Она назначает жертву - Сергей Майоров

В начале десятого утра, если быть более точным, в девять часов и семь минут в кабинет зашел Юштин. Лисин как раз заканчивал разговор со Смагиным и машинально засек время. Он поступал так уже почти двадцать лет.

— Иван Дмитриевич!.. — Сотрудник МУРа сел рядом с шефом. — Я уж не знаю, заинтересует ли вас это сообщение, но вы просили докладывать обо всем, что может показаться странным. Кажется, это ерунда, однако я вас ставлю в известность о ней.

— Много, Юштин.

— Чего много?

— Слов. Ненужных, путающих мысли и тебе, и мне. Что принес?

Юштин подтолкнул к следователю лист, посмотрел в папку, раздумывая, стоит ли выложить на стол еще какую-нибудь ерунду, но решил ограничиться тем, что уже читал Лисин.

Сообщение из Восточного РОВД Старооскольска было кратким, но трогательным. Видимо, именно стиль изложения совершенно нелепого происшествия и заинтересовал Юштина, к которому попадали все сведения о том, что происходило в городе. Данные из книг учета преступлений и сообщений граждан стекались в кабинет капитанов МУРа посредством факсов. Гул аппарата стихал лишь на короткие промежутки времени. Он раздражал не только следственный аппарат прокуратуры города, но и самого Лисина.

«02.05 час. Восточный округ. Литвинское кладбище. Патруль 227 ППС, объезжая территорию, обнаружил у одной из могил мужчину примерно сорока лет. Мужчина сидел, но, заметив сотрудников полиции, вскочил и стал бежать. Патрулем были предприняты усилия для задержания странного мужчины, но в ходе преследования ст. с-т Колесов В. М. упал в свежевырытую могилу и подвернул голень. Для оказания помощи ст-на Горелов вынужден был прекратить преследование.

Начальник Восточного РОВД м-р полиции Фишер».

— Это что за чушь? — оторопел Лисин. — Мужчина сидел, мужчина вскочил, мужчина побежал. А ст. с-т. Колесов и ст-на Горелов не объяснили, что они делали на территории кладбища в третьем часу ночи?

— Я уточнял, — краснея, словно это он посылал факс, проговорил Юштин. — Через кладбище проходит круглосуточный маршрут движения автопатруля. Несколько лет назад фашиствующие молодчики разломали еврейские захоронения, и начальник ГУВД отдал личный приказ на охрану кладбища.

— А как его фамилия? Начальника городского УВД?

— Крайслер.

— Крайслер?!

Юштин сверился с записной книжкой.

— Виноват, Крайссман.

— Я понял. Национальная инициатива.

— Вы не правы, — возразил капитан МУРа. — Крайссмана зовут Генрихом Карловичем.

— Понятно. Значит, у нас на всех серьезных полицейских постах истинные арийцы. Крайссман, Фишер. Позвони в Западный РОВД, узнай. Там, наверное, Гроссман.

— Вы снова не правы. Фишера зовут, наоборот, Моисеем Самуэлевичем. А в Западном РОВД за начальника Бугров.

Лисин набрал в легкие воздуха, вчитался в текст, шумно выдохнул и заявил:

— Сидел, получается, у могилы. А зачем ему это надо, а, Юштин?

— Ну, мало ли. — Капитан повел взглядом вдоль стены, увешанной портретами президента. — Может, скорбел или пьяным возвращался домой да заплутал. Устал, сел на лавочку и загрустил.

— А от полиции-то чего в бега ударился? — Лисин так настойчиво вопрошал, словно это Юштина едва не поймали на кладбище. — В результате переживаний?

— Я бы, к примеру, тоже побежал, — возмутился капитан. — Сидишь, понимаешь, у могилы. Сзади вдруг скрипят тормоза, выскакивают двое. Рядом — ни души. Могила опять же свежевырытая. Нет, я бы удрал.

Следователь окинул взглядом крепкую фигуру муровца. Росту в нем было больше ста восьмидесяти, весу около сотни.

— Сходи к Сидельникову, — покусав губу, приказал Лисин. — Пусть продолжает работать с материалами Журова и Хотынцева. Сам через десять минут подгони «Волгу» к крыльцу. Нас ждет увлекательная экскурсия на городское кладбище.

Оставшись один, Лисин поднял телефонную трубку, раскрыл справочник, лежащий на столе, и нашел номер телефона Фишера.

— Моисей Самуэлевич, это старший следователь по особо важным делам Лисин. Как у вас в плане борьбы с латентной преступностью?

Озадаченный Фишер признался, что не хватает квалифицированных кадров. Да и заработную плату не мешало бы повысить. А так ничего, служба идет. В конце концов, кто-то ведь должен стоять на защите правопорядка.

— Это вы хорошо сказали, — похвалил следователь. — Как себя чувствует после психологической травмы старший сержант Колесов?

— Почему психологической? — удивился Фишер. — Он просто голень вывихнул.

— Голень вывихнуть нельзя, Моисей Самуэлевич. Голень — это кость. А что касается психического состояния… Старший сержант Колесов, насколько мне известно, не просто упал. Он ведь куда-то упал?

Начальник Восточного РОВД заметил, что Колесову не так важно, куда падать. Ему не привыкать по той причине, что ниже земли все равно не упасть. Говоря словами поэта, над нами особую власть имеют не страсть и не месть — достоинство, слава, честь.

— Ну да, — понимая, что его втягивают в диалог ни о чем, согласился Лисин. — Он ходить может?

Колесов ходить мог. Старший сержант был награжден знаком «Отличник российской полиции», а поэтому, если нужно, он поползет.

— Ползти не надо, хоть мы и поедем на кладбище. Я буду через полчаса.

Фишер сказал, что к приезду москвичей сержант, раненный во время погони, уже будет на месте.

Потом, понимая, что столичный следователь вот-вот повесит трубку, он виновато заметил:

— Иван Дмитриевич, а я ведь не Моисей Самуэлевич.

— А кто вы? — От неожиданности Лисин задал самый глупый из всех возможных вопросов.

— Я Константин Тимофеевич.

— Извините, ради бога, — уже думая, как отомстить Юштину, пробормотал Лисин.

— Ничего-ничего, — заспешил Фишер. — Нас с Бугровым всегда путают из-за фамилий.

— Как это? — уже почти впадая в ступор, глухо спросил следователь.

— Моисей Самуэлевич — это подполковник Бугров, начальник Западного РОВД.

— Всего хорошего, — прохрипел Лисин.

Константин Тимофеевич Фишер оказался слегка располневшим майором лет сорока. По его поведению и манере разговаривать становилось ясно, что еще до недавних пор он работал по линии уголовного розыска, но сейчас, когда приблизилась пенсия, гонки, засады и разговоры с задержанными, изматывающие нервы, его стали раздражать. Сейчас он ходил на работу в режиме «сутки через трое», получал ту же заработную плату, но при этом имел вчетверо больше свободного времени.

Происшествие на Литвинском кладбище майор считал недоразумением, патрульных, спугнувших мужчину, — бездельниками, а его самого — человеком со сломанной судьбой. На вопрос Лисина насчет последнего утверждения он ответил, что люди с нормальным течением жизни по погостам ночами не хаживают.

Познакомился важняк и с сержантом Колесовым, раненным в мистической схватке. Молодой человек с бегающими глазами никак не мог взять в толк, почему его привели на встречу со следователем, и к началу разговора всерьез подумывал о том, что его обязательно за что-нибудь накажут. Иначе и быть не может, коль скоро в дело вступил Следственный комитет. У этой организации в последнее время не все склеивается. То одно тело из Лондона не выдадут, то другое, да и общество начинает подозревать, что борьба с криминалом — не главная цель данного могущественного органа.

Поэтому старший сержант Колесов сидел тихо, голос подавал лишь тогда, когда к нему обращались, и проявлял все признаки необоснованной тревоги, свойственной лишь лицам с клинической формой депрессии. Вопросы повышенной сложности затруднений у него не вызывали, но те, над которыми не нужно было думать, ставили парня в тупик.

— Вы сможете показать то место на кладбище, где заметили мужчину? — спросил Лисин.

— Да, — ответил старший сержант.

— Как нога?

Таков был следующий вопрос, и Колесов посмотрел на Фишера, словно тот мог ему помочь.

Кладбище мало чем отличалось от всех остальных, раскиданных по просторам России.

— В девятнадцатом ряду дело было, — сообщил Колесов, понимая, что пора проявлять инициативу. — Он где-то здесь сидел, между могилой цыганского барона и мавзолеем старооскольской братвы.

Лисин с трепетом в душе посмотрел на бронзового коня, на котором восседал барон, сработанный из того же металла. Цыган бронзовыми глазами смотрел куда-то вдаль, в сторону старооскольского железнодорожного вокзала. По-видимому, он ожидал прибытия поезда с очередным наркокурьером.

— Ни хрена себе! — сказал Юштин.

— Не бранись на святой земле, — без юмора предупредил его следователь.

Мавзолей вызвал еще больше эмоций. Их было столько, что Лисин даже забыл об истинной цели своего присутствия на кладбище, выбрался из машины и пошел к монументальному архитектурному сооружению.