А потом будет утро... - Тори Андерсен

– Ну вот, – проговорил он совершенно обыденным голосом, действительно укладываясь рядом на песок. – Ты в корне задушила самые мои романтические порывы. А вдруг я говорил правду?

Одри никак не могла надышаться: ее любимый друг весил примерно раза в два больше нее.

– А на синхронном переводе ты тоже говорил правду? Когда сорвал зачет всей группе?

Том расхохотался. Он до сих пор гордился своей выходкой.

– А тебе понравилось, да? Эх, хороший был зачет! А я пришел и сказал, чтобы ты выходила за меня! Точно!

– Причем, прямо с порога. На глазах и… и ушах у всей аудитории. Ты размахивал паспортом.

– Я был не в себе.

– Софи?

– По-моему – да.

– Вот как следует понимать твои предложения! – Одри сделала шутливо-обиженное выражение лица. – А ведь я могла и поверить!

Это случилось прямо перед выпускными экзаменами. Том явился на зачет, который проходил за компьютерными столами, в наушниках, когда около двух десятков студентов занимались синхронным переводом текста, как в кино. Том забавлялся, не обращая ни малейшего внимания на робкого мистера Николсона, который вел у них технику живого диалога. Отказавшись сдавать зачет сам, Том сорвал его почти у всей группы.

Два часа подряд он, включив все свое обаяние, балагурил, размахивая паспортом, и требовал, чтобы Одри немедленно согласилась выйти за него замуж, пытаясь преподнести все в форме изящной шутки. Она с достоинством приняла эту выходку, поблагодарила Тома за оказанную честь и попросила время подумать. После этого, слава богу, Стив и Бойд догадались, что героя-любовника надо увести и как следует успокоить. Вечером того же дня она встретила его, выходящим из бара, совершенно «успокоенного», и он с великим стыдом просил у нее прощения…

А теперь Одри вспомнила рассказ Джуди о ложном отцовстве Тома: он снова, возможно, переживает кризис, на этот раз по поводу развода с женой, и его словам не стоит придавать значения. Впрочем, им никогда не стоило придавать значения…

– Я очень нежно относился к тебе, Одри. Это – правда. Но ты была для меня другом, не более того. – Том бесстыже улыбался, глядя ей в глаза. – Ну конечно, с небольшим сексуальным подтекстом, ты же красивая девчонка!

– Да… – Одри поежилась, хотя было еще жарковато в мягких южных сумерках. – Я понимаю. Ты сказал мне об этом впервые, когда мы сфотографировались на работе с Джоном, Стивом и Бойдом. Помнишь?

– Очки и красные майки?

– Да. – Она задумчиво смотрела, как прислуга разжигает огни на поляне и на сцене, которая уходит в море. – Мне было так тошно тебя слушать, ведь мы с Джоном были в ссоре. А ты…

– Я хотел вас помирить!

– Мало того, что ты нас посадил рядом, так мы и вправду еще оказались в этих дурацких красных майках, как два одинаковых пасхальных яйца.

– Но, Одри, ведь не это бросалось в глаза, а совсем другое.

– Конечно, не это. Хотя ты голосил потом на весь офис, когда напечатали фотографии, мол, посмотрите, какое композиционное сходство: две красные майки.

– Это наши с тобой черные очки, которые мы надели в самый последний момент, были композиционным сходством.

– А зачем мы их надели?

– А правда, зачем?

Они помолчали немного и оба расхохотались.

– А зачем ты вообще построил нас фотографироваться?

– Ты не поняла? Я был немного влюблен в тебя, и мне нужна была твоя…

– Убью!

– Ладно-ладно, я пошутил! – Том примирительно замахал руками. – Просто я решил щелкнуться… вот и все. А майки тут ни при чем.

– Вот именно, а зачем ты орал, что это лучшая фотография в твоей жизни?

– Да мы с тобой там хорошо вышли. Не знаю, Одри! Что ты хочешь от меня услышать? Что я действительно был в тебя влюблен?

– Ничего, – быстро ответила она и сбежала вниз к воде.

Он подошел к ней через пару минут и обнял сзади, скрестив руки на ее животе.

– Одри.

– Что?

Он вздохнул и поцеловал ей ухо, на этот раз нежно, без шуток.

– На меня нельзя обижаться.

– Я не обижаюсь. Я же друг с сексуальным подтекстом.

– Вот именно! Давай искупаемся? Я тебя так давно не видел в купальнике…

– А при чем…

– А при том! Я, может, в Израиль приехал, чтобы на тебя посмотреть. – Он рассмеялся. – Да я шучу, конечно.

Она и так знала, что шутит.

– Тем более что купальника на мне нет.

– А ты хоть на ком-нибудь видишь купальники? – Он обвел рукой панораму поляны, где уже повсюду горели факелы, бросая яркие отблески на голые тела людей, похожих на дикое племя. Мужчины купались в плавках, женщины – без верха или вообще без ничего.

– Умеют гулять в Израиле! – вырвалось у Одри. – Ни за что бы не подумала!

– Если ты стесняешься, пойдем на дальний пляж, там мы можем вообще раздеться донага. Я не буду над тобой смеяться! – Том взял ее за руку и потянул куда-то за собой. Его ладонь была холодной и чуть дрожала.

Она серьезно посмотрела ему в глаза:

– Том.

– Да что с тобой?! Ты меня боишься?

– Нет. А ты решил исправить ошибку молодости?

– Нет, Одри, нет, не обижайся на меня. Как хочешь, пойдем, искупаемся в толпе, если ты меня боишься. Здесь веселее.

И прежде чем она успела что-то ответить, Том дернул ее за руку и подтащил почти к самой воде. Сняв одежду, Одри вошла в теплую, словно парное молоко, ночную воду. Это было хорошо знакомое, много раз пережитое удовольствие, но сегодня она словно открыла что-то новое.

Это было прекрасно. Это был полет…

Наплававшись, она легла на спину, покачиваясь на волнах и глядя на луну. Потом ее кто-то нежно подхватил снизу, будто поднял на руки, и она поняла, что это может быть только Том, и улыбнулась, вставая на песок. Глубина была чуть выше пояса. Но Одри уже не стеснялась перед Томом своей обнаженной груди. Какая разница? Друг с сексуальным подтекстом… Что ей скрывать?

Она обняла его первая, не слишком соображая, что происходит, в ответ он начал нежно-нежно, как никогда еще с ней не делал, ласкать ее губы своими губами. И в этот момент оба поняли: вот теперь действительно все серьезно.

Вокруг творилось невообразимое веселье, прыгали и визжали голые люди, а они стояли по пояс в воде совершенно одни, ничего не слыша, и осторожно, словно впервые, притрагивались друг к другу. Словно опасаясь пропустить что-то важное или боясь совершить неловкое движение… Том нежно водил кончиками пальцев по ее лицу, будто хотел запомнить его на ощупь, снова и снова повторяя ее имя. Потом, с нарастающей страстью, обнял ее острые плечи и начал целовать их. Это было знакомое чувство, но в то же время заново открытое, как ночная вода.

Это было прекрасно. Это был полет…

И Одри сладко застонала, прижимая голову Тома к своей груди, и он, рыча и расталкивая людей, понес ее в сторону берега, к их уютному укрытию с просторным махровым ковром…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});