Переписка Виктора Сосноры с Лилей Брик - Виктор Соснора

Театр Ленинского комсомола собирается заключать со мной договор на спектакль по «Всадникам». «Луч света в темном царстве».

Врач мой разыскивает меня с собаками. Нужно. Но до 1 января нужно и денег заработать. Макетирую и пишу текст по истории Ижорского завода. 1 января — срок сдачи. А потом — баю-бай — в больницу. Теперь торопиться некуда и ждать нечего.

Как у Вас с архивом? Нужен ли я?

Вот и вся хроника. БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ! Легко сказать — плюньте на всю эту сволочь, но понимаю, что все это не так уж легко.

БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ! Василию Абгаровичу — поклон! Обнимаем Вас!

Ваш — В. Соснора

45 (машинопись)

6. 1. 70

Дорогой Виктор Александрович,

только что звонила в АПН. Пупов[154] сказал, что статья написана, но есть трудности с цензурой, вот-вот должно решиться.

Завтра или послезавтра будет у нас Паперный. Он узнает, что слышно в «Дружбе народов».

Лавка писателей была закрыта, потом открылась, но не успели зайти туда, как она закрылась на «учет». В нашем книжном магазине (внизу) «Всадников» нет.

Было бы очень хорошо, если бы Вы могли прислать мне экземпляров 4–5, а то были у нас поэты-переводчики из Румынии, мы рассказывали им о Вас, а книгу дать не смогли. Я взяла их адрес и обещала прислать.

Мать Фрию в центре города раздавила насмерть машина. Эльза звонила, сказала мне, что он потрясен. Мы знали его мать. Она была врачом. Милейший человек. Ужас какой!

Здоровы ли Вы хотя бы относительно? Как Марина?

Вася — ни дня без строчки, в буквальном смысле слова, то есть по одной строчке в день…

Жаль, что так мало, потому что интересно. Я читаю Агату Кристи. Вульгарное занятие! Зато бездумное.

Мы оба, как всегда, обнимаем обоих.

Лиля

46

22. 1. 70

Дорогой Виктор Александрович,

сегодня получила «Всадников». Вечером дам одного — английскому переводчику. Гупперту[155], Ворошильскому[156] и в Румынию уже послала по экземпляру.

Не помню, писала ли я Вам, что мать Клода в Париже насмерть раздавила машина. Ужас! Человека, как червяка.

Вчера звонил Слуцкий. Он хворает, через день ездит из Переделкино на процедуры. Отложение солей в позвоночнике, и от этого немеют руки, и он не всегда может писать. Вот что бывает с хорошими людьми.

Паперный хвастался, что получил от Вас изумительно интересное письмо. Я ему верю. Напишите мне такое же. Пожалуйста!

Вася ушел в Министерство культуры со своим «Чернышевским».

Надеется!

Я перевожу пьески для телевидения — в рассуждении чего бы покушать. Авось!

Пишите нам! Мне так тоскливо! Эльза прислала новую повесть, очень-очень грустную. В ней так описан сердечный припадок, что я поняла — она серьезно больна.[157] Я весь день была в истерике, что мне несвойственно.

Оказывается, я тоже умею писать грустные письма. Простите!

Любим, обнимаем Вас, Марину.

Лиля

47

2. 2. 70

Дорогая Лиля Юрьевна!

Поскольку в моей судьбе никаких видоизменений не придвинется (да и не только в моей!) — сел за свой дли-и-и-нный роман. Это уже не условное название, а действительно роман с большим количеством гениев и героев. Набросков у меня уже неисчислимое количество. Но нужен монтаж. Все современность. И все — тоска. Без единой оды объективизму.

Моего редактора вынудили подать заявление об уходе за «Всадников».[158] «Ленинградской правде» запретили давать рецензии на мою книгу. Наверное, свыше. Но не исключено, что это — их инициатива. Театр пока хочет ставить «Всадников». Но мне мерещится, во что это выльется: «Славься, Русь, лихими плясками, Славься злаками обширными!»[159] Само по себе это неплохо, но ведь цель книги — иная.

Сидим, горюем: и осиротевший Клод, и больной Слуцкий. И такие туманы — лондонские.

В № 6 «Авроры» вышла моя немаленькая подборка стихов. Там мое предисловие о Париже, — по иронии судьбы. Я писал довольно много о Триоле и Арагоне, а напечатали только… три точки.[160] Да и вообще публикация через пять лет после Парижа выглядит комично. Все понимаю, однако, если бы не напечатал, это не попало бы в книгу. А напечатано с такими немыслимыми купюрами, с такими исправленьями, что, когда я начал читать, самого в жар бросило. Но виноват и я: меня просили понемножку исправлять «во имя подборки», я исправлял и тасовал, и — доигрался. НЕ Вам, потому что — стыдно. Лучше — посылаю всю книжку «Пьяный ангел». Это моя последняя. Первая часть вам известна, а «Хутор»[161] — нет.

БУДЬТЕ ЗДОРОВЫ! ОБНИМАЕМ ВАС И ВАСИЛИЯ АБГАРОВИЧА!

Ваш — В. Соснора

48

7. 2. 70

Дорогая Лиля Юрьевна!

Все Ваши письма получил. Спасибо за заботы. Спасибо Кирсанову, что все-таки взялся. Я послал Вам «Пьяных ангелов». Получили ли? Послал и Слуцкому.

А «Кругозор» давно мне прислал премию. Но я ничего не писал, потому что не понял за что: уж очень странная премия — 62 рубля.

Ничего у меня нигде не идет. Но это так не ново.

Мне написала ассистентка Клода, что он собирается выслать еще приглашение. Зачем? К чему? Ведь, как это было объяснено, не отпустили меня не потому, что это я, а потому что — к нему. Вы говорили, что письмо к нему возвратилось. Что, он сменил адрес? Да, в общем-то, писать Клоду не о чем.

Моя писанина сейчас — опять об эллинах. Пишу «Исповедь Дедала»[162] — поэму на сей раз вклассических шестистишиях. Ведь вся легенда о Дедале лжива, он не был никаким художником, он был всего лишь заурядным механиком, а художника настоящего, своего ученика и племянника Тала, — Дедал убил, столкнул со скалы. Прямо надо сказать, занимаюсь актуальнейшими сюжетами.

Выступать — не дают. Да и не хочу, но — деньги!

Как видите, перечень моих удач достаточно постоянен и незыблем. Ну да ладно. Кулаков начал заниматься какой-то японской борьбой, ничего, здоровенький еще. Это после «христианства»-то.

Да, совсем на днях Игорь Димент[163] (он оформлял «Мистерию-буфф» Фоменко[164]) передал мне Вашу записочку, чтобы я дал почитать ему «Воспоминания». Дам. Что-то он еще импровизировал. Но Димент, при всех его наипрекраснейших свойствах, — страшный фантазер, мягко говоря. Фантазии на границе с враньем. Или просто вранье — на это он крупный мастер.

Будьте здоровы, дорогая Лиля Юрьевна! Обнимаем Вас и Василия Абгаровича!

Ваш — В. Соснора

49

13. 2. 70

Дорогой наш Виктор Александрович!

Спасибо за «Пьяного Ангела» и за «Хутор». Читаю и читаю. «Ангела» читала Василию Абгаровичу вслух. Это великие стихи. Вася хочет сам написать Вам об этом.

Клоду, оказывается, нельзя писать «заказным», оттого что он мало бывает дома, а непременно должен расписаться. Это мне объяснила Эльза. Если считается бесполезным вторичное приглашение, напишите Клоду об этом.

Смотрели у Любимова премьеру Андреевой пьесы «Берегите ваши лица».[165] Это — эстрада. Монтаж. Был большой успех, но, вероятно, тем дело и ограничится, так как ближайшие, уже проданные спектакли уже отменены и заменены другими, хотя и Андрей и Любимов согласны на любые купюры.

Андрея никогда не видим. Он живет в Переделкине. За кулисы мы не пошли: поулыбались друг другу со сцены и обратно. Обо всех происшествиях нам звонит из Переделкина Зоя.[166]

Майя[167] повредила ногу, и ей пришлось отказаться от двух творческих вечеров в Париже. Сейчас ей много лучше, и в июле она летит в Австралию. Слушали ораторию Щедрина[168]: большой оркестр и хор и три солиста — на воспоминания о Ленине. Проза. Успех был огромный. Уж очень небанально и трогательно. Талантливый он музыкант и умный.

Приехала на год, писать диссертацию, очень хорошенькая ученица Клода. Еще ни о чем не поговорили. Придет к нам на днях. Видели ее только

в театре. (Взяли ее с собой к Любимову.)

Как здоровье? Что говорят врачи?

Вася пишет и пишет…

Крепко обнимаю вас обоих.

Лиля

Стихи! Замечательные! Удивительные!! Обнимаю Вас!

50

20. 2. 70

Дорогая Лиля Юрьевна!

Вот какое у меня внезапное дело.

В Ленинграде полгода как начал выходить «молодежный» журнал «Аврора». Ребята там пока очень энтузиасты.

И у меня блеснула такая мысль: что, если дать им для публикации Ваши «Воспоминания»? Я еще ничего им не говорил и без Вашего ведома не скажу. Не убежден и в том, что получится. Но журнал совсем новенький, пристальности к нему нет, — авось! Напишите, пожалуйста, как вы относитесь к этому, а тогда я скажу им, а они напишут Вам или позвонят.