Убью, студент! - Анатолий Субботин

оконце украшало ее.

В спальне стояло с десяток железных коек. Несколько из них были пусты. Студент занял свободное место у стены, недалеко от двери. Он почувствовал, что между простыней и матрасом постелена клеенка. Как в детском саду! – усмехнулся он. На клеенке, в непривычной обстановке и вообще после пережитого ему не спалось. К тому же один клиент громко клянчил у сержанта сигарету. Клянчил, пока дверь не открылась и не вошел милиционер с распечатанной пачкой. «Только быстро»! – сказал он. Лёня тоже попросил закурить… Наконец, сержант выключил свет. Мужчины, ставшие на ночь детьми, тревожно забылись.

Полшестого утра раздался мужской голос: «Подъем! Выходите одеваться». Как там у Высоцкого? «Разбудит утром не петух, прокукарекав, – сержант подымет, как человека». Помятые личности потянулись к выходу.

Лейтенант, выдав Соломину портфель и студенческий билет, сказал:

– У тебя было 5 рублей. Мы их взяли в счет услуги, которая стоит 15. Если до 11 часов привезешь остаток, сигнал в деканат не поступит.

– Конечно, привезу! – обрадовался Лёня. Опять ему повезло, легко отделался. Но совесть все-таки мучила его. Особенно с похмелья. Особенно когда он думал о маме. Бедная мама! Сынок за тройки лишился стипендии, и она выкраивает ему из скудного семейного бюджета 60 рублей в месяц. Она-то думает, что деньги идут на питание. Но часть денег пропивается и даже – вот! – выплачивается за вытрезвитель.

10. Поцелуи

«Восьмерка». Кухня на 4-ом этаже. Пол устлан керамической плиткой. Вдоль стены – газовые плиты. Но горят они преимущественно вечером. А сейчас день, и кухня пуста. Впрочем, не совсем… В одном месте у пола вскочила шишка в виде квадратного выступа, выкрашенного светло-коричневой краской. На этом выступе сидят филологи: второкурсник Леонид Соломин и студентка 4-го курса Варвара Диденко. Они сидят спиной к плитам и лицом к окну, за которым апрельский день млеет. О чем они говорят? О литературе? Быть может. Но мысли их постоянно сбиваются на другое. Вот они замолкают, он берет ее за руку. Они целуются. «От тебя пахнет детством», – говорит она.

Лёня познакомился с Варей на танцах, которые случались каждую субботу тут же рядом, в холле. Убирались стулья и телевизор, на подоконник ставился катушечный магнитофон и колонки. Выключался свет и – пошла потеха! С больших крутящихся бобин летели «Бони М» и прочий запад. На деревянном щитке загорались и гасли разноцветные лампочки. Светомузыка!

Лёня пригласил на медленный танец дивчину с немного смуглым лицом и темными, подстриженными волосами. Кажется, стрижка называется «каре». От выпитого перед танцами вина, светомузыки и близости сбитого девичьего тела глаза у Лёни сделались раскосыми.

– Ты похож на турка, – сказала дивчина.

Хорош турок с курносым носом!..

Варя приехала учиться в Пермь из Минеральных Вод. По слухам у нее здесь был парень, но они расстались. Лёня не спрашивает ее об этом. Она приятна и желанна ему, но о свадьбе он пока не задумывается. Ей он тоже приятен, однако она понимает, что ничего серьезного у них не получится. Через год с небольшим она закончит учебу и уедет к себе на родину, а он останется еще на два года. И если даже он увлечен ей сейчас, за это время, конечно, полюбит другую. Кроме того, она чувствовала, что старше и опытнее его, и предаваться любви с мальчиком, девственником казалось ей не совсем приличным. Поэтому ни с той, ни с другой стороны не было особого напора, заинтересованности в развитии отношений. А было так: встретились, поцеловались, разошлись.

Они целовались на кухне. Но это не первый лёнин поцелуй…

Осень. Одноклассники один за другим уходят в армию. Сегодня уходит Витя Вылегжанин. Провожающие уже хороши: успели и покурить на лестничной площадке 5-тиэтажного дома, и песен попеть. Тут кто-то сказал: «А пошли, сбегаем ненадолго к Сережке Белкину. Его тоже сегодня провожают». Белкин учился в параллельном классе, и Соломин был мало с ним знаком. Но за компанию побежал.

Очутились в частном доме на окраине Копиграда. В сенях поняли, что прибыли под занавес: публике уже надоело сидеть за столом, и она разбредалась. Среди молодых людей вертелись две раскованные девицы. Быть может, их расковало вино, а может, они такие и были. Одна – полненькая, кудрявая, другая – плосковатая, рыжеватая, с конопушками на лице и плечах.

Кто-то из хозяев дома провел вновь прибывших в комнату выпить по рюмке. Окно там было раскрыто настежь, из палисадника веяло осенней прохладой. Однако стойкий запах пирушки пока не поддавался ей. На столе царил хаос: грязная посуда, кое-где объедки и недопитый самогон. Водка из экономии покупалась на проводы по минимуму. Кто хотел, догонялся самогоном. Но здешние хозяева побили все рекорды по хлебосольству: рядом со столом на табурете стояла большая (ведра на три) кастрюля с домашним крепким пивом, открытая и на четверть опустошенная. Эта кастрюля особенно поразила Лёню.

Выпив рюмку, он в сени вышел. И тут же очутился в объятиях рыжей девицы. Кто начал первый, он не понял. Кажется, они потянулись друг к другу одновременно. Подружка ее, видимо, подцепившая парня, куда-то исчезла. Этой тоже нужен был парень. Из провожающих Белкина на нее никто не клюнул. И тут подвернулся Соломин. Выпей он меньше, он бы прошел мимо: девушка была не в его вкусе. Они стали целоваться. Они целовались сначала в сенях, потом на улице перед домом. Не очень приятная со стороны картина: в самом деле, слиплись, как собаки. Один юноша сделал Лёне замечание: «Слышь, перестань сосаться»! Тогда тот потащил девку туда, где меньше народу, – в забой.

– Куда? – спросила она.

– Туда.

Забой начинался рядом, на соседней улице. Назывался он так потому, что в этой холмисто-овражьей местности издавна брали глину для близлежащего кирпичного завода. Сладкая парочка перешла дорогу и скрылась от окон деревянных домов в овраге. Склон оврага был покрыт пожухлой травой и, кажется, каким-то мусором. Но Лёня не стал искать места почище. Тем более уже стемнело. Положив девицу, где стояли, целуя ее, он залез ей рукой под юбку. О, сколько в мире препятствий! На ней были колготки. Кроме того, предстояло оголить и свой зад, чего Лёня стеснялся. Он вообще боялся, что их застукают. И поза! Поза оставляла желать лучшего: они лежали под углом 45° ногами вниз. Дойди до дела, и он начнет съезжать с нее, постоянно выпадать, так сказать, из лона. Вот уж и смех, и грех! Почувствовав его неопытность или, может, опасаясь сдавать крепость при первом натиске, девушка мягко сказала: «Пойдем». Лёня тут же согласился.

Позднее он