Решающее лето - Памела Джонсон

— Потому что я люблю Чармиан. Эван сделал ее жизнь невыносимой, и вы даже не пытаетесь помочь ей.

— Я не могу, — тихо произнесла миссис Шолто. — Что же касается леди Арчер и этого молодого, как его, Филда, то вы напрасно приняли все так близко к сердцу. Я никому не хотела зла. А вы были так резки.

— Все мы не хотим зла, однако…

Это становилось невыносимым. Эти разговоры о том, о чем лучше было бы забыть, робкие полуизвинения за проступки, сейчас уже не имеющие значения и даже стоящие по ту сторону реального. Единственно, что теперь было важно, — это страдающая Чармиан, Чармиан, не знающая ни сна, ни покоя. Я встал и зашагал по комнате, словно хотел раздвинуть ее стены.

— Никто никому не желает зла, — вдруг тихо и устало повторила миссис Шолто. Я настолько забыл о ее существовании, что ее слова показались мне лишенными всякого смысла. Она поднялась и, пожелав спокойной ночи, ушла.

Я уснул в кресле у камина. В семь утра, продрогший и разбитый, я был разбужен резким телефонным звонком. Звонил Шолто. У него был голос человека, чрезвычайно довольного собой.

— Это ты, Клод? Ура! Слава господу богу, все кончилось! У меня дочь. Восемь фунтов, представляешь? Я уже видел ее. Похожа на тебя. Такое же длинное-предлинное лицо. Надеюсь, оно округлится со временем. Правда, волосы не твои, очень темные.

Я перебил его и спросил, как Чармиан. Он сразу же стал серьезным.

— Все в порядке, так по крайней мере сказал Стивенс. Было очень трудно, пока не дали наркоз. Намучилась изрядно, даже не смогла со мной разговаривать. Сказала только «здравствуй» и тут же уснула. Мама пошла к ней, но ее не пустили. Меня тоже прогнали до завтрашнего утра. — Серьезность снова оставила его. — Ура! Я теперь папаша. Ей-богу, это чертовски занятно! А теперь я, пожалуй, приму ванну и лягу спать.

Я тоже уснул и проспал не менее четырех часов. Мне все время снились телефоны. В последние сутки они действительно играли главенствующую роль в моей жизни — их несмолкающий трезвон, казалось, доносился даже из подушки, к которой я прижимался ухом, они были отзвуком глухого шума усталости в висках. Открыв глаза, я не сразу сообразил, что действительно звонит телефон. Звонил Стивенс.

— Ваша сестра здорова, но в подавленном состоянии. Мне кажется, вы ей очень нужны, и я, пожалуй, разрешу вам свидание, если это хоть немного поднимет ее настроение. Вы сможете приехать часам к пяти? Сейчас она поест, потом немного отдохнет. Кстати, у вас прелестная племянница.

Я сказал ему, что в данную минуту меня это мало интересует.

— И тем не менее. Я думаю, миссис Шолто завтра совсем оправится. Итак, в пять часов, свидание на пять минут, не более.

Я пообещал приехать.

Когда я собрался к Чармиан, неожиданно раздался еще один, последний за этот день звонок. Звонил Макморроу. Я был у Хелены днем и сообщил ей о рождении внучки.

— Подумать только! — воскликнула она. — Вот и пришла пора мне остепениться. Все, крылышки подрезаны. — А затем, сделав шутливую гримасу, добавила: — Неужели я бабушка?

— Это вы, Клод? — услышал я в трубке голос Макморроу. — Мне кажется, вам следует навестить леди Арчер. Она мне что-то не нравится. Почему непременно сейчас? Видите ли, я не хотел бы так ставить вопрос, но…

— Чармиан родила, роды трудные, длились тридцать шесть часов. Чувствует себя отвратительно и хочет меня видеть. Я сейчас собираюсь ехать к ней.

— А-а, — протянул он в нерешительности. — В таком случае вам все равно не позволят долго у нее задерживаться, не так ли?

— Доктор сказал, не более пяти минут.

— Прекрасно, только не засиживайтесь. Я хотел бы, чтобы вы были здесь.

Я не мог сейчас думать о Хелене, да и не верил, будто с ней могло что-либо случиться за тот короткий срок, что мы не виделись.

— А если я приду в шесть?

Макморроу ответил не сразу.

— Хорошо, только не позднее. Мне было бы спокойней, если бы вы навестили ее.

Вспоминая теперь все, я не уверен, что у меня была тогда возможность выбора. Я был нужен Чармиан и обещал ей приехать. Поскольку я думал только о ней, я был глух ко всему остальному, Явная тревога, прозвучавшая в тоне Макморроу, показалась мне безосновательной, да я и не уловил в его голосе или словах чего-либо такого, что заставило бы меня немедленно изменить планы.

В пять я был в родильном доме. Старшая сестра встретила меня со словами:

— О, мистер Пикеринг, ваша сестра еще не проснулась. Подождите немного. Я уверена, она вот-вот проснется. Она так ждала вас.

— Я подожду десять минут, а затем должен уехать.

— Разумеется. Пройдите вот сюда. Садитесь, пожалуйста. Не хотите ли чаю? — Она провела меня в ярко освещенную комнату на первом этаже, в которой было очень тепло и пахло свежей масляной краской; здесь стояли цветы, лежали иллюстрированные журналы.

От чая я отказался.

— Я знаю, чего вам хочется, — сказала она и бросила свой быстрый птичий взгляд в открытую дверь. — Няня! Это новорожденная Шолто? Давайте-ка ее сюда.

Молодая коренастая сиделка с деревенским румянцем во всю щеку внесла в комнату сверток.

— А вот и ваша племянница, мистер Пикеринг, — сказала старшая сестра, эффектным жестом фокусника откидывая уголок одеяла. — Ну, что вы скажете?

Малютка показалась мне чересчур красной и в какой-то испарине, но, странное дело, она действительно была похожа на меня.

— Ее назвали Лорой, — сообщила мне сестра, — у мамаши имя было уже приготовлено. Как только девчушка родилась, мать посмотрела на нее и говорит: «Ну и задала же ты мне жару, Лора». Потом она велела унести ребенка, но вдруг остановила няню и попросила: «Позвоните и узнайте, проснулся ли уже мой муж».

Время шло. Чармиан спала. Я не находил себе места. Мысль о Хелене теперь уже не давала мне покоя, мне слышался голос Макморроу, приглушенный, доносившийся издалека, словно по междугородному телефону. Сестра ушла, оставив меня бесцельно листать журналы. Затем она появилась с чаем, но я снова отказался от него.

Наконец, потеряв терпение, я вышел в коридор. Было без двадцати пяти шесть. Сестра куда-то исчезла, коридор был пуст, и весь родильный дом, залитый светом, чистый, сверкающий, пахнущий краской и похожий на яркую рекламную картинку, казался пустым и необитаемым. Сейчас хозяевами здесь были я да время. В полном отчаянии я толкнулся в первую попавшуюся дверь и очутился в комнатке, похожей на кладовую, где молоденькая санитарка мыла бутылочки для молока. Я попросил ее передать старшей сестре, что больше не могу ждать и навещу миссис Шолто завтра утром.

Я выбежал на улицу под мокрый снегопад и, терзаемый предчувствиями, стал ждать, когда в слякотной мгле появится синий огонек такси.