Супер-женщина (сборник) - Соня Дивицкая

А раньше да… Раньше у Люси крутилось много народу, друзей-подруг она цепляла с легкостью, и все к ней забегали выпить кофейку, посплетничать… Но, правда, иногда случалось, что выскакивали они с ее кухоньки как ошпаренные. Люся, когда была во всем блеске славы, ни одну лахудру просто так не отпустила, а каждой прямо указала на ее несовершенство.

Куме своей она взяла и брякнула: «А кто тебя просил рожать от этого идиота?»

Бухгалтерше урезала больничный и заявила: «Не ной мне про свое здоровье! Ты посмотри, какая ты кобыла. Живешь в свое удовольствие, ни ребенка, ни котенка. С чего у тебя болит голова?»

Соседку тоже научила жизни: «Не сомневайся даже, изменяет он тебе, еще как изменяет. Куда ты вышла в этом платье? В этом платье надо идти в огород и полоть картошку».

И прочее в таком же духе, под волшебный аромат баварского шоколада.

Девушки обижались. Все, кроме меня. Я люблю черный юмор, и к тому же меня спасали наушники с музыкой. Люся варит кофе – а я курю и слушаю джаз.

– Ты посадила всех себе на шею! И муж тебя гоняет, «подай да принеси», и сын растет такой же! А ты как собачонка бегаешь между ними с подносом…

Не помню точно, что-то в этом духе Люся говорила. А впрочем, разве Люся это говорила? Может быть, она просто слышала мой внутренний голос? Поэтому я и не дергалась, тяну кофеек и киваю:

– Let my people go!

– И сама ты лахудра, – продолжала она, подставляя мне блюдце под чашку, – и муж у тебя свинья! Как-то была у вас, вижу – полотенце упало. А твой перешагнул и чешет, как будто так и надо! Он и не думал наклониться и поднять! Зачем ему? Он знает: сейчас ты вскочишь и все за ним подберешь! А я смотрю и думаю: «Да хоть бы ты, зараза, навернулся на этом полотенце!»

Я с ней была согласна на сто процентов, поэтому не спорила. Пью кофе и тихонько напеваю:

– Let my people go!

– Ты слышишь, что я говорю? – стыдила Люся. – Посадила на шею и пляшешь!

Я вытягивала ножки на белом чудесном диване и слушала музыку. А если вдруг у нас и начинались диалоги, так это не я отвечала Люсе, это мой внутренний голос ей отвечал.

– Эх, Люся! Мне проще десять раз поднять одно и то же полотенце, чем воспитывать взрослого человека!

– Ага, поэтому он у тебя и рот открыть не успевает, а ты уже с ложкой стоишь! Только руку мужик протянул, а ты ему: «Чайку извольте, господин».

– Люся, дорогая, – мой внутренний голос пытался меня оправдать, – а что нам остается? Таких, как мы с тобой, на улице полно. Женщины в наше время гроша не стоят, бабья в России навалом. А таких, как наши мужики, еще пойти и поискать. Он выйдет сейчас на дорогу, только руку поднимет – и все, подберут!

– Овца ты, – это уже не голос мой, это Люся лично от себя добавляла, – учишь, учишь тебя – все об стенку горох. Ты – женщина! Ты – звезда! И нечего ходить к нему с подносом, как служанка…

А я опять ей:

– Let my people go!

Со мной, конечно, спорили. Никто не понимал, за что я Люсю полюбила. А вот за это, за то, что однажды она сказала всем, четко и громко: «Я – звезда!», влезла на высокий пенек, и никто ее с этого пенька не скинул.

Хотя, конечно, лишний раз гостеприимством злоупотреблять не хотелось. Поэтому некоторое время мы с Люсей не виделись, примерно с полгодика. И вдруг однажды утром она мне позвонила.

2

Люся не сказала ни слова и даже не поздоровалась, а сразу заплакала в трубку. Я спрашиваю: «Что случилось?» – она не отвечает, только продолжает выть.

– Хочешь, приеду? Попьем кофейку…

– Приезжай. – Она высморкалась. – Только у меня нет кофе. И сигареты кончились.

Я все купила и прикатила к ней. Когда она открыла дверь, я не узнала Люсю, она была похожа на труп после тяжелой болезни.

Похудела очень сильно, на ней болтались спортивные брюки, которые еще сезон назад были на ней в обтяг. И постарела, рожа стала серой, щеки повисли, согнулись плечи…

Я пыталась не удивляться, но эта стервь заметила мой приоткрытый рот.

– Что? Страшная я стала?

– Да нет, не очень.

– Не падай только, – сказала она и выключила свет в прихожей. – Мы с Васей развелись.

Тут же с размахом Люся открыла шкаф. Шкаф, который раньше был набит ее шмотками, теперь был пуст.

– Все забрал! – сообщила она со злостью. – Даже шубу мою!

– И норку твою забрал! А норку зачем?

– Новой бабе своей! Этот урод недоношенный утащил мою норку своей новой бабе! Чтоб она в ней сгорела, сволочь!

Шубы не было, а без нее и сапоги на шпильке, и перчатки лайковые, и платье под леопарда превратились в дешевую бутафорию. Люся выходила на улицу в спортивном костюме. Ей, в общем, и некуда было выходить, кроме детской площадки.

Я направилась в кухню, Люся поставила турку на огонь, показала мне пустой холодильник и закричала:

– Бизнес прихапал! Машину забрал! Квартира у нас с ним в доле! Так он еще трясет меня, чтоб я скорее продавала! А ты все выкобениваешься! Мужику своему нервы мотаешь! Вот садись и посмотри, как оно живется после развода!

– О господи! – Я огляделась. Я искала белый кожаный диван.

– Дивана нет! Всю мебель вывез, сволочь.

– О, мама дорогая! – Тут даже я разволновалась. – Какой хороший был диванчик!

– А тебе все скучно! Книжки свои дурацкие пишешь! А вот не дай тебе бог оказаться в такой же жопе! Тогда я посмотрю, что ты мне там напишешь… Про любовь!

Люся открыла пакетик с баварским шоколадом, который я принесла, понюхала кофе и опять зарыдала, на этот раз тише, все-таки мой визит ее обрадовал. А я курила, сидя на табуретке, и молчала. Что я могла сказать бедной Люсе? Не знаю, я включила свой плеер.

Hello, Dolly, well, hello, Dolly…

Рядом заплакал Люсин ребенок, он увидел, что мать ревет, и тоже начал с ней за компанию.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Слово «супер-женщина» дается в авторской орфографии.

2

Ранее этот эпизод Соня Дивицкая издала как рассказ в составе сборника под названием «Господа психологи» и под псевдонимом Ирина Крицкая. (Прим. ред.)