то время как у протестантов вся нагрузка ложится на совесть. У многих не хватает сил выдерживать такое бремя, что видно на примере Соединенных Штатов, где огромное количество людей страдает от неврозов.

Вот что сказано в «Хагакурэ»: «Когда приходишь навестить человека, испытавшего удар судьбы, очень важно, что́ сказать ему в поддержку. Намерения можно понять по одному слову. Какова бы ни была причина, показывать другим уныние и усталость недостойно настоящего самурая. Воин должен быть отважен и готов к победе, в противном случае он не сможет выполнять свой долг. Вот почему слова поддержки очень важны, чтобы поднять дух человека» (книга первая).