Смута в Московском государстве - Коллектив авторов

А царь Борис в Московском государстве и в иных государствах и градах Российской державы велел убеждать людей святейшему патриарху Иову и благородному боярину и воеводе князю Василию Ивановичу Шуйскому, ибо их блаженной памяти царь и великий князь Федор Иванович всея Руси посылал осмотреть и предать земле тело убитого благоверного царевича князя Дмитрия Ивановича, своего брата. И повелел им во весь голос проповедовать при стечении множества людей Московского государства, говоря так: «О, всенародное множество! Не сомневайтесь и не верьте слухам, ибо истинно царевич Дмитрий был убит, я его своими глазами видел и даже погребал его в городе Угличе в церкви боголепного Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, и вы за него помолитесь. А идет на нас расстрига Гришка Отрепьев, называясь его царевичевым именем, и вы его проклинайте». А по государствам и градам посылали грамоты. Но люди никому не верили — ни святейшему патриарху, ни князю Василию Ивановичу Шуйскому, и так говорили друг другу: «Это-де по приказу Бориса и боясь его так говорят».

И приказал царь Борис в соборной церкви громогласно читать вечную память благоверному царевичу и великому князю Дмитрию Ивановичу, а расстригу Гришку Отрепьева, идущего на Московское государство, проклинать; так же приказал поступать и по государствам великой России. Но ничего этим не добился, а люди во всем Российском государстве еще больше в сердцах своих негодовали и гневались на него, говоря: «Если не это, что еще остается говорить Борису? Если он не так станет говорить, то ему придется от Русского царства отказываться, да и жизнью своей рисковать». И так друг друга поддерживали.

Другие же иное говорили, будто истинно царь Борис и до сего дня считает царевича убитым, да не знает того, что вместо него был убит другой: задолго узнав злой помысел Бориса против царевича, что хочет тайно убить его неизвестно где и в какое время, мать царевича иного ребенка кормила вместо царевича, а сам царевич был отослан к верным людям на соблюдение, и Бог его так уберег от убийства и погубления Борисова, и ныне он возмужал и идет на свой прародительский престол. И желая его прихода в Москву, когда узнают о его победе над московскими войсками Бориса, то радуются, когда же узнают, что московские войска одержали победу над идущим к Москве ожидаемым Дмитрием, то ходят в скорби, понурив головы. А царю Борису клеветники шептали о тех, кто говорил, что идет Дмитрий, а не расстрига, да будто он и подлинного расстригу везет с собой и показывает его, чтобы не сомневались люди. И за такие их слова царь Борис повелел вырезать языки, а иных предавать смерти многими разными муками, но никак не мог помешать народу вести эти разговоры и надеяться.

И услышал Борис, что его воеводы ни одного города ему не возвратили, но еще больше городов от него отпадают и Гришке присягают, сам же Гришка стоит в Путивле, великое войско собирает из Литвы и из иных государств, наполнясь яростью и дыша гневом, как неутолимая ехидна, похваляется и хочет прийти на царя Бориса, но не как на царя, а как на слугу. А царь Борис, видя неверность всех людей, что готовы служить приближающемуся самозваному царевичу Дмитрию и ждут его, находился в великом сомнении, размышляя, что делать, если самозванец и вправду окажется не расстригой, а царевичем Дмитрием. И вовсе отчаялся спасти свою жизнь и упоил себя смертоносным зельем и постригся в иноческий чин и в иноках наречен был Боголепом. И вскоре от лютой отравы скончался горькой и насильственной смертью, так что и вид его изменился от судорог, и все тело как уголь почернело, да и описать невозможно, каким он стал от лютого зелья. И повелел похоронить себя в соборной церкви Архангела Михаила с прочими царями, здесь погребенными. Скончался же в 113 [1605] году, месяца апреля в 13 день, а после него осталась жена его царица Мария, да сын его Федор, да дочь его девица Ксения, царем же пробыл 7 лет и пять недель.

После смерти Бориса на Московском царстве назвался государем сын его Федор, и он посылает в полки за воеводами князем Федором Мстиславским да князем Василием, да князем Дмитрием Ивановичем Шуйским и призывает их в Москву. А вместо них воеводами остались два единокровных брата князь Василий да князь Иван Васильевичи Голицыны, да Михаил Салтыков, да Иван Иванович Годунов. И посылает к ним в полки воевод князя Михаила Катырева-Ростовского да Петра Федоровича Басманова, да митрополита новгородского Исидора, чтобы привести войско к крестному целованию Федору Борисовичу, да матери его Марии, да сестре его Ксении. И они прибыли в полки в Кромы, где митрополит начал приводить войско к крестному целованию. Иные в полках целовали им крест, а иные не захотели креста целовать и отослали митрополита в Москву.

Московские воеводы князь Василий да князь Иван Васильевичи Голицыны, да Петр Басманов, видя сомнение и смятение в полках, а от смятения и города погибают, и сами усомнились и поверили, что Расстрига — родной сын государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и вспомнили о милосердии к ним блаженной памяти царя: «Да разве неродовитый и неславный человек из поселян, Гришка Расстрига, посмел бы начать такое дело? И не без умысла польский и литовский король ему помогает, и русские люди с городами переходят под его власть, и все Российского государства люди встать против него не хотят. Да лучше нам по собственной воле, чем неволей подчиниться ему, и в чести будем. А если неволей, то тоже у него будем, но с бесчестием, судя по событиям недавнего времени». И так рассудили и между собой договорились пристать к Расстриге, а Борисову сыну изменить и от его войска отъехать, и этот договор крепко утвердили между собой. И к ним присоединились многие новгородские и рязанские дети боярские.

Так все и случилось, и в один из дней два войска выстроились на битву, взяв в руки щиты и оружие. А князь Василий да князь Иван Васильевичи Голицыны, да Михаил Салтыков, да Петр Басманов со всеми своими полками быстро поехали вперед всех, а с ними дети боярские и дворяне Ляпуновы с иными детьми боярскими поехали словно на битву. А все прочие стояли и смотрели на тех, что дерзко переправились на неприятельский берег Кромы и с вражескими войсками мирно соединились, и те пропустили их сквозь свое войско. И когда прошли названные московские воеводы, и вновь атаман Корела со своими казаками и с жителями Кром все единым духом ударили по оставшемуся московскому войску и все его повергли в смятение, ибо смелость его покинула при виде отъехавших от них воевод и храброго войска, соединившегося с противником. И все отчаялись в своих надеждах, повернулись спиной и побежали. И противник гнал их, но не сек бегущих, зная, что они неволей были посланы царем Борисом на бой, и грабили их, но вместо сечи и убийства били их плетьми и дальше гнали со словами: «И впредь не ходите на бой против нас!»

И поймали их воеводу Ивана Годунова и послали к своему начальнику Гришке в Путивль и радостные вести к нему послали о переходе на его сторону названных выше московских воевод с многими полками. И рязанские дети боярские со всеми городами и с селами своими по Оке перешли к нему. Он же, узнав об этом, возрадовался великой радостью. А Ивана Годунова велел посадить в темницу, а московских воевод велел привести к крестному целованию. Прочие воеводы царя Бориса — князь Михаил Катырев-Ростовский да Семен Чемоданов с этой вестью побежали к Москве.

А Расстрига наполняется еще большей дерзостью и чувствует близость исполнения своего желания и пишет в царствующий град, мать всем городам, в Москву, по научению дьявола, отца всякой лжи и лести, услаждая всех сладкими словами, будто медом. Как в древние времена в начале мира дьявол прельстил родоначальников Адама и Еву отпасть от райской жизни и навел смерть на род человеческий, так и теперь учит угодника своего Расстригу; славою мира сего скоротекущего прельстил его отпасть от ангельского чина и от царства небесного и избрать тление и смерть и с собою других людей свести в погибель. И сначала такой прелестью покусился прельстить народ Московского государства:

«От царя и великого князя Дмитрия Ивановича всея Руси боярам нашим, князю Федору Ивановичу Мстиславскому да князю Василию, да князю Дмитрию Ивановичу Шуйским, и всем боярам, окольничим и дворянам большим, и стольникам, и стряпчим, и жильцам, и приказным людям, и дьякам, и дворянам, что из городов, детям боярским, и гостям, и торговым лучшим и средним и всяким черным людям.

Вы целовали крест блаженной памяти отцу нашему, великому государю царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси и нам, детям его, чтобы вне нашего рода иного государя никакого не хотеть и не искать на Московское государство. И как Божьим судом отца нашего, великого государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси не стало, а на Московском государстве сел брат наш, великий государь царь и великий князь Федор Иванович всея Руси, а государыню, мою мать царицу и великую княгиню инокиню Марфу Федоровну всея Руси, и нас изменники великого государя послали в Углич, и так наше величество утесняли, что и подданным было делать негодно — подсылали многих воров и велели навести на нас порчу и убить.