Начинай со своего дома - Екатерина Береславцева

– Тебе помочь с расшифровкой, Шурка? – деловито встряла Ксенька.

– Я сама попробую, Сень, ладно?

– Смотри, а то у меня сейчас есть время.

– Я думаю, Александра вполне справится и без нашей помощи, – улыбнулась Антонина. – С ее-то слухом перевести голос в буквы – раз плюнуть.

– Не буду спорить, – хмыкнула я. – Сень, я чего пришла-то. Наташка сказала, ты мои наушники утащила.

– Да-да, они у меня, – Ксюша отодвинула верхний ящик своего стола и выудила оттуда черные проводки. – Забирай, подруга.

– Спасибо, – я запихнула наушники в карман юбки и спрыгнула с подоконника. – Тогда я пойду. Работы до фига и больше, а еще меня шеф попросил помочь с текстом и фотками для Вольского.

– С фотками? – Тоня с Ксюшей удивленно переглянулись. – А почему именно тебя? Разве ты разбираешься в фотоделе?

– Кстати, о фотоделе! – ударила я себя по лбу и вновь залезла на подоконник. – Ты знаешь, Ксенька, кто у нас теперь будет работать?

– Кто?

– Ну, подумай, подумай сама. Человек, который очень хорошо разбирается в этом самом фотоделе.

– Да откуда я знаю, Шурка?

– Ну вспомни, подруга, как я вам всем уши прожужжала про одного фотографа с выставки.

– А, тот самый? Как же его… Птичкин?

– Бабочкин! – я очень изящно помахала руками в воздухе. – Но это еще не все сюрпризы! Ты знаешь, кто скрывается под этой оперившейся личинкой?

– Да говори уже, Шурка, не тяни!

– Митька Шапкин, собственной персоной! – громовым голосом закончила я.

– Да ладно! – опешила моя подруга. – Ты уверена?

– Еще как! Я видела его десять минут назад, как вижу тебя сейчас, и он пришел как раз устраиваться к нам на работу. Фотографом. Вот.

– Ну и дела, – протянула Ксенька. – А он тебя узнал?

– По голосу, – хмыкнула я.

– А ты его?

– А я его совсем не узнала. Прикинь, ни одного подозрения не возникло.

– Да… Ну и новость…

– А кто такой этот Шапкин-Бабочкин, барышни? – заинтересовалась Антонина.

– Вы как раз тогда в отпуске были, Антонина Юрьевна, – вспомнила Ксенька, – когда наша Шурочка ходила на фотовыставку, откуда прибежала с совершенно безумными глазами. Я, сказала она, таких пронзительных фотографий еще никогда не видывала.

– Чем же они вас пронзили, Саша?

– Словами это трудно передать, Антонина Юрьевна. Они все были черно-белые, и такие острые, что этим своим острием вонзались в самую душу. Нет, не могу объяснить. Но, думаю, теперь мы все сможем их оценить, раз Митька будет работать тут, в «Симфонии».

– Что ж, интересно, интересно, – улыбнулась Антонина. – Люблю, знаете ли, качественное искусство.

– Знаем! – в один голос воскликнули мы с Ксенькой.

Наша Антонина Юрьевна, помимо своей непосредственной профессии журналиста, обладала еще и тонким чувством стиля и вкуса, что отражалось не только в ее постоянных посещениях театров, выставок и концертов, но и в умении надевать на себя такие штуки, которые на других смотрелись бы слишком эксцентрично, но на нашей Тонкой Тоне – изящно и оригинально. К слову сказать, Антонина Юрьевна, к своим пятидесяти с хвостиком, обладала великолепной фигуркой гимназистки, и это при том, что у нее было трое взрослых детей! Хотела бы я иметь такие данные, уж тогда никакой, даже самый гениальный, художник не прошел бы мимо моей красоты!

– Ладно, девушки, я пойду, – я опять спрыгнула с подоконника. – Шеф велел к завтрашнему дню управиться с текстом, а я еще даже не приступала.

– Подождите, Саша, я с вами, мне к Маше нужно спуститься, – остановила меня Антонина. – Момент, только сигареты захвачу.

– Жду, – коротко ответила я, немного огорчившись такой просьбе. Мне хотелось еще раз пройти через необычные ощущения, которые я испытала несколько минут назад, но ничего не поделаешь. Ладно, успею еще, мысленно махнула я рукой.

Глава 9

– … Андрей Михайлович, а сколько времени требуется для создания декораций к одному спектаклю?

– Это зависит от множества факторов, Саша. Приведу вам один пример. Несколько лет назад мы ставили спектакль по пьесе одного американского драматурга «Осенняя легенда». По режиссерской задумке требовалось воспроизвести на сцене густой осенний лес, который к концу постановки должен был превратиться в зимний – то есть лишиться всех своих листьев. Причем происходить это должно было так незаметно и постепенно, чтобы не исчезла естественность этого процесса. Нам пришлось тогда немало потрудиться! На создание конструкций только этих чудо-деревьев ушло ни много, ни мало полгода, но ведь помимо леса, нужно было еще и…

Кто-то осторожно похлопал меня по плечу. Я вздрогнула. Остановив запись, я повернула голову. Митька! Тебя мне только сейчас не хватало, голубчик! Я вытащила из ушей кругляши наушников и мило улыбнулась.

– Ты что-то сказал, Митя?

– Пойдем покурим, Санёк? Я не знаю, где у вас тут можно дымить…

– Пойдем, Мить, только я не курю.

– Молодец, подруга! А я вот никак не брошу, – развел он руками и с улыбкой огляделся по сторонам. – Извините, девушки, я не представился. Дмитрий Бабочкин, фотограф, буду теперь с вами работать.

– Марина, – улыбнулась Маринка.

– А меня зовут Наталья, – Наташка, сделав стойку на потенциального воздыхателя, изящно помахала тонкими наманикюренными пальцами. Я хмыкнула про себя. Митька перевел взгляд на Галку. Та даже не повернулась.

– А вас как величают, о прекрасная незнакомка в углу?

Из угла донеслось что-то невнятное.

– Извините, что побеспокоил, – вежливо поклонился Шапкин и с усмешкой посмотрел на меня. Я пожала плечами.

– Ладно, пойдем, Мить, – встала я и потянула парня за рукав. Тот беспрекословно пошел за мной. Надо же, какое доверие!

Улица обрадовала нас теплым солнцем и нагретым постаментом, на который я тут же и взобралась. Митя сел рядом и достал из кармана сигаретную пачку. Напротив нас, на другой стороне улицы, за невысокой деревянной изгородью, шумели деревья. Красно-желтые листья ярко светились на солнце. Наверное, как на деревьях у Серебрякова, – отрешенно подумала я.

– О чем ты задумалась, Сань? – Митька пустил легкий дымок вверх и посмотрел на меня.

– Да так, – неопределенно ответила я. – О жизни.

– Да, жизнь такая штука, которая заставляет порой диву даваться… – еще одно туманное колечко поплыло в небо.

– Это ты о чем, Мить? – лениво спросила я.

– О нас с тобой. Мог ли я подумать пятнадцать лет назад, что не увижу тебя так долго? Нет, не мог. А думал ли я еще сегодня утром, что наша встреча произойдет, да еще при таких обстоятельствах? Даже мечтать не мог.

– Было б о чем мечтать, – хмыкнула я. – Увидеть давнюю знакомую, постаревшую и еще больше расплывшуюся – велика награда за пятнадцать лет!

– Вот как была ты тетёхой, Ковалева, так и осталась, – сплюнул на землю Митька.

– А я что говорю! Тетёха – она и есть тетёха, – ничуть не обиделась я.

Я и сама себя таковой считала. Толстая неповоротливая баба, это я и есть.

– Глупенькая ты, – поддел меня плечом Митька. – Я же совсем в другом смысле! Ты ведь нравилась мне в школе, разве ты этого не замечала?

– Я нравилась? – повернулась я к нему всем корпусом. – Ты что, обалдел, Мить? Да это ты мне нравился, если хочешь знать! Да что там нравился, я же страдала по-настоящему!

– Не выдумывай, Санька, – с сомнением в голосе сказал Митя. – Я ничего такого не замечал. Это я на тебя запал, когда разглядел тебя в свете софитов.

– Каких еще софитов, Шапкин?

– Ну, помнишь, мы делали постановочное фото в актовом зале? Помнишь, приволокли откуда-то настоящие профессиональные софиты, соорудили подиум для смельчаков, и первой на этот подиум посадили тебя. Накрыли какой-то красной тканью, направили свет с разных сторон и щелкали до умопомрачения. Тогда-то я и разглядел, какая же ты красивая, Ковалева.

– Это ты просто на красную тряпку среагировал, – пробурчала я. – Нормальный инстинкт молодого бычка.

– Дуреха, – ласково сказал Митя.

– Еще какая, – подхватила я.

Мы замолчали. Прозрачные колечки стайкой потянулись ввысь. Полетели на юг, наверное. Тоже инстинкт природы.

– Все равно бы у нас тогда ничего не вышло, – сказала я.

– Почему это? – удивился он.

– Опомнись, Митя! Мне было пятнадцать лет!

– Ну и что? Раньше вон рожали в двенадцать, и ничего.

– А потом ты вообще уехал, так что нечего теперь и говорить об этом.

– Ты первая начала, – поддел меня Митька. – А знаешь, Сань, я даже рад, что между нами тогда так ничего и не случилось.

– Почему?

– Потому что! – хмыкнул Митька. – У нас с тобой не осталось плохих воспоминаний, и неправильных шаблонов поведения тоже не выработалось.

– Ну и что?

– А то, Ковалева! В новые отношения мы войдем с тобой с чистыми руками и незапятнанными мыслями.