Черный мотылек - Джорджетт Хейер

– Я не пал столь низко, мистер Уорбертон.

– Его светлость предоставляет в ваше распоряжение Уинчем и все его доходы. Его огорчит ваш отказ.

– Я к ним не притронусь.

Адвокат кивнул.

– Признаюсь, мистер Карстерз, я рад это слышать. Нет нужды снова беспокоить его светлость. По-моему, он не желает иметь связи со… своей семьей. Ему это слишком больно. Но он хотел передать вам привет, сэр. И ее милости тоже.

– Спасибо… Вы… не смогли выяснить его обстоятельства? Он не был с вами откровенен?

– Он очень скрытен, сэр. По-моему, он не несчастен.

– И… не озлоблен?

– Никоим образом, сэр.

Мистер Уорбертон встал, явно намереваясь идти. Ричард неохотно последовало его примеру.

– Вам… больше нечего мне сказать о нем?

– К сожалению, нечего, сэр.

Ричард медленно прошел к двери и открыл ее.

– Разрешите поблагодарить вас, сэр. Вы были так добры, что взяли на себя эту, я уверен, тяжелую обязанность. Я вам очень признателен.

Мистер Уорбертон низко поклонился.

– Не стоит благодарности, сэр. Мне всегда приятно быть чем-нибудь полезным семейству Карстерзов.

Он снова поклонился и вышел.

ГЛАВА 4

Представляющая леди Лавинию Карстерз

Ричард медленно вернулся к креслу. Через минуту он уже сидел, уставив невидящий взор в окно, положив на стол неподвижные руки. Так он долго сидел в полном оцепенении. Наконец, чуть слышно вздохнув, он пошевельнулся и взял перо. Окунув его в чернила, другой рукой он придвинул к себе пачку бумаг. Вскоре он уже сосредоточенно писал.

Минут двадцать перо бегало по бумаге. Потом замерло – Ричард повернулся к двери.

Дверь открылась, впустив леди Лавинию. Она вошла в комнату, шелестя юбками, с вышиванием в руках. Сделав мужу шутливый реверанс, она прошла к креслу с высокой спинкой и протянула пухленькую ручку, чтобы подвинуть его вперед. Впрочем, уже прикоснувшись к спинке пальчиками, она вдруг передумала и порхнула к кушетке, на которой и уселась, взметнув парчовыми юбками и тут же их расправив. Она занялась рукоделием, нервно и поспешно дергая иголкой.

Ричард молча наблюдал за ней, следя за каждым поворотом хорошенькой ручки, каждым движением белокурой головки.

Похоже, молчание пришлось не по вкусу миледи: вскоре она начала постукивать по полу своей изящной ножкой. Но он по-прежнему молчал – и она подняла на него свои чистые небесно-голубые глаза.

– Ты почему такой мрачный, Дик? Почему ты со мной не разговариваешь?

У нее был детский высокий голос и удивительная манера, растягивая фразы, заканчивать их полувопросом. Речь ее завораживала.

Ричард натянуто улыбнулся.

– В самом деле, милая? Умоляю, прости. Только что был Уорбертон.

Лицо ее сразу же помрачнело, пухлые губки капризно надулись.

– Он видел его.

– О? – особенно растянув это словечко, она произнесла его с нескрываемым равнодушием.

– Да. Джек от всего отказывается. Он просит меня быть его управляющим и использовать Уинчем по своему усмотрению. Он очень великодушен.

– Да, о да! И ты будешь, Ричард?

Он не ответил.

– Он… Уорбертон… говорит, что он мало изменился.

– О? – опять это певучее словечко – и крошечный зевок.

– Говорит, что, кажется… Джек… не держит на меня зла…

Он замолчал, ожидая ответа – но она была поглощена тем, что пристраивала себе на корсаж два цветка, только что вытащенных из вазы на столике. На него она внимания не обратила. Карстерз устало отвернулся.

– Если бы не ты, я бы во всем признался. Мне кажется, я сойду с ума, если не сделаю этого.

– Дик! – Она уронила цветы на пол и тут же о них забыла. – Дик!

– О, не надо пугаться! – И он горько добавил: – Не думаю, что у меня хватит мужества сознаться – после шести-то лет!

Лавиния беспокойно водила рукой по кушетке.

– Ты ведь не сделаешь этого, Ричард! Обещаешь? Не сделаешь? Я не вынесу такого позора: обещай, что никогда этого не сделаешь!

– Нет, – медленно проговорил он, не глядя на нее, – нет, я не могу этого обещать.

Она вскочила, отшвырнув вышивание и взволнованно взмахнула руками.

– Значит, ты собираешься это сделать! Хочешь меня опозорить? Я страдаю из-за этой жестокой угрозы, а тебе все равно. Ты…

– Лавиния, ради Бога! – взмолился он, вставая и отталкивая кресло. – Успокойся!

Он знал, что она вот-вот сорвется в один из своих внезапных нервных припадков и раздраженно.

– Не успокоюсь! Знаю, знаю! Ты считаешь меня скандалисткой. Да, да! Нечего хмуриться – ты еще хуже! Нет, я не замолчу. Я – отвратительная женщина, но ты – обманщик, обманщик, обманщик!

Карстерз поспешно подошел к ней.

– Лавиния!

– Нет, нет! Оставь меня в покое! Ты мучаешь меня! Ты отказываешь мне во всем, что я люблю, а потом грозишь меня ославить…

– Это неправда! – не выдержал Ричард. – Я не могу обещать, только и всего. Когда я отказывал тебе в чем-то, что мог бы дать? Видит Бог, ты разоряешь меня…

– Вот, вот! Это я, оказывается, во всем виновата! Скажи, а не ты ли заставил милорда завещать все деньги Джону, хоть и знал, что он оставил бы все тебе, если бы ты промолчал? Ты обо мне подумал?..

– Ради Бога, Лавиния, замолчи! Ты не понимаешь, что говоришь!

Она прижала ладони к пылающим щекам.

– Да! Я несправедлива! Я это знаю, но не говори мне этого, я не вынесу! И не смотри на меня с укоризной, Ричард! Ты меня с ума сводишь, слышишь?

Она металась по комнате, словно хищник в клетке, распаляя себя все сильнее.

– Скажи что-нибудь, Ричард! Сделай что-нибудь! Не стой ты столбом! Ох, не надо было тебе жениться на мне! Я тебя огорчаю, а ты меня портишь, и не понимаешь, что я не могу жить без денег и удовольствий! Я достойна презрения? Да, да – а ты? Ах, почему ты рассказал мне, что смошенничал, уже после свадьбы?

Она разразилась гневными рыданиями. Порванный: в клочки платочек полетел на пол.

Карстерз повернулся к ней спиной, чтобы она не заметила, как сильно уязвила его. Это движение вызвало новую вспышку ярости:

– Ты не можешь в этом сомневаться! – воскликнул он, резко поворачиваясь. – Ты знаешь, как я тебя люблю! Знаешь?

Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. Задрожав, она то ли всхлипнула, то ли рассмеялась. И гнев ее исчез так же внезапно, как и появился.

– О, да, да! Ты ведь любишь меня, Дикки?.. – Она обвила руками его шею, прижимаясь к нему.

– Люблю, и да поможет мне Бог! – простонал он, отталкивая ее. – А ты… тебе нет дела ни до кого, кроме себя!

– Нет, нет! – воскликнула она, снова прижимаясь к нему. – Не говори так, Дик. Право, я люблю тебя – но я не могу жить без веселья, ты же знаешь, что не могу! Ах, конечно, я ужасная эгоистка, но такая уж я получилась и перемениться не могу. Я сделала тебе больно – а я не хотела! Я не хотела!