Гость из пекла - Кирилл Кащеев

Ирка поглядела на герра Фелла и навесила на физиономию дежурную улыбку «хорошо-воспитанная-девочка-встречает-друзей-своих-родителей», которую ей случалось подсмотреть у Таньки. Чтоб прикрыть разочарование. Мужчина, вызвавший у ее мамы такой бурный энтузиазм, был… скажем так… не очень… В общем, ничего особенного – тем более, рядом с ухоженной, как кинозвезда, мамой! Низенький и кругленький, пивной животик «курдючком» победно торчал между разошедшимися полами смешной кургузой домашней куртки. Пухлые щеки сильно отливали краснотой, словно немец только что зашел в дом с мороза, а между полными губами любителя хорошо покушать была зажата коротенькая, потемневшая от времени курительная трубка. Разве что глаза под стеклами круглых роговых очков Ирке понравились – веселые и чуть-чуть насмешливые; они перебегали с бабки на Иркину маму, потом на саму Ирку, снова на бабку…

– Ты о нем ничего не знаешь, а он о тебе много раз слышал – я ему постоянно рассказывала, что здесь, в далеком городе на Днепре, у меня растет чудесная дочка. Правда, Тео? – продолжала радостно тарахтеть мама.

– Авжеж! – немедленно влезла бабка. – Кожен вечер – пивка своему немчуре товстому нальет, сядет з ним рядком… – Бабка подперла щеку ладонью, принимая позу сказительницы из старых фильмов. – И як заведет про дочку з Днепра… Замист того, щоб подзвонить або письмо дытыне написать – про грошей прислать я вже не кажу!

– Да что же это такое! – плачущим голосом выдала мама. – Да какие же нервы это выдержат!

Но бабка словно и не слышала.

– Та и що вона… – бабка ткнула в маму пальцем, чтоб никто не перепутал, кто такая «вона», – своему немчуре розповисты могла? Якого цвета у Яринки в дытынстве горшок був? Та хиба ж вона знае, яка в неи дытына выросла? – патетически вопросила бабка у облезлого рожка люстры на потолке. Рожок перепуганно смолчал, бабка ответила сама: – Добра, разумна, слухняна – ось яка в мэнэ внучка! И вчыться, и по дому, и на огороде… Золото, а не дытына!

Ирка изумленно воззрилась на бабку – у нее возникло четкое впечатление, что у той завелась еще одна, тайная, внучка, которая и добрая, и умная, и послушная, одной рукой пропалывает огород, а в другой у нее учебник по физике. Потому что не могли же бабкины бурные комплименты относиться к самой Ирке?

– Та кожна мать удавилася бы от щастя, абы в неи така дытына була! – провозгласила бабка.

Ирка представила себе массовые самоубийства счастливых матерей и содрогнулась.

– А вы подывыться на оцю лахудру, люды добри! – провозгласила бабка, снова патетическим жестом указывая на маму. К «добрым людям» она, вероятно, относила маминого немца и проскользнувшего сквозь кухонную форточку кота – те честно поглядели, куда велено. – Ушвендяла в свою Германию, четыре года носа не казала, навить не спытала ани разу – чи живая ее донька, чи здоровая… А тепер – здра-авствуйте вам у вашей хате! – Бабка отвесила издевательский поклон. – Заявилася!

У мамы задрожали губы, а голубые глаза налились слезами:

– Если… Если я мешаю… Если вы так хотите… Я, конечно, могу немедленно уехать! Мы уедем! – И мама слепо метнулась к выходу, кажется, намереваясь бежать из дома как есть – в халате и тапочках.

– Мама, нет! Ты не мешаешь, я не хочу, не уезжай, пожа-алуйста! – кинулась ей наперерез Ирка и тут же повернулась к бабке, ненавидяще прошипев той в лицо: – Прекрати! Немедленно прекрати терроризировать маму, или я… Я за себя не отвечаю! – Руки она судорожно сжимала, чтоб никто не увидел пробивающихся на кончиках пальцев когтей.

– Ты-то за себя не отвечаешь, алеж я за тэбэ очень даже отвечаю! – вдруг тихо и очень грустно сказала бабка… и провела ладонью по лицу, словно стряхивая невидимую паутину. – Добре! Ну, буду я бильше твоей мамке ничего говорить – якщо вона сама не розумие… Та добре вже, добре! – Увидев мрачно-угрожающее выражение Иркиного лица, бабка скрестила руки на груди и застыла в позе оскорбленного достоинства.

Мама в ответ негодующе фыркнула и отвернулась в другую сторону, гордо задрав нос.

Немец вынул трубку изо рта и сунул ее в карман.

– Guten Tag, Fräulein! – прозвучал в наступившей тишине его неожиданно густой и приятный голос. – Вот теперь, наконец… – Он быстро стрельнул глазами на отвернувшихся друг от друга маму и бабку и вдруг задорно подмигнул Ирке. – …И нам с вами удастся познакомиться! – по-немецки продолжил он, шагнул к Ирке и протянул ей руку. Ирка недоуменно поглядела на него, на протянутую ладонь… почувствовала, как лицо становится аж горячим – какой дурой приторможенной она, наверное, кажется! – и торопливо, как альпинист над пропастью, ухватилась за руку немца. Его пожатие оказалось твердым и крепким, а ладонь успокаивающе теплой, с твердой полоской мозолей, точно немец постоянно работал лопатой.

«В саду, наверное, копается», – подумала Ирка, представляя себе крохотный ухоженный садик с по линеечке высаженными цветами, совсем непохожий на их беспорядочное хозяйство с абрикосовым деревом, вымахавшим посреди картофельных грядок, и шарящей в кукурузе козой.

– Sprechen Sie Deutsche? – весело поглядывая на Ирку сквозь круглые очочки, поинтересовался немец.

Ирка открыла рот: вот сейчас она заговорит по-немецки – и немец обалдеет! Начнет восхищаться – а она его снова огорошит: что и по-английски говорит, и по-французски, и по-испански, и по-итальянски… В общем, как кот Матроскин: «Я еще и на машинке могу…» Мама сразу поймет, что бабкины слова насчет «разумной дытыны» – не только чтоб ее позлить: Ирка умная на самом деле! И может быть, посмотрит на Ирку, как глядит на своего немецкого мужа – будто тот найденный в подполе клад!

Ирка открыла рот… и закрыла. Открыла снова… и поняла, что похвастаться знанием языков перед немцем для нее так же невозможно… как перекинуться у него на глазах в летающую борзую и предложить полюбоваться клыками, когтями и размахом крыльев! Глупо, идиотизм, не имеет рационального объяснения, но не может она, и все – слова в горле застревают!

– Я… Нет, я не очень… Я… Не говорю по-немецки! – выпалила Ирка.

– Но как же, Ирочка… – растерялась мама. – Я же помню… Тебе еще маленькой языки легко давались – ты в старых фильмах про войну немецкую речь слышала, сразу повторяла, слово в слово, и даже интонации те же!

– Авжеж, повторяла! – под нос пробормотала бабка. – В пять лет под окошком у соседки Цили Моисеевны как завопит по-немецки: «Евреям и цыганам явиться в комендатуру с вещами!» – ту, бедолагу, ледве з инфарктом до больницы не видвезлы!

– У нас в школе только английский! – отрезала Ирка.

– Ясно… – бросая на бабку яростный взгляд, выдохнула мама. – Способности ребенка совершенно не развивались!

Ирка застыла. Вот сейчас бабка ка-ак начнет орать! Ка-ак заложит ее с потрохами – и насчет немецкого, и других языков! Зачем она соврала перед бабкой, которая прекрасно знает правду?

– Ось интересно – и хто б це должен их развивать? – скользнув по Ирке мимолетным взглядом, словно та ничего необычного не сказала, сладенько прокомментировала бабка.

– Не иметь… значений, – вдруг сказал немец. По-русски. Довольно чисто и понятно, хотя и с тем металлическим акцентом, с каким говорили игравшие немцев актеры старого кино. – Вырасти в прошедший… бывший Восточный Германий, учить русски. Иметь деловый интересы Россия. Говорить не очень хорошо, но я думать… думаю, мы понимать… поймем друг друга. Звать меня Тео, Ирэна, так? – весело покивал он Ирке.

– Ты гляди – немец, а разговаривает! – словно тот был собакой, изумилась бабка.

– Мама, мы будем обедать? – пытаясь заглушить ее, вклинилась Ирка. – Вы ведь голодные?

– Мы завтракать самолет, но перекусить хорошо! – разулыбался Тео.

– А чого це ты в моей хате ее пытаешь – чи обедать, чи нет? – одновременно возмутилась бабка. – А немчура клята нехай соби колючу проволоку перекусывает… Хорошо ему!

Но Ирка, на ходу сбрасывая куртку, уже метнулась на кухню.

– Я слышать, украински кухня очень вкусный! – крикнул ей вслед Тео – на бабку он, похоже, твердо решил не обращать внимания.

Хорошо, что еще сегодня утром у них завтракали так симпатичные бабке богатыри. Хорошо, что в холодильнике полная кастрюля борща, заготовленное на вечер тесто и начинка для вареников. Сейчас она быстренько…

– А ну, видийды! – буркнула бабка, отпихивая Ирку от миски с тестом. – Сама справлюсь!

– Еще не хватало! – окрысилась Ирка. – Чтоб ты им в вареники отравы подмешала… – Ирка говорила почти всерьез – в таком настроении от бабки чего угодно ожидать можно!

– Та хто воны таки – твоя мамка и ейный немец – шоб я заради них як хозяйка позорилася! – возмутилась бабка. – З моей еды нихто отравиться не может, у мэнэ все завжди найкраще! Воду поставь! – скомандовала она Ирке. – И на стол собирай, давай, давай, швидше!

Ирка сдернула со стола заляпанную богатырями скатерть и под неодобрительным взглядом бабки торопливо постелила новую.