Варшавское восстание и бои за Польшу, 1944–1945 гг. - Николай Леонидович Плиско

Варшаву. Но…

Лондонский посланец не договорил. И он, и Бур внезапно почувствовали, как зыбко и неопределенно их положение. В самом деле: что, если советские войска не подоспеют в Варшаву?

Ведь немцев в городе не везде удастся захватить врасплох. Они будут активно сопротивляться, и вскоре их сопротивление, несомненно, возрастет. Смогут ли повстанцы, вооруженные лишь легким оружием, отбить их атаки? Ведь все держится на волоске…

Решили послать радиограмму в Лондон: «Буря» начинается по плану, и в Варшаве ждут оружия. Нужны патроны, автоматы, противотанковые гранаты, пулеметы, словом — все».

Но неожиданно оказалось, что главный радиопередатчик поврежден, а другие стоят без ламп. Впрочем, есть полевые рации, и можно связаться с русскими.

— С большевистским командованием нам связываться незачем, — отрезал Бур. И продолжил внушительным тоном: — С советским правительством дипломатические отношения прерваны… Мы не можем вступать в переговоры с Советами…

Тогда слово снова взял посланец лондонских поляков Янковский.

Он начал с того, что решил утвердить свое высокое амплуа, заявив:

— Панове, о создании нашего правительства в Варшаве официально объявлено. Вот что вчера сообщило лондонское радио.

(Все это было игрой. Сообщение лондонского радио было составлено еще в Англии, и Янковский привез его с собой.)

Затем лондонец достал из кармана густо исписанный лист бумаги и, откашлявшись, прочитал:

«В подпольной Польше действуют заместитель премьер-министра польского правительства и три министра. Их имена известны английскому правительству. Мы уверены, что они будут признаны полноправными представителями законной государственной власти и выразителями воли нации…»

Последняя фраза этого текста была явно обращена к русским. По мнению премьера Миколайчика, главной целью восстания является захват власти в стране до прихода в Варшаву советских войск. Это одобрено британским правительством.

Пан Янковский довольно быстро вошел в свою роль заместителя главы правительства. Чаще, чем требовалось, он употреблял фразу, выводившую из себя генерала Бура: «Я, как представитель верховной власти…»

Когда полковник Монтер снова напомнил, что у повстанцев мало оружия, боеприпасов и продовольствия, рискованно начинать восстание, Янковский прервал его:

— Я, как представитель верховной власти, настаиваю, что надо выступать немедленно… Нам необходимо подкрепить позиции пана премьера Миколайчика, который сейчас находится на пути в Москву.

Но главное пан Янковский приберег под конец.

— На прошлой неделе британский премьер совещался с Миколайчиком, и они наметили единый план действий. Миколайчик полетит в Москву для переговоров с большевиками, а тем временем в Варшаве, как бы стихийно, вспыхнет восстание…

Он, Янковский, возглавит правительство, которое немедленно признают в Лондоне и Вашингтоне. Это уже согласовано… Таким образом, Польский комитет Национального Освобождения, который объявил себя временным демократическим правительством, потеряет свое значение.

— Поэтому, господа, нельзя откладывать восстание, — заключил Янковский.

— Его цели имеют скорее политическое, чем узковоенное значение. В приказе генерала Бура войскам Армии Крайовой мы кое-что говорим о наших отношениях к большевикам. Надо охладить пыл нашего мужичья, которое слишком восторженно встречает Красную Армию.

Буру явно не понравилось, что Янковский подчеркнул, что приказ написан не генералом. Напрасно. Ведь именно он постоянно старался поддерживать антирусские и антисоветские настроения в Армии Крайовой, хотя было это нелегко. Именно он приказал начать диверсионную борьбу в тылу советских войск. Именно он распорядился проводить карательные меры против советских партизан и вообще левых элементов силами Армии Крайовой.

И Бур решил исправить впечатление, оставшееся у собравшихся после слов Янковского.

— Властью, возложенной на меня Богом и правительством, — торжественно произнес он, — я начинаю вооруженную борьбу за восстановление Польского государства. Мы не можем допустить, чтобы стихия затянула нас в свой водоворот.

Под стихией генерал Бур подразумевал наступление советских войск.

— За несколько недель они продвинулись на запад больше чем на пятьсот километров — Мы заинтересованы в том, чтобы вести самостоятельную политику. Мы будем ее проводить. Именно об этом сказано в приказе, который сегодня я подписал.

Коморовский подчеркнул слова «я подписал» и прочитал выдержку из приказа.

«С одной стороны, — читал он, — советские войска являются могучим союзником против немцев, но с другой стороны, они опасны, поскольку могут сломить нашу принципиальную и независимую позицию. Поэтому офицерам Армии Крайовой всех степеней запрещается вести какие бы то ни было политические переговоры с русскими. Разногласия во взглядах между поляками и русскими столь велики, что всякие переговоры будут бесцельны».

В постановлении этого совещания было признано, что «Варшава должна быть освобождена… польским солдатом, вступающие в Варшаву советские войска должны найти ее в польских руках и быть поставлены перед фактом присутствия польских гражданских и военных властей как законных хозяев столицы республики».

Но был и еще один приказ, привезенный Янковским из Лондона, датированный 25 июля. В нем генерал Соснковский предлагал «оставить под советской оккупацией новое, немногочисленное, но старательно подобранное подполье; командующий АК назначил генерала Окулицкого руководителем организации, ставшей известной под названием «Nie» («Неподлеглость» — «Независимость»). В этом было выражение глубоко спрятанного, но вполне обоснованного сомнения в успехе предпринятой авантюры.

В случае вступления советских войск в Польшу и выхода из подполья генерала Коморовского со своим штабом генерал Окулицкий должен был оставаться в подполье вместе с выделенными в его распоряжение кадрами.

Немцы знали все

С самого начала возникновения сил сопротивления в Польше все их действия находились под неусыпным контролем спецслужб Германии. Специально засланные агенты и перевербованные в большом количестве участники польского подполья постоянно поставляли самую свежую и полную информацию о деятельности участников сопротивления.

Еще в мае 1943 года гестапо арестовало начальника разведки АК по району Познань. Он неосмотрительно имел при себе весьма важные документы о деятельности подполья и, кроме того, спасая жизнь, дал детальные сведения о планах подготовки восстания.

Немецкой контрразведке удалось даже внедрить нескольких агентов в штаб-квартиру АК в Варшаве. Ближайшим помощником Бура-Коморовского была красивая женщина, полька-патриотка. Она регулярно делала фотокопии всех проходящих через ее руки документов и через тайник переправляла