Сердце Аспида: Жена поневоле (СИ) - Ермакова Александра Сергеевна "ermas"

Но и на следующее утро Вольхи было не видать.

— Где она? — Вейту к себе вызвал.

— В комнате сидит, — недовольно пробурчала прислужница, глаза от пола не отрывая.

— Она хоть что-то говорит? — прищурился, жадно выискивая хоть намёк, что Вейта обмануть захочет.

— Нет, — равнодушно повела голенькими плечиками прислужница. Она знала, как я любил красивое женское тело. У неё была восхитительная фигура: полная грудь, тонкая талия, длинные стройные ноги… И как меня возбуждали откровенные наряды, коих в этих землях не носили. Да и Вейта была из тех краёв, где женщины в платьях до полу ходили. И верх скромнее, грудь плотнее сокрыта, руки до запястья.

Но когда я ей показал комнату, с вещами из тех стран, где успел побывать, она взяла за привычку мой глаз радовать разными платьями. Не стеснялась, не смущалась… Ей и самой нравилось примерять всяко-разно. И ежели раньше я бы ценил смелость прислужницы, то сейчас её наряд показался вычурно наглым и не к месту откровенным.

— Мне её позвать? — без явной охоты уточнила Вейта.

— Нет. Проголодается, спустится… — отпустил девицу, оставшись в злом одиночестве за огромным столом в пустом зале.

«Проголодается!» — убеждал себя до ужина. Но как солнце стало клониться к горизонту, и до меня долетел запах из кухни, где над блюдами колдовала Шанура, не выдержал. Терпение лопнуло, и я ворвался к ней в комнату.

Вольха

По опочивальне бродила, руки заламывала, зябко за плечи себя перехватывала и вздрагивала от каждого шороха, страшась, что Аспид по мою душу и тело крадется.

Не отошла я от первой близости, не готова к следующей. И ежели плоть не болела, то страхи из головы так просто было не выгнать. Вот и пребывала в постоянном ужасе, мыслями не могла собраться, силами…

Может, это я так мягка телом и слаба разумом, что не выдержала первого сближения с мужем? Может, я, глупая, без причины сразу слёзы распустила, да на Аспида дурно подумала?

Раньше бабы… да что уж там, и боярские дочери, жены, и княжеские, насилию подвергались при каждой проигранной войне аль набега соседа. Они привыкшие были. Горько, тошно, но подобное часто случалось, вот и входило в правило. На то не роптали, проглатывали боль и дальше жили…

Правда, давно это было и только в неспокойное время. А мы уж боле века не знали войн и жестокости. У нас редкий мужик бабу свою колотил, насильничал. И ежели случалось — оно осуждалось, наказывалось… ежели жертва решится ссору из избы вынести да с жалобой к князю явится.

А может, у Аспидов так принято? Придавил, пар спустил — свободна! Без нежности, ласки, слова доброго.

Как животные спаривались.

У них тоже не особо с любовью, лишь на инстинктах, дабы потомство завести.

Ох, Велика Лада! Что ж это, мне досталось в мужья ЖИВОТНОЕ?!

Ох, нет!! Не готова я к подобному. Не по мне такие забавы. Не по мне такие отношения. Не выдержу я брака с чудовищем!

Как пить дать сбегу аль руки на себя наложу…

Мысль выпорхнула… Я испуганно взвизгнула, когда тяжёлая дверь со стуком распахнулась, а на пороге Аспид окаянный застыл. Зелёные глаза опасно сверкали, от него веяло яростью и опасностью. Точно хищник перед прыжком.

— Тебе разве не велено было спуститься? — вместо благодушного приветствия зло прищурился, ноздри прямого носа дрогнули.

— Вейта звала, — призналась тихо. Позорно зубами проклацала, не то от неописуемого страха, не то от холода.

— Так в чём дело? Недуг подхватила какой аль характер решила показать? — ощупывающе взглядом по мне пробежался, стопоря на самых постыдных участках, кои старательно прикрывала руками.

Нет, не была раздета. Вейта принесла наряд со словами: «Господин велел вам это надеть!».

Я два дня в ЭТОМ мучилась от холода, уж тела не чувствовала, время от времени в одеяло кутаясь, а тонкая ткань непристойного платья совсем не грела. От стыда, что такой открытый наряд на мне, нос страшилась из комнаты показать.

Лучше с голоду умереть, чем от стыда сгореть!

Думала, Аспид оставит меня в покое. Ан нет…

Неужто он такой монстр, что заставит меня ходить полуголой по крепости? Как прислужницу… а на ней такое платье, что у меня от смущения щёки каждый раз вспыхивали, как её видела.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Я не голодна, — солгала, не моргнув глазом. Вернее, не сводя их с него. Таращилась и ждала броска Аспида, выплеска гнева… своей смерти.

— Два дня уже прошло, — напомнил, как давно я ни крошки хлеба во рту не держала. — Ты мне полудохлая не сдалась. А ну ступай вниз, — глухо прорычал Дамир.

Как заяц трусливый тряслась, но головой упрямо покачала:

— Нет! — судорожно края выреза платья на груди сомкнула плотнее, прикрывая непотребство. Аспид лютовал взглядом, желваки ходуном ходили.

Проследил за моим жестом… Глаза сильнее обычного полыхнули зеленью. Не то скрипнул зубами, не то рыкнул. В два шага подле оказался, пока я по стене спиной размазывалась, молясь, дабы смерть быстрой была.

— Мне не прекословят! — отчеканил ровно, но вкрадчиво. — И ежели велю выйти к столу, ты выполняешь! — без нежности дёрнул к себе.

— А разве я в неволе? — испуганно хлопнула ресницами, не веря ушам и еле с дыханием справляясь. — Жена…

— Нет, ты не невольная, но в Моём доме! — выделили значимо, давая понять, что прав у меня не боле, чем у гостьи. — А в обязанности жены, а на браке вы особливо настаивали, входит угождение мужу. Повиноваться, ублажать, почитать, слушаться, не перечить…

— Любить не заставишь! — не ожидая от себя, прошипела, еле сдерживаясь, дабы не плюнуть.

— А вот её-то мне не нужно! — Так же резко отозвался Дамир. Махом мои руки разомкнул, бесцеремонно уставляясь на грудь, кою тонкая ткань так облизывала, что соски бессовестно торчали, не скрывая моей голой плоти.

Я задрожала сильнее, рыпнулась было, да сильно за запястья меня удерживал Аспид. Рассматривал нагло.

Шумно выдохнул, будто ему под дых врезали и бросил в сторону… Вейте, топчущейся в дверях:

— Это ты ей платье это дала?

— Так вы же сами велели, — пробурчала прислужница, руки на боках уместив. — Мне показалась ей пойдёт: и цвет, и ткань, и пошив… Разве нет? — вскинув брови, наморщила носик, но уж больно тёмные её глаза лукаво поблескивали. — Вроде выгодно все её тощие кости подчеркнули…

— Прочь ступай, — отчеканил Дамир, опять на меня уставляясь.

Ох, и дурно мне стало от мысли, что деспот задумал. А что у него на уме было, и на лице ясно читалось.

Глава 9

Дамир

Ни на миг не поверил прислужнице.

Нравы в их краю куда вольнее тех, к коим Вольха привыкла. Характеры взрывнее, поведение свободней.

Не думала она о том, чтобы княжну для меня краше сделать. Чуял я в ней ревность и зависть, желание избавиться от соперницы.

Вот только просчиталась Вейта — алое платье невероятно шло Вольхе. А то, что смущалась жена, укрыться старалась — с непривычки.

Невдомёк ей, что для меня подобные наряды не в новинку. Стольких девиц встречал, в стольких одеждах, что никто на земле, окромя меня не видал. Разных во всём: и кожей, и цветом волос, глаз, телосложением, нравами, обычаями, повадками. Тихие, робкие, наглые, развратные, умные, глупые, красивые, простенькие…

Уж не ведаю, почему, но Вольха лакомством не для Дамира была, а для Аспида, и плевать ему на то, что худая и пугливая. Будоражила она его. Заводила… Дерзким взглядом, острым языком, лютой ненавистью и нескрываемым желанием сопротивляться.

Да, именно эта черта в ней особливо кровь мою горячила: сражаться с тем, кто заведомо сильнее, пререкаться, зная, что может прилететь смертельное наказание. Дура аль сама в кураже, пока не разобрать, но раз сразу не убил, значит играть с ней Аспид будет и дальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Не смей, — нервно головой мотнула Вольха. В огромных глазах плескался ужас, кровь от лица отхлынула. Её упрямство улыбку вызывало и полнейшее недоумение. Неужто, не разумит, что Змию от её сопротивления ещё слаще?

— Не сметь «что»? — даже не ведал, на кой глумился. Когда пришёл ни мысли не было к близости принудить, но сейчас, в моих руках… тощий птенчик был такой трепетно-жалкий, что лишь подогревал аппетит у оголодавшего в миг Аспида. — Думаешь, я только и мечтаю, как тебя поиметь? — хмыкнул, с горечью ощущая, что жутко лукавил, ведь и правда хотел жену.