Боги, пиво и дурак. Том 4 (СИ) - Горина Юлия Николаевна

Наконец, я смог разоржаться в голос, и это принесло облегчение.

Лилит, приподняв одну бровь и скрестив руки на груди, с улыбочкой глядела на меня, не пытаясь усовестить.

Когда я, наконец, более-менее успокоился, она проговорила:

— Пирожка, значит, захотелось? Да ты кулинар!

Я вытер глаза рукой.

— Ой, да... Самородок, блин! Да кто же мог подумать, что эта мелкая хрень такая живучая окажется? Я просто смахнул ее в дыру и думать забыл. Ой блин... Слушай, а как ты думаешь, если она тех самых кур сожрет — станет пирожком с мясом?..

Лилит попыталась сказать что-то серьезное, но вдруг рассмеялась и произнесла:

— Я не очень-то разбираюсь в особенностях эволюционного процесса у плотоядных вишневых пирожков. Ладно, идем в лечебницу — прежде чем доставить тебя на лекцию, нужно обработать твою ногу.

— Кстати, а что за имечко такое у наставника? Морфей-Двенадцать. Будто космическая станция, честное слово.

Лилит мягко взяла меня под руку, и мы двинулись вниз.

— Морф — один из пятнадцати братьев-близнецов, — начала объяснять мне по пути Лилит. — Понятия не имею, для чего система античных богов решила столько их наплодить — может, тамошнее руководство в процессе задремало? В общем, наш Морфей — двенадцатый из этой плеяды. Самый настоящий бог, только живущий за счет опосредованной памяти.

— Это как?

— А так, что Морфея люди помнят и регулярно совершают подношения. Но, по сути, все это адресовано другим персонам с тем же именем. Таким образом наш бедный Морф практически полностью потерял свойства божества. Кроме одного — он не умрет от старости.

— Любопытно. И что же он здесь преподает?

— Символическую основу языков начертания.

— А у начертаний существуют разные языки?

— Разумеется. Все зависит от ассоциативного ряда каждого отдельно взятого начертателя. Однако у древних в ходу были одни ассоциации, у современных начертателей — другие. Даже у аристократов и крестьян язык начертаний будет отличаться. К примеру, понятие «хлеб» у одного будет связано с пшеничной булкой, а у другого — с бескрайними полями или колосом. Но есть целый ряд символов, значение которых остается неизменным на протяжении всех эпох и невзирая на разницу в социальном статусе. Они могут меня оттенки, но никогда не становятся чем-то принципиально иным. Морф говорит, что эти знаки родом из предвечного сна души, в котором она пребывает до рождения. Они родились вместе с самим человечеством и являются исконным языком для всех живущих. Понимание символической основы может оказаться жизненно важным, например, при столкновении с начертаниями других эпох и стран. Они, как маркеры, могут подсказать, что лежит перед тобой — защитная группа, боевое разрушающее заклятие или запрещающее заклинание. Потому что использование исконных символов в неестественной для них коннотации невозможно — это или полностью нивелирует магическую наполненность начертательной группы, или же эта магическая составляющая прилетит в голову самому начертателю — такие дела.

— Звучит захватывающе, — с абсолютной искренностью сказал я. — А можешь привести пример? Какие символы относятся к исконным?

— Символ Матери, например. Или безликая человеческая фигура. Или меч со щитом в различных вариациях...

Я слушал ее и удивлялся.

В Лилит самым удивительным образом сочетались, казалось бы, взаимоисключающие качестве. Наряд стриптизерши, тело богини, походка развратницы, рога и когти демоницы — и такой академический, правильный язык.

Да еще и, судя по всему, нехилые теоретические знания.

Все-таки Эреб взял ее в школу отнюдь не за выпуклую задницу и красивую грудь.

Хотя, честно говоря, даже будь оно так, я не стал бы его осуждать.

Очутившись в уже знакомой мне комнатке с постелью и столом, заставленным всевозможными склянками, я прикрыл поплотнее дверь и негромко сказал:

— Спасибо тебе.

Лилит как-то странно фыркнула, зыркнув на меня игривым взглядом:

— Садись на кровать. Вот тебе ножницы — обрежь лохмотья на штанине. Я сейчас приготовлю тебе бальзам — через пару дней уже бегать будешь, как ни в чем не бывало.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Может, просто подуешь — и все сразу пройдет? Как в прошлый раз? — предложил я.

Лилит усмехнулась.

— В прошлый раз ты пострадал от моей же иллюзии, а не от чужого начертания. Так что одним дуновением здесь уже не справиться.

Я покорился. Подготовив брючину, с интересом наблюдал, как уверенными плавными движениями Лилит смешивает разные ингредиенты в стеклянной ступке.

— Зачем ты здесь? — спросил я вдруг.

— Надо было заставить тебя эти раны языком зализывать? — хмыкнула Лилит.

— Да я не об этом. Почему ты в этой школе? Что-то мне подсказывает, то ты могла бы найти немало мест поинтересней.

Лицо Лилит стало серьезным.

— Знаешь, в чем проблема вечной жизни?

— В том, что она, сука, долгая? — усмехнулся я.

Лилит невесело рассмеялась.

— Да, что-то в этом роде. И за этот срок ты успеваешь совершить множество разных поступков, которые влияют на все, что происходит потом. Чем больше поступков и длиннее жизненный поток — тем уже и, зачастую, странней становится подходящее для него русло. Как-то так.

Она переложила деревянной лопаточкой содержимое ступки в широкую и пузатую баночку, а остатки нанесла на широкий белый бинт.

— На — закрепи так, чтобы тебе было удобно, — сказала Лилит, передавая мне бинт.

А я-то думал, она сама перевяжет мне рану...

— Банку заберешь с собой. Перед сном этим бальзамом обработай рану, и завтра с утра. Вечером, скорее всего, уже не понадобится.

Я искренне от всей души поблагодарил демоницу, которая по странному стечению обстоятельств действительно стала моим ангелом-хранителем и заодно целителем.

После медицинских процедур она повела меня в лекционный зал к Морфею-Двенадцать. Правда, перед этим ехидно осведомилась, не желаю ли я сначала поесть — а то вдруг как наколдую себе тарелку бешеного супа или холерного цыпленка с вулканом вместо задницы.

И я с самым серьезным видом уверил ее, что ничего подобного не произойдет, и мой жаждущий познаний разум сейчас страдает куда больше алчущего желудка.

Но, по правде, я здорово лукавил. Просто на лекциях Морфея, по словам той же Лилит, собирались сразу все ученики, в то время как для большинства других занятий курс делился на группы в зависимости от уровня подготовки.

А мне просто не терпелось посмотреть на всех учеников сразу. Ведь среди них должны быть и принц со своим сопровождающим, и их преследователь. А урчащий желудок как-нибудь подождет еще пару часов, не сломается.

Приблизившись к нужной двери, Лилит безо всяких предупредительных постукиваний размашисто распахнула дверь. И...

Мы оба услышали звучный, многоголосый храп!

Лилит нахмурилась.

— Та-аак. Он опять за свое!..

Демоница решительно вошла в аудиторию, и я поспешил за ней, прихрамывая.

Картина, открывшаяся моему взору, была воплощением мечты любого студента об идеальной первой паре!

Педагог, нежно обнимая кафедру, как подушку, спал в режиме полковой лошади — стоя в строю. Одет он был в строгий серый костюм с щегольским изумрудно-зеленым шейным платком. И поскольку спящее лицо было повернуто в нашу сторону, я с изумлением отметил, что бог довольно молод — по крайней мере, его оболочка выглядела как подтянутый мужчина лет сорока. Только в пышных кудрявых волосах намешалось многовато седины. Следуя примеру своего преподавателя, абсолютно все ученики, распластавшись по столам, сладко спали — посапывая, пуская слюни на свои записи или сотрясая воздух богатырским храпом.

Видимо, все-таки не все божественные способности растерял Морфей-Двенадцать.

— А ну-ка подъем! — неожиданно громким голосом рявкнула на всю аудиторию Лилит.

Морфей дернулся, непроизвольно ослабил свои объятия и чуть не упал, потеряв опору. Ученики встрепенулись, некоторые даже приветственно подскочили из-за стола, вытянувшись в струнку — чисто как первоклашки.