Любовь по алгоритму. Как Tinder диктует, с кем нам спать - Жюдит Дюпортей

ногти, всегда аккуратно накрашенные, и, конечно же, тела – красивые, нежные, стройные.

Я вспоминаю о своей оценке в Tinder. Скорее всего, она не так высока, как хотелось бы. Вспоминаю: «Поторопись, 28 – это еще ничего, но после 30 начинается война».

Мне уже 29. И лучшие годы уже давным-давно позади, если верить книге «Dataclysm» («Датаклизм»). По сути, это анализ данных, скомпилированный основателем приложения OkCupid. Если вы гетеросексуальная одинокая женщина старше 21 года – эта книга станет для вас самым депрессивным чтивом в жизни. Вывод книги прост: после 21 вы никому не интересны. Если женщины ищут в основном мужчин примерно своего возраста, то мужчины ищут 21-летних девушек. «Это не результат опроса, это утверждение основано на анализе миллионов профилей. Женщины вне зависимости от возраста ищут спутников-ровесников. А больше всего лайков от мужчин собирают профили женщин в возрасте от 20 до 24 лет. Даже если речь идет о 40-летних мужчинах. Как только девушка получает право пить алкоголь – она уже слишком стара».

Неужели все мужчины, которых я знаю, действительно такие? Я думаю о друзьях детства, о парне в пятом классе, о соседях, о старшем брате, о бывшем Зоэ, который так мне нравился, о моем бывшем. Никогда, никогда я бы не поверила, что они могут быть настолько циничными и думать: «А, ну все, ей уже за 30, считай – смерть». Может, они умело это скрывают? В конце концов, я выросла на сериале «Как я встретил вашу маму», в котором Барни Стинсон не уставал выражать презрение к женщинам старше 29 лет по десять раз за серию.

Возвращаю Миражу телефон с самой милой улыбкой, на которую я способна. Мне страшно.

Ведь у него действительно есть огромное количество вариантов получше, значительно лучше, и я как никогда ясно это понимаю. Я не привлекательный продукт, который ставят на самое видное место в магазине, чтобы привлечь наивных покупателей. Но я и не полуфабрикат. Я что-то среднее. Хороший грюйер. Да, я хороший грюйер. Вкусный сыр, но в обморок от восторга никто не упадет.

Мало того что я раздавлена, я еще и извиняюсь.

«Прости, я не хотела так себя вести, я правда рада тебя видеть».

Вечер продолжается, будто ничего и не было. Что ж, в жизни случаются оплеухи, с которыми я не умею справляться.

Глава 6

«От Tinder мне…»

«Жюдит, это Луи из Havas. Перезвони мне, пожалуйста, у нас, кажется, есть для тебя предложение». Утро пятницы. Я сижу в гостиной в пижаме, когда приходит сообщение. Я работаю на удаленке для одного интернет-сайта, и ехать в офис Журношлюх мне не захотелось. Немедленно перезваниваю Луи. Tinder готовится запустить во Франции партнерство со Spotify, чтобы пользователи могли публиковать любимую песню в своем профиле, объясняет Луи. Приложение ищет способы дать пользователям тему для начала беседы, чтобы мэтчи перерастали во что-то большее. К тому же для Tinder это отличный повод получить ваши данные от Spotify, но об этом никто не распространяется, само собой. Мне предлагают взять интервью у Шона Рэда. «Первое во Франции», – уточняет Луи.

Шон Рэд?! Интервью?! Я в шоке. Звоню шеф-редактору новостей портала Grazia. «Ок, – говорит она. – Но нельзя, чтобы они просто воспользовались нами для рекламы. Соглашайся, только если они в ответ согласятся поделиться информацией об использовании Tinder в нашей стране. Нам нужны цифры, информация, самый сок». Я записываю ее указания в тетрадке с пеликанами.

Весь день провожу на телефоне с Луи и Лизой из Grazia, параллельно пытаясь закончить работу для другого портала, где веду колонку. Я добралась до душа лишь после шести вечера. Но мне плевать. Я предельно собрана. В голове держу свои задачи: соответствовать требованиям портала Grazia, чтобы сделать качественное интервью, которое предоставило бы читательницам новую информацию. А заодно найти способ задать Шону Рэду хотя бы полвопросика о работе алгоритма Tinder или потребительском аспекте приложения. Не знаю, я должна извлечь из этого разговора хоть какую-то выгоду.

Интервью с главой компании из Кремниевой долины согласуется, словно встреча с политиком. Луи на связи с Tinder, он передает мне их условия, а я в свою очередь озвучиваю требования Grazia. Предложение, контрпредложение, переговоры. «Шон хочет перечитать интервью перед публикацией», – говорит Луи. Когда собеседник хочет перечитать интервью перед публикацией, это значит, что он собирается редактировать ответы постфактум. «Никто никогда не согласовывал интервью, данные порталу Grazia, – решительно отвечает шеф-редактор. – Даже премьер-министр».

Мы договариваемся, что я пришлю вопросы заранее, но смогу менять их в ходе беседы. Это главное. Мы вроде как договорились: я вышлю предварительную информацию, о чем хочу поговорить, чтобы Шон Рэд мог подготовиться к интервью, но я могу утаить некоторые из вопросов. Именно здесь у меня останется крохотное поле для маневра.

Текст для Grazia должен быть готов и проверен шеф-редактором в воскресенье вечером, ранним утром понедельника он пойдет в печать. Мы договариваемся об интервью на выходных. С учетом разницы во времени интервью назначили на девять вечера субботы, сразу после я расшифрую беседу и отошлю редакторам. Я соглашаюсь, несмотря на то что ко мне приезжают погостить двое друзей из лондонских студенческих времен. А еще я пригласила на вечеринку парижскую компанию и надеюсь, что Мираж к нам тоже присоединится.

Снова звонят Луи и Жюлия.

– Хотим предупредить, Жюдит, если речь зайдет о рейтинге Эло – интервью не будет. Мы не собираемся его обсуждать, пресса вцепилась в эту идею рейтинга востребованности. Это совсем не то, чего мы хотим. Будет очень жаль, если из-за этого наше сотрудничество прекратится. Ты мне нравишься, и я уверен, что мы бы отлично сработались, но таковы наши условия.

– А что же это, если не рейтинг востребованности?

– Мы не будем это обсуждать.

В наших предыдущих беседах мы вскользь затронули статью Fast Company и концепцию рейтинга Эло. Может быть, не стоило с ними об этом говорить? Я соглашаюсь на условия, а значит, не может быть и речи о том, чтобы реализовать мой план сейчас. Что же делать? Совершить подвиг камикадзе и задать в конце беседы вопрос, который может все разрушить? Самые острые вопросы всегда задают в конце: если разозлить собеседника в начале интервью, это настроит его против вас, и тогда все пропало. Не знаю, как поступить. Я устала, я разбита, мне нужно встретить друзей с автобуса из аэропорта. Решу потом.

Мы сидим в кафе на углу моего дома. Лондонские друзья прекрасно ладят с парижскими, мы шутим над предстоящим мне интервью.

– Можешь спросить у Шона