Везучий - Карен Таривердиев

Молодые подавали Волкову гранаты, и Волков перебрасывал их через стену. Одна из гранат скатилась обратно. У Волкова просто не было времени еще раз перебросить ее обратно. Молодые в испуге отпрянули кто куда. В этом переулке просто не было куда деться, а граната Ф-1, есть граната Ф-1. Волков схватил ее с земли, но времени уже не было, и тогда он просто накрыл ее своим телом. Его последними словами было: – Салабоны, мать вашу так! Волкова разорвало в клочья. Никто из его "молодых" даже не был ранен. Потом я прочитал в ШДК третьей роты, что Волков был женат и пошел в армию не со своим призывом, а на два года позже…

– Не понимаю этих ваших "мужчинских игр", – сказала мне моя новая женщина, которая лет на двадцать моложе меня. – Не понимаю, и понимать не хочу!

Её можно понять. Она не провожала своих мальчиков на войну, и не встречала их потом совсем других, с резко очерченными скулами… Если бы она не связалась со мной, то, наверное, и вообще бы не поняла, что это такое, война. А вот моя мать понимала, хотя и никогда не была на фронте. Но в 41-м ей было шестнадцать. И он не женился на моей маме, потому что погиб в 43-м. Он был летчиком-истребителем, и, наверное, его просто не успели толком научить летать. Я не знаю, на каком вылете он погиб. Может на первом, а может и на десятом.

Наши девочки тоже воюют. Воюют, провожая нас на войну. И встречая нас с резко очерченными скулами. Если доведется встечать…

У меня в чулане хранится старая моя форма.

Еще та, которую носила армия Советского Союза. Теперь уже такой не встретишь на улицах. Российская армия одета иначе, более современно и более красиво. Но у меня сохранилась старая. Та, которую носил я когда-то пятнадцать лет назад.

Сегодня, по настоянию своей женщины, которой почему-то очень захотелось увидеть меня в форме, я достал ее из темного угла и надел дома. Я не собирался в ней никуда выходить. Я вообще никогда ее не одеваю. Даже не знаю, зачем храню. Но она попросила, и я ее одел. Не только китель, но и рубашку с галстуком, и форменные брюки с кантом, вот только фуражки найти не смог. Да, ладно, не важно, хотя фуражку было жаль, где-то она валяется, но не помню где…Надел и посмотрел на себя в зеркало… Нахлынуло, даже сам не понимаю почему… Давно это было…

С левой стороны орденские планки и, глядя в зеркало, я вдруг вспомнил, когда и как я их получал. Но не так, как вручали перед строем, а за что… Вот Знамя – это пыль горной дороги, где я в нарушение боевого приказа, видя полную бесперспективность указанного места, которое мне приказали оседлать по карте, изменил место засады на три километра южнее, и через два часа раздолбал караван с ракетной установкой, которая сейчас стоит в музее Советской Армии. Представляли на Героя Советского Союза, но не утвердили представление и решили, что Красным Знаменем обойдусь… Вот Красная Звезда – это я поднял в атаку семь солдат среди белого дня на хренову тучу духов, потому что они захватили наших раненых, а раненых было бросать нельзя. В той цепи я был восьмым. Духи обалдели от такой наглости и отошли… Раненых мы спасли, правда, один умер от потери крови на месте, а еще одного мы не сумели довезти до госпиталя, потому что у него началась газовая гангрена. Ему попала разрывная пуля в бедро и разворотила его напрочь… Я видел, как на глазах пухнет и синеет его нога, но ничего не мог сделать. И никто ничего не мог сделать. Он умер через полчаса. В той атаке я сам был ранен, но ничего, обошлось малой кровью. Подумаешь, четыре месяца госпиталя. Людям и по круче приходилось… А вот еще одна Красная Звезда. Это мы ходили в горный укрепрайон с задачей отвлечь на себя внимание. Нас было шестнадцать… Мы отвлекли внимание и приковали его к себе… На отходе мы подорвались на минном поле. Трое было ранено, один погиб. От трибунала меня спасло только то, что сам был снова ранен. Была безлунная ночь, и я тогда ошибся и взял метра на три правее прохода в минном поле. Я знал, что оно тут установлено и где-то есть проход. Но духи наседали, и я заторопился, А в итоге промахнулся на три метра… Через полгода вместо трибунала пришел орден, которого я совсем не ждал… Две боевые медали, и я тоже помню, за что. Еще пяток юбилейных, которые за награды я не считаю. За "10 лет безупречной службы", "за 15…". Это так, побрякушки…

В 91-м нас начали зажимать. Вместо боевой подготовки с нас требовали уборки территории, работы в колхозах за картошку для части и прочее. Мои снайпера перестали ходить на полигон, а занялись подсобным хозяйством. И они смотрели на меня безумными глазами и спрашивали, " а что, товарищ капитан, мы и завтра на стрельбу не пойдем"? Мои гранатометчики тоже занимались подсобным хозяйством. А мои радисты, элита наших войск, потому что без нормальной связи воевать нельзя, грузили кирпичи и "забивали себе руки". Ведь радист на ключе – это пианист. Ему нельзя грузить кирпичи, потому что руки теряют чуткость, и радиограмму в 20 групп он передает уже за 40 секунд, а не за 15. Чем дольше работает радиостанция, тем больше вероятность, что ее засекут пеленгаторщики противника. И все, погибла разведгруппа…

Нас, старых вояк, потихоньку выживали из армии, не давая нам готовить бойцов. Мы не привыкли к такому к себе отношению и такому отношению к своим солдатам. Мы писали рапорта и уходили… Таджикистан-92 мы еще вытащили на старой базе, еще не все наши солдаты были уволены. Дембеля еще умели воевать. Мы вытащили и эту войну, о которой мало, кто знает… А потом ушли последние советские дембеля, ушли и мы…

А потом была первая Чечня… И в Грозном не было ни меня, ни Эльдара Ахметшина, ни Сергея Веснина. Я уехал в Москву, устроился работать в коммерческую фирму, получал в десять раз больше, чем получал в армии и по утрам похмелялся пивом в ларьке на Третьей Парковой улице. А Ахметшин и Веснин остались жить в нашем городке. Им просто не было куда оттуда уезжать. У Ахметшина было три ордена, как и у меня, а у Веснина пять. Пять боевых орденов. Даже в Великую Отечественную не каждый мог столько заработать! 27 января 1995 года наш батальон с новыми солдатами и новыми офицерами в один день за пять минут потерял 45 человек убитыми. За восемь лет войны в Афганистане батальон потерял 147 человек. Это за восемь лет, а тут за пять минут 45. Только не надо мне говорить, что чеченские макаки умели воевать лучше, чем афганские душманы. Видал я и тех, и других. И "черных аистов" тоже видал. Еще те вояки, каждому из них готов руку пожать, как профессионалу. Нет, это мы воевать разучились. Но 147 за восемь лет, а тут 45 за пять минут… Хреновая статистика…

Все мы были возмущены. Но как-то раз Ахметшин пошел провожать друга до шоссе, чтобы отправить его на попутке в Рязань. Откуда-то взялась "Волга" и сбила его насмерть… Через месяц решил Веснин рыбки половить. На тротил, естественно. Надо же такой беде случиться, что заряд запутался в его собственных снастях, подплыл под днище лодки, в которой Веснин и сидел, и рванул так, что ни от лодки, ни от Веснина и ошметков не нашли… И оба раза в этих историях присутствовал некий майор контрразведки, который и жил в нашем подъезде… Майор КГБ (потом ФСБ) Звездочкин. Без изменений фамилию его указываю. Не боюсь я.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});