Девятьсот бабушек - Р. Лафферти

— Для чего вы играете со мной? Раз уж сказали «а», говорите и «б». Либо раскройте секрет, либо признайтесь, что не можете этого сделать.

— Секрет не так прост. Его можно постичь, только усвоив все философские учения.

— Но для этого не хватит жизни!

— Не хватит обычной жизни, это так. Но секрет секрета, если можно так выразиться, заключается в том, что сам секрет можно использовать как инструмент познания. Человек не способен изучить все за одну жизнь. Однако, получив возможность сделать первый шаг — скажем, возможность читать шестьдесят книг за то время, за которое раньше прочитывалась одна, или поразмышлять минуту, израсходовав лишь секунду, или выполнить дневную работу за восемь минут и таким образом сэкономить время для других дел, — так вот, получив такую возможность, человек может попытаться усвоить все. Хотя должен предостеречь. Даже для самого умного — это гонка на выживание.

— Гонка? Какая гонка?

— Гонка за успехом, который означает жизнь, от неудачи, которая означает смерть.

— Давайте оставим театральность. Как можно входить в это состояние?

— О, настолько просто, что может показаться ерундой. Сейчас я набросаю два эскиза. Внимательно рассмотрите их. Вот первый. Мысленно воссоздайте его, и вы перейдете в ускоренное состояние. А вот второй эскиз. Мысленно представьте его — и вы вернетесь в обычную жизнь.

— Так просто?

— Это обманчивая простота. Суть в том, чтобы разобраться, как это работает, — если хотите достичь успеха, а значит, жить.

Чарльз Винсент откланялся и отправился домой, проходя каждый километр менее чем за пятнадцать секунд. Он так и не увидел лица человека.

Способность переходить в ускоренное состояние дает ряд преимуществ, интеллектуальных, денежных и амурных. Это как игра. Нужно быть осторожным, чтобы тебя не поймали, и очень аккуратным, чтобы не разбить или не повредить предметы, которые остаются в обычном времени.

Чарльз Винсент всегда мог уединиться на восемь-десять минут, чтобы перейти в ускоренное состояние и выполнить дневную работу. Он мог превратить пятнадцатиминутный перерыв в пятнадцатичасовую прогулку по городу.

Первое время, становясь призраком, он много ребячился. Возникал на пути мчащегося состава и стоял без движения под истошные гудки машиниста, не подвергаясь при этом ни малейшей опасности, потому что перемещался в пять-шесть раз быстрее поезда. Или входил в центр незнакомой компании и замирал, чтобы внезапно проявиться в их кругу, пристально посмотреть на людей и тут же исчезнуть. Или вмешивался в игры и состязания. Поднимался на ринг, чтобы сделать подножку, толкнуть или съездить по роже непонравившемуся боксеру. Носился по хоккейному катку, взметая ледяную крошку, со скоростью более двух тысяч километров в час и успевал забросить по десятку шайб в каждые ворота прежде, чем люди осознавали, что происходит что-то неладное.

Ему нравилось разбивать окна, просто издавая монотонный звук: тон его голоса для неускоренного времени был в шестьдесят раз выше. По этой же причине никто его не слышал.

Но особое удовольствие доставляли шалости и мелкое воровство. Винсент выуживал бумажник из кармана мужчины и уходил за два квартала от места преступления, пока жертва поворачивалась, почувствовав чье-то прикосновение. Он возвращался и засовывал бумажник человеку в рот, когда тот жаловался полисмену.

Он заходил в дом к женщине, пишущей письмо, выдергивал бумагу, дописывал три строчки и исчезал, прежде чем та испуганно вскрикивала.

Он стаскивал ботинок и носок с ноги человека в момент, когда тот делал шаг. Никто и никогда не видел такого изумленного лица, как у человека, обнаружившего себя босоногим посреди людной улицы! Такое просто не укладывается в голове.

Одному бедняге он выкрасил стекла очков темно-зеленой краской, и это странным образом трансформировало личность жертвы: мужчина сглотнул, замахал руками, и с тех пор его манеры совершенно изменились.

Винсент выхватывал изо рта курильщика сигарету, когда тот делал первую затяжку, быстро докуривал ее до фильтра и вставлял обратно.

Он забирал кусочки пищи с вилок по пути ко рту, пускал маленьких черепашек и рыбок в тарелки с супом. Когда повар разбивал в сковороду яйцо, он ловко подхватывал белок с желтком и вместо него опускал на сковородку большую крякающую утку — к вящему неудовольствию и птицы, и повара.

Он связывал прочной веревкой руки людям в момент рукопожатия и шнурки танцующим. Откручивал струны с гитар во время выступления или отвинчивал мундштук у трубы, когда трубач отрывал ее от губ, чтобы набрать воздуха. Расстегивал молнии на одежде представителям обоего пола в самые ответственные моменты — именно из-за такой проделки мистер Фельдман проиграл выборы на пост мэра, и его политическая карьера бесславно закончилась.

Все это поначалу здорово веселило Винсента. Хотя у него были некоторые трудности с перемещением крупных объектов. Как-то ему захотелось, чтобы во время совещания на столе появилась лошадь, но она оказалась слишком тяжелой для перемещения в ускоренном времени. Винсент нарисовал эскиз, который ему чертил Человек без лица, и продемонстрировал лошади. Но та ничего не поняла.

— Надо либо отыскать лошадь поумнее, либо придумать способ получше, — сказал себе Винсент.

Иногда для потехи он сковывал наручниками двух незнакомцев, ожидающих у перехода зеленый свет. Привязывал людей, прислонившихся к фонарному столбу. Воровал прямо изо рта у стариков вставные челюсти.

Он писал жирным карандашом устрашающие послания на пустых тарелках тем, кто собрался обедать, менял игрокам карты, перекладывая из одних рук в другие. Убирал мячи для гольфа с колышка перед самым ударом и оставлял записку, на которой крупными буквами было написано: «ТЫ ПРОМАЗАЛ».

Он выхватывал мячи из рук бейсболистов в момент, когда они забрасывали их в корзину, и заменял стайкой оперившихся воробушков. Судьи ничего не могли поделать, ибо в правилах по этому поводу ничего не говорилось.

Он сбривал кому-нибудь усы и шевелюру. Возвращаясь несколько раз к одной неприятной даме, он участок за участком обстригал ее налысо, а по окончании процедуры покрыл лысину позолотой.

Кассиры, считающие деньги, удостаивались его особого внимания как неиссякаемый источник средств.

Он любил обрезать ножницами сигареты во рту у курильщиков и задувать им спички, так что один расстроенный мужчина в конце концов не выдержал и расплакался.

Он заменял оружие в кобурах полисменов на водяные пистолеты. Любил отпарывать один рукав у пальто прогуливающихся джентльменов. Без одного рукава гораздо смешнее, чем без обоих.

Он отсоединял от ошейников собачьи поводки и прицеплял их к игрушечным собачкам на колесиках. Запускал в бокалы с водой лягушек и оставлял подожженные фейерверки на карточных столах.

Он переводил стрелки наручных часов прямо на запястьях мужчин и проказничал в мужских туалетах, пугая солидных джентльменов так, что они вынуждены были сушить брюки.

— В душе я остался мальчишкой, — повторял Чарльз Винсент.

С первых же дней он позаботился о своем финансовом благополучии. Различными сомнительными способами он собирал деньги и открывал счета под разными именами в разных городах.

Винсент не испытывал стыда за свои шалости с неускоренным человечеством. Когда он переходил в ускоренное состояние, люди превращались в статуи, слепые, глухие, едва живые. Проявление неуважения к таким комическим изваяниям не казалось ему чем-то постыдным.

Оставаясь в душе подростком, он развлекался с девушками.

— Смотрю на себя — синяк на синяке, — возмущалась Дженни. — Губы распухшие, передние зубы словно расшатаны. Не понимаю, что со мной происходит?

Конечно, он не собирался ставить ей засосы или причинять другой вред. В определенном смысле он любил ее, поэтому решил вести себя еще более аккуратно. Как все-таки приятно целовать ее, оставаясь невидимым, — целовать во все места, даже выходя за рамки приличия! Из нее получались изящные изваяния. Это было веселое времяпрепровождение. Впрочем, она у него была не единственной.

— Ты что-то постарел, — заметил однажды его коллега. — Не следишь за здоровьем? Чем-то обеспокоен?

— Конечно, нет, — возразил Винсент. — Никогда не чувствовал себя лучше.

Теперь у него появилось время для массы вещей — в сущности, для всего. Ничто не мешало освоить науку — любую, какую бы он ни захотел. Он мог потратить пятнадцать минут и выгадать пятнадцать часов. Читал Винсент быстро, но внимательно и прочитывал от ста двадцати до двухсот книг за вечер и ночь. И спал он тоже в ускоренном состоянии, полностью восстанавливая силы за восемь обычных минут.