Алмазы французского графа - Иванова Татьяна Антоновна

В кабинете майора Камушева проходило совещание оперативников по делу об убийстве профессора Ларионова. Лейтенант Рокотов докладывал о результатах своей беседы с сотрудниками кафедры философии МГУ, где работал профессор, и где они с капитаном Забелиным, провели вчера почти полдня.

Результатов, в общем-то, никаких и не было. Сотрудники характеризовали Виталия Михайловича, исключительно, как человека добропорядочного, интеллигентного, и совершенно несовременного.

— Что значит несовременного? — спросил Камушев.

— Это значит, что он не был рвачом, хватающим дополнительно сверхурочно оплачиваемую работу, а если и делал это, то бесплатно, как раньше, в советское время, не претендовал на занятия с платными студентами, которые в университете шли нарасхват, не брал взяток за экзамены. Одним словом, завистников, при таком отношении к делу, у него быть не могло. Однако, с другой стороны, конфликты с некоторыми из молодых преподавателей, у профессора случались. И в последнее время, именно один такой острый конфликт, как раз имел место. На кафедре работает некий Валентин Романович Полищук, — старший преподаватель философии, с ним-то у профессора и возникали постоянные стычки. А рассказала нам об этом в подробностях, сослуживица Ларионова, доцент Наталья Олеговна Варенцова. Этот самый Полищук, оказывается, был недавно студентом Ларионова, и причем, студентом нерадивым. После окончания университета он, не трудно догадаться, каким путем, попал в аспирантуру, и написал кандидатскую диссертацию под руководством некого профессора Смальцева, и впоследствии им же был рекомендован на кафедру в качестве преподавателя философии. Конфликтная ситуация между ним и профессором Ларионовым возникла на почве неквалифицированного преподавания Полищука. Профессору поручили его курировать на первых парах, как и многих других новичков, приходящих на кафедру. И вот, через некоторое время Виталий Михайлович явился к заведующему кафедрой и сообщил, что этого курировать не собирается! Сказал, что таких надо не курировать, а гнать взашей из университета.

— А, что, эта самая Варенцова их разговор за дверью подслушивала? — ухмыльнулся Камушев.

— Нет. Профессор потом поделился с ней информацией. — Сообщил Рокотов.

— Ну, и?

— Зав кафедрой, конечно же, никого гнать не собирался, однако профессора от кураторской деятельности освободил. И все, какое — то время шло тихо и гладко, но надо же было случиться такому, что однажды, во время болезни Ларионова, в замену к его студентам поставили Полищука. Выйдя на работу и пообщавшись со своими студентами после такой замены, а она длилась аж целых полтора месяца, профессор рвал и метал. С тех пор между Ларионовым и Полищуком воцарилась совершенно неприкрытая неприязнь друг к другу. А буквально за два дня до смерти профессора, между ними вспыхнула очередная конфликтная вспышка. — Сообщила Варенцова. — От чего она произошла, никто из сотрудников не знал потому, что в комнате преподавателей они находились вдвоем. А в ссоре их застал доцент Сергей Сергеевич Заболотный, который первым тогда вошел в помещение.

— И что он рассказал, — попытался выяснить Рокотов, — из — за чего они ругались-то?

— Ничего! — пожала плечами Варенцова. — Он сказал, что после того, как вошел, конфликтующие тут же замолчали. А наличие скандала он определил, прежде всего, по их возбужденным голосам, доносящимся из — за двери, а потом по раскрасневшемуся, злобному лицу Полищука, и замкнутому, бледному профессора Ларионова.

— Но, как бы там ни было, утверждает Варенцова, до такого, — она имеет в виду убийство, дойти никак не могло. — Закончил Рокотов.

— Могло, не могло, об этом уж не ей судить. — Сказал Камушев.

— Да уж, в нашей практике и не такое бывало! — согласился с ним Рокотов. — Помните, Андрей Константинович, в двухтысячном, дело Кузнецовой?

— Помню, Саша, помню. — Устало вздохнул майор.

— А что там было? — поинтересовался недавно поступивший на работу в отдел Олег Смуров.

— Одна сотрудница НИИ убила вторую за то, что та публично оклеветала ее, уличив в воровстве каких-то важных документов. Она явилась к ней домой с оружием, которое похитила у своего новорусского муженька, чтобы припугнуть и заставить опровергнуть ложь. Одним словом, дело началось с малого, а закончилось убийством. Как знать, может, и здесь произошло нечто подобное. Оно ведь как зачастую бывает, случается то, на что и не подумаешь никогда! — заключил лейтенант Рокотов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ну, а с самим Полищуком разговаривали? — поинтересовался Камушев.

— Я с ним разговаривал. — Доложил капитан Забелин.

— Ну, и?

— Он, извинившись за некорректность, назвал профессора старым маразматиком, и сказал, что их конфликт не имел для него никакого значения. И он на этой почве мстить профессору не собирался. Ему от этого было ни горячо, ни холодно, — он именно так и выразился.

— Ну, а алиби у него на этот день имеется? — поинтересовался Камушев.

— Утверждает, что ходил в кабак.

— Что, один?

— Один! Говорит, что пошел будто бы, с надеждой встретить одну понравившуюся накануне девушку, но, так и не встретив, выпил и вскоре отправился домой.

— Он еще холост?

— Холост, товарищ майор.

— Проверьте, ходил или нет! — распорядился Камушев.

— Хорошо, товарищ майор. — Пообещал Забелин.

— Что дал результат опроса жильцов? Кто этим занимался?

— Тоже я, — ответил Забелин.

— Результатов никаких, товарищ майор. Жильцы, которых я опросил, ничего подозрительного не заметили, даже бабульки, сидящие в это время на лавочке. Многих, правда, еще и дома не оказалось, так что этот вопрос пока остается открытым. Наведаюсь-ка я к ним завтра вечерком, когда люди с работы вернутся. — И капитан взглянул на часы, что-то прикидывая. — Да, Андрей Константинович, теперь только завтра. Сегодня у меня другие планы, и потому времени на это совершенно не останется.

— Хорошо! — согласился Камушев.

— Ну, а, что по поводу связи убийства Ларионова и Беловой, Андрей Константинович? — поинтересовался лейтенант Рокотов.

— Думаю, надо рассматривать. — Камушев задумчиво побарабанил пальцами по столу. — И, прежде всего, надо выяснить, от чего все-таки умер их третий друг детства, Купидонов. Игорь, возьми-ка ты с собой Смурова, и завтра с утра отправляйтесь в Тулу. Поговорите с врачами, узнаете диагноз болезни, и если что-то покажется подозрительным, выясните, кто его посещал. Одним словом, пронюхайте там все, как следует.

— А как же жильцы?

— Жильцами я сам займусь. — Сказал майор.

ГЛАВА 10

Март 1762 год

Княжна Гагарина Елизавета Арсеньевна, семнадцати лет отроду, была выдана замуж за сорокапятилетнего графа Лукина Петра Петровича. Она, по настоянию родителей, покорно перенесла, ставший по воле судьбы недолгим, срок своего замужества. Петр Петрович, прожив с ней полтора года, был отозван на русско-прусскую войну и назначен помощником главнокомандующего русским войском, — фельдмаршала Апроксина. Провоевав всего лишь три месяца, граф погиб в 1757 году при деревне Грос-Егерсдорф, где русское войско одержало блестящую победу над пруссаками.

Известие о смерти мужа застало Лизоньку на седьмом месяце беременности, и только оно могло тогда служить ей утешением в горе. Однако и тут ее ожидала страшная потеря. Спустя два месяца у нее родилась мертвая девочка. Решив, что она впала в божью немилость, Лизонька четыре года подряд не снимала траура, и не уставала молиться богу. На других мужчин она даже и не поглядывала, однако матушка ее, великая княгиня Анна Сергеевна, решила, что срок испытания для дочери уже прошел, и сама начала присматривать ей очередного жениха. Ее выбор пал на друга семьи, — пятидесятилетнего князя Григорьева Алексея Михайловича, который давно был неравнодушен к ее красавице дочери. Князь был вдовцом и имел шестнадцатилетнего сына. Однако, когда Анна Сергеевна объявила Лизоньке о своем решении, та запротестовала.