Враг невидим - Юлия Федотова

Напрасно он так думал.

Едва он успел спуститься по башенной лестнице и выйти в нижний боковой коридор левого крыла, как его окликнул строгий и неприятно хриплый голос.

– Молодой человек! – Веттели обернулся. – Да-да, я к вам обращаюсь! Вы из какого класса? Вы новенький? Почему я не вижу вас на занятиях? И реферат по новейшей истории вы до сих пор не сдали, а последний срок истёк ещё вчера!

Кругленький низенький господин средних лет, с заметной лысиной в седеющих волосах, в тёплом сером шарфе вокруг горла, (не иначе, простуженного), стоял руки в боки, и с праведным негодованием и смотрел на него поверх отвратительно круглых очков.

«До чего неприятный тип!» – подумал Веттели, но ответил очень учтиво:

– Простите, сэр, боюсь, вы ошибаетесь. К сожалению… – какое там сожаление! Счастье, счастье великое! – … я не ваш ученик, а новый преподаватель по военному делу. Норберт Веттели к вашим услугам.

– Неужели? – его ещё раз оглядели с ног до головы очень неодобрительным и недоверчивым взглядом. – Что ж, я проверю. И если выяснится, что вы морочите мне голову…

Веттели постарался улыбнуться как можно более любезно, ему хотелось понравиться этому «неприятному типу», просто потому, что тот был частью Гринторпа, который так нравился ему самому.

– Уверяю вас, сэр, я именно тот, за кого себя выдаю! Профессор Инджерсолл, мистер Коулман, мистер Токслей и мисс Фессенден могут это подтвердить.

– Я непременно переговорю с профессором. Учтите! – историк погрозил пухлым пальчиком. Похоже, он так ему и не поверил. И даже не счёл нужным представиться. Поправил кашне и с обиженным видом удалился.

А Веттели свернул за угол, в главный коридор, и снова услышал голос за спиной. Точнее, голоса – юношеские, ломкие.

– О! А это ещё кто такой? Новенький? С какого курса?

– С выпускного, наверное. Вроде, с их этажа идёт.

– Ну да! В выпускной новичков не берут, забыл, что ли?

– Правда… Так что он, к нам, что ли? Надо тогда с него…

Дослушивать, что от него ещё хотят, кроме реферата по истории, Веттели не стал. Именно в этот момент он поравнялся с большим зеркалом у входа в гардеробную мальчиков – и вздрогнул. Шайтан-шайтан, как говорят в песках! Из зеркала на него изумленно смотрел он сам, но не нынешний, боевой офицер, прошедший войну, а школьник, причём даже не выпускного класса. Потому что в шестнадцать лет он был здоровым, спортивным юношей со свежим цветом лица, а за полгода до этого вместе с половиной школы переболел скарлатиной, и выглядел примерно как сейчас. Разве что выражение лица было мягче, подбородок не знал бритвы, и на лбу ещё не появился маленький шрам от прошедшей вскользь пули. Но если не вглядываться в детали…

В общем, больше он не медлил. Юркнул за угол, пулей взлетел по лестнице, напялил мантию, нахлобучил шапочку, и уже в таком обновлённом виде добрался, наконец, до обеденного зала. Дорогу спрашивать не пришлось, безошибочно сориентироваться на местности помог запах жареного бекона и медовых плюшек. Пришёл, пожалуй, рановато, свободными оставались почти все столы. Но Токслей был уже здесь, как всегда громогласный и бодрый.

– О! Капитан! С выходом в свет вас! Между прочим, надевать мантию к завтраку необязательно, достаточно форменного костюма.

– Ну, это кому как, – пробормотал Веттели удручённо. – Мне, к сожалению, без неё пока не обойтись, – сказал так, а сам подумал, сколь же глупо он будет смотреться в этой длиннополой чёрной хламиде на занятиях по военному делу. – Но как в ней строем командовать – не представляю. Ещё кисточка эта… Чудно! – он представил, как кисточка болтается перед прицелом.

Токслей шумно рассмеялся.

– Господи, да кто же заставляет вас вести военное дело в мантии! Полковник Гримслоу, к примеру, являлся на занятия в своём старом мундире, тот еле сходился на его пузе. А ваш пока ещё вам впору, уж не знаю, надолго ли, – он расхохотался снова. – На худой конец, обойдётесь свитером.

– Нет, – мрачно возразил Веттели, сам не зная зачем, умнее было бы промолчать, – свитером я не обойдусь. Меня в нём принимают за школьника.

– Кто? – удивился Токслей.

– Все.

– Нет, правда? – заинтересовался лейтенант. – Ну-ка, снимите мантию, интересно на вас взглянуть! Может, всё не так плохо, как вам кажется? И шапку, шапку тоже!

Веттели с обречённым видом исполнил просьбу.

– Да! – признал Токслей, внимательно изучив сослуживца со всех сторон. – Так никуда не годится. Господи, да вы и правда совсем мальчик! Я бы сам принял вас за ученика, не будь с вами знаком. Забавно! В форме вы смотритесь более внушительно.

– Форма мне надоела, – пожаловался Веттели. – Буду носить штатское, даже если оно – мантия… Кстати! – вспомнил он. – Встретил сегодня в коридоре одного субъекта в круглых очках, кажется, он историк. Хотел вытребовать у меня какой-то реферат. Не подскажете, как его зовут, а то он не представился.

– А-а! – усмехнулся лейтенант. – Встретились с нашим Хампти-Дампти?[3] Нет, не подумайте, что это просто прозвище. Его действительно так зовут: Уилберфорс Дампти. Пренеприятная личность, дети от него стонут.

– Надо же! – присвистнул Веттели. – Ещё и Уилберфорс! Неудивительно, что у него дурной нрав. Должно быть, нелегко ему приходится в жизни. Я бы так не смог.

– Ваша беда в том, – назидательно молвил Токслей, – что вы всегда ищете оправдания чужим грехам. – Веттели так и не понял, серьезен он, или, по своему обыкновению, насмешничает.

Следующие два дня прошли для Веттели очень напряжённо: он изучал программы по своему курсу и удивлялся, кто, а главное, когда их составлял. Автор, несомненно, был большим знатоком военного дела, вот только жил он в ту эпоху, когда не было ни бронеплойструмов, ни боевых големов, а может, и пороха-то не успели изобрести. Во всяком случае, развивать меткость ученикам предлагалось по старинке, при помощи лука и стрел, а выпускной класс допускался до арбалета.

Сам Веттели, имевший репутацию отличного стрелка, арбалета даже в руках не держал. В Махаджанапади пытался освоить традиционный бамбуковый лук со стрелами из тростника, чтобы обходиться без лишнего шума в ночных вылазках, но дело не пошло. Нет, не то чтобы совсем. Окажись его противником, к примеру, священная корова – в неё бы он, скорее всего, попал, если бы она бродила неподалёку, и не было бокового ветра. Но поразить более мелкую цель ему удавалось редко. Так что на роль наставника он решительно не годился. И так было буквально во всём. У них с неизвестным автором программы были совершенно разные представления о войне. Единственным более ли менее коррелирующимся пунктом оказалась строевая подготовка. «Ну, значит, с неё и начнём, а дальше будем действовать по обстановке, – решил для себя Веттели. – Главное, чтобы без громких песен в школьном дворе».

Но не дошло даже до строевой. На шестое утро его призвал профессор Инджерсолл.

– Норберт, дорогой! Выручайте!

Это прозвучало так экспрессивно, что Веттели даже испугался, что тут у них стряслось.

– Беда у нас, Берти, беда!.. Вы простите, что я к вам по имени? Ведь я знал вас ещё младенцем. Когда ваш дед был ещё жив… Так о чём это мы? Ах, да! Наш биолог, мистер Скотт, вынужден срочно уехать на месяц-другой, у него личные обстоятельства! Очень не хотелось бы исключать его из штата и брать на это место нового человека. Вы ведь согласитесь его подменить? Как у вас с естествознанием?

С естествознанием у Веттели было хорошо, как и с прочими предметами школьного курса. Если что-то и подзабылось за прошедшие годы – вспомнить недолго. Если бы не военное дело, с которым надо было что-то решать: на одной строевой не выедешь.

– Ах, да боги с ним, с военным делом! Оно не входит в обязательный государственный минимум, без него можно временно обойтись, нагоните во втором триместре. А без естествознания мы пропадём. Так что сразу после выходных приступайте. Нагрузка довольно большая, по двенадцать часов в неделю у мальчиков и у девочек…

– У девочек! Естествознание! Ох! – это вырвалось невольно, не помогла даже армейская привычка никогда не перебивать старших по званию.

Отчего-то большинство людей склонны считать юных девиц из хороших семей невиннейшими созданиями, не имеющих ни малейшего представления о скрытых сторонах взрослого мира. Но у Веттели был друг (погиб под Каали), у которого он нередко и подолгу гостил на каникулах. А у друга имелись многочисленные сёстры, у сестёр – подруги. С тех пор Веттели знал совершенно точно: когда речь заходит о пестиках и тычинках, эти юные особы понимают гораздо больше, чем следует.

Причину его сомнений профессор угадал сразу, должно быть, тоже не обольщался на счёт своих учениц.

– А мы поступим так, – придумал он. – Вести занятия у двух последних курсов попросим мисс Фессенден, думаю, она не откажет. А с младшими вам будет легче. Согласны?