Концерт для скрипки со смертью - Синтия Хэррод-Иглз

– Он был высокий, – сказала она после некоторых раздумий. – Кажется, на нем была шляпа. Да, конечно, потому что он приподнял ее передо мной – мягкая шляпа, трильби. Я вспомнила, я тогда подумала, что в наши дни не много увидишь мужчин в шляпах. Я всегда думаю, что мужчина выглядит каким-то незаконченным без шляпы на улице.

Слайдер изменил направление вопросов.

– Он приезжал вчера – в какое время?

– Около двух часов это было, я думаю.

– И вы дали ему ключи от квартиры мисс Остин? Вы поднимались туда вместе с ним?

– Нет, не поднималась. Это не мое дело – заниматься вещами такого рода, и так я много раз говорила миссис Барклей, когда она хотела, чтобы я впускала внутрь доставщиков. Я держу ключи для контролеров и аварийщиков. Вот что я говорила ей, кроме того, хождение вверх-вниз по этим деревянным лестницам – это уж слишком для меня с моей ногой. Так что я не даю ключей кому попало, мой дорогой, а контролера я знаю уже целых пятнадцать лет, и если не доверять полиции, то кому же вы тогда можете доверять?

– Конечно, кому? – согласился Слайдер. – А вы видели; как он спускался обратно?

– Я вышла, когда услышала его на лестнице. Он очень быстро все закончил, всего пять или десять минут. У него был один из этих черных пластиковых мешков, в который, как он сказал, он уложил вещи мисс Остин. «Чтобы отдать их близким, миссис Гостин», он сказал, и я спросила, не выпьет ли он чашку чая, потому что это не очень-то приятная работа, то, что ему пришлось делать, верно, даже для незнакомого человека, но он сказал нет, ему надо идти. Он сказал, что сделал все, что ему было нужно, и коснулся шляпы из почтения ко мне. Такой приятный человек.

– Кто-нибудь еще был наверху? Вы сами позже поднимались туда?

– Нет, не поднималась, – твердо сказала она. – И, кроме того, ключ у инспектора Петри, поэтому я не могла бы войти, даже если б захотела.

Вернулся Атертон и одеревеневшими губами бросил в сторону Слайдера:

– Петри – моя задница.

– Я поднимусь наверх, – тихо сказал ему Слайдер, – посмотри, сможешь ли составить описание с ее слов, и не наезжай на нее, не то она замкнется. И описание машины.

– Полагаю, вам хочется получить еще и ее регистрационный номер? – иронически осведомился Атертон и без задержки приступил к своей задаче, пока Слайдер поднимался наверх попробовать открыть дверь.

Миссис Гостин доказала свою исключительную полезность для следствия. От нее Атертон узнал, что липовый инспектор был: высоким, маленьким, толстым, худым, черноволосым, ярко-рыжим, лысым мужчиной в шляпе, чисто выбритым, с бородой и усами, в очках, без очков, и имел приятный голос – насчет этого она была особенно уверена. Машина, в которой он приехал, была машиной, у нее было четыре колеса, она была покрашена в некий цвет, разумеется, но она не знала, в какой именно.

Атертон вздохнул и перевернул лист в блокноте. В день убийства, как он понял, мисс Остин уехала в своей малолитражке примерно в девять тридцать утра и не возвращалась, если только не вернулась, когда миссис Гостин была у педикюрши, между двумя и четырьмя часами пополудни. Но машины у дома не было, когда миссис Гостин вернулась.

Атертон убрал блокнот.

– Спасибо большое за вашу помощь. Если вспомните что-нибудь еще, хоть что-то вообще, вы ведь дадите нам знать, не правда ли?

– Что-нибудь о чем? – вопросила миссис Гостин явно в совершеннейшем недоумении.

– О мисс Остин или инспекторе Петри – обо всем, что происходило в тот день. Я даю вам эту карточку, глядите – вот телефонный номер, по которому вы можете позвонить нам, хорошо?

Он высвободился от нее со все уменьшающимся терпением и пошел наверх за Слайдером, где обнаружил своего начальника уже открывшим дверь и вошедшим внутрь квартиры.

– Ключи... Кому нужны ключи?! – вслух спросил он. – Что это было на сей раз – «Барклейкард» или Най Гибкий Дружок?

Он осмотрел замок. Это был очень старый «Йейл», а дверь просела в раме, позволяя ему свободно двигаться, так что язык замка еле удерживался в прорези. Он покачал головой. Morceau de gateau[5], открыть вот это.

Дверь открывалась прямо в большую чердачную комнату, обставленную одновременно и как гостиная, и как спальня. Комната была до неприличия прибрана, кровать аккуратно заправлена. На ней сидел Слайдер и прокручивал ленту на автоответчике, стоявшем рядом с телефоном на прикроватном столике.

Он поглядел снизу вверх на вошедшего Атертона.

– Три щелчка и женщина, назвавшая себя «Это я» и сказавшая, что еще перезвонит. Получил что-нибудь от этой старой леди?

– Ничего, опять ничего. Девица уехала утром и не возвращалась. Дальнейшее – молчание.

Слайдер покачал головой.

– Она должна была вернуться в какой-то момент – здесь ее скрипка, в углу.

– Если у нее не было запасной, – поглядев в угол, заметил Атертон.

– А, верно.

Скрипичный футляр стоял стоймя в углу комнаты поближе к окну. Перед ним стоял пюпитр, выдвинутый в расчете на стоящего человека. На нем лежали раскрытые ноты практических упражнений. На расстоянии нотные знаки казались маленькими колесными тракторами, карабкавшимися через лист. По полу были рассыпаны другие ноты, как будто их уронили, а на низком столике под окном их было еще больше, там же стоял метроном, коробка с канифолью; рядом лежали две желтые мягкие тряпки и большой шелковый носовой платок, окрашенный полосами коричневого и пурпурного оттенков, три карандаша разной длины, стеклянная пепельница, наполненная индийскими ластиками, шесть зажимов для бумаг, точилка для карандашей и записная книжка, в которой ничего не было записано. Это был единственный неубранный и потому имевший жилой вид уголок в комнате.

Кроме совмещенной гостиной-спальни в квартире имелись маленькая кухня и ванная. Они вместе обследовали каждый дюйм и ничего не обнаружили. В шкафу и ящиках была одежда, включая три черных вечерних длинных платья – ее рабочая одежда, объяснил Атертон. Было еще несколько книг и множество пластинок, и еще больше магнитофонных кассет, частью с фирменными записями, частью с любительскими. Безделушки, разные орнаменты и украшения, дешевые кварцевые часы, гипсовая модель падающей Пизанской башни, несколько интересных морских раковин, ящик для ночного белья в форме кролика, сахарница, полная разных конфет – но ни одной бумаги. Ежедневники, телефонная книжка, счета, личные документы, старые чековые книжки – все, что могло дать хоть малейшее свидетельство о жизни Анн-Мари, – все было унесено.

– Все у него, – бросил Атертон, ударом задвигая ящик стола. – Ублюдок!

– Он поработал очень тщательно, – сказал Слайдер, – но миссис Гостин сказала, что он пробыл здесь от пяти до десяти минут. Я думаю, он знал, где и что искать.

В ванной комнате оказалось мыло, полотенце для рук, банные полотенца, запасная туалетная бумага и эссенция для ванны – казалось, что она предпочитала делать покупки в «Боди Шоп», – и никаких секретов. Аптечка показалась им поначалу обнадеживающе набитой, но при ближайшем рассмотрении обнаружились только аспирин, «Диокалм», очень большая бутыль каолина, таблетки от морской болезни, полпакета салфеток «Колдрекс», пакет на десять тампонов «Тампакс», из которых одного не было, бутылка «Оптрекс», четыре разновидности лосьона для загара и три открытых пакета лейкопластыря «Эластопласт». На шкафчике сверху стояли бутылка с шампунем, другая с «Листерином», запасной тюбик зубной пасты «Ментадент», нераспечатанный, и сзади, более грязный, еще один пакет «Эластопласта».

– Никаких таинственных пакетов с белым порошком, – печально отметил Слайдер. – Ни шприца. Ни даже кое о чем говорящего пакета с сигаретной бумагой.

– Но, по крайней мере, мы установили некоторые факты, – заявил Атертон, отряхивая руки от пыли. – Мы теперь знаем, что она была женского пола, моложе возраста климакса, путешествовала за границу и неоднократно наносила себе порезы, судя по обилию лейкопластыря.

– Не позволяй внешней стороне дела сбивать тебя с толку, – мрачно ответил Слайдер, не принимая шутку.

Кухия была вытянутой и узкой, с обычным набором встроенных предметов утвари с одной стороны, раковиной под окном, холодильником и газовой плитой.

– Стиральной машины нет, – отметил Атертон, – полагаю, она пользовалась услугами прачечной.

– Погляди по шкафам.

– Уже смотрю. Иногда мне удавалось откопать булочки с маслом. Доходит ли до вас, что у нас нет ничего, чтобы продолжать это дело, ровным счетом ничего?

– Это-то до меня доходит.

В кухне обнаружился добрый запасец сухих продуктов, сушеная зелень и приправы, чай и кофе, рис и сахар, но при этом никакой свежей еды. Бутылка молока в холодильнике была открыта и частично использована, но молоко все еще не скисло. Там же было пять яиц, две пачки несоленого масла, завернутая в пленку нарезанная буханка хлеба и кусок жесткого сыра, обернутый в фольгу.