Журнал «Вокруг Света» №03 за 1990 год - Вокруг Света

Собирал фабрикант Бурылин и нелегальную литературу. Как-то жандармы произвели обыск в музее. Бурылин доказывал, что хранит эти материалы для истории, просил вернуть — тщетно. Тогда он, не теряя времени, едет в Москву к генерал-губернатору. Вернулся довольный, получив разрешение на хранение нелегальной литературы в запечатанном жандармами ящике. Да еще расписку потребовали — в том, что никому о содержимом ящика говорить не будет. «Ничего,— усмехался Дмитрий Геннадьевич, рассказывая домашним о происшествии,— время может перемениться, и то, что сейчас запечатано, станет явным. Правда, все это вылетело мне в копеечку».

В 1914 году музей, построенный на средства Бурылина, был открыт.

«В городе Иваново-Вознесенске открылась недавно чрезвычайно интересная выставка. Для огромного промышленного города, где числится более 70 тысяч жителей, выставка Д. Г. Бурылина явилась редким и поучительным зрелищем. Большинство ее экспонатов должно заинтересовать мануфактурных фабрикантов, так как представляют первые шаги и последовательное развитие русского ткацкого, прядильного и ситценабивного мастерства» (журнал «Нива» за 1903 г.).

Странно ли, что главным увлечением Бурылина, потомственного текстильщика, стало собирание уникальных ценностей промышленной культуры края? Конечно, нет! На его фабриках, как и на других предприятиях города, на смену ручному труду приходили ситценабивные машины, механические ткацкие станки системы «Платт», прядильные машины «Дженни». Но в отличие от других предпринимателей что-то заставляло Бурылина оглянуться на время прошедшее. Он собирает материалы для книги по истории своего города. Сохранились документы, которые дают представление, в каком направлении шла работа над книгой, что интересовало Бурылина: быт жителей села Иванова, биографии уроженцев и деятелей Иваново-Вознесенска, история отдельных предприятий; там же, в архиве, среди набросков, отчетов и выписок хранится «список лиц, проявивших желание заменить визиты приличия в праздники Рождества Христова 25 декабря и в Новый год пожертвованием в пользу бедных жителей Иваново-Вознесенска...». Бурылин готовит к печати и большой исторический труд по текстильному и красочному делу. Но — увы! — записки эти в водовороте жизни были утеряны; пропал, к сожалению, и дневник, в котором Бурылин подробно описывал, как по крохам собирался музей. Однако осталось главное — уникальная коллекция тканей, собранная Д. Г. Бурылиным.

Я видела эту коллекцию, точнее, малую ее часть: не хватило бы и года, чтобы просмотреть все пухлые книги со страницами-образцами. Есть образцы редчайшие, например, коптские ткани — Египет, пятый век. Они хранятся отдельно, под стеклом, в футляре — три небольших кусочка льняной ткани, вышитые разноцветной шерстью. Есть и другие иноземные образцы. Но главное в коллекции — это, конечно, ивановские ситцы...

Вообще «ивановские ситцы » — название собирательное. Их производили не только в селе Иванове и Вознесенском посаде, которые в 1871 году превратились в город Иваново-Вознесенск, но и в Шуе, Кохме, Тейкове, Александрове и во многих других окрестных точках. Здесь, на землях бывшей Владимирской губернии, сложился один из трех — наряду с петербургским и московским — крупный центр текстильной промышленности. Можно сказать, вся Россия ходила в ивановских ситцах — доступных, дешевых, близких своим рисунком народному вкусу. Они совершили своеобразный переворот в народном быту: исчезли домотканые изделия, сарафаны сменились платьями, крестьянская одежда приближалась к городской.

Вот они, эти ситцы, перед глазами, начиная с «масляных набоек» конца XVII века и кончая простенькими ситцами 20-х годов нашего века, напоминающими по рисунку агитплакат: шестеренки, трубы, тракторы... Ситцы рубашечные, с мелким геометрическим орнаментом, с узкой полоской; плательные — с богатым цветочным и растительным рисунком. Ситцы обойные, мебельные. Ситцы для платков, кубовые, темно-синие, с красно-розовыми цветами; кумачовые, красные — на них цветы словно хохломская роспись...

В каких-то образцах глаз улавливает мотивы русского прикладного искусства, в других — западноевропейского, в третьих — элементы восточного орнамента (миндалевидная фигура «боба», или «огурца»). Но часто все эти мотивы так причудливо, по-своему переплетены, что образец становится самостоятельным произведением искусства, которому нет другого названия, кроме как — ивановский ситец.

Рисунок — душа ивановских ситцев. Из этой непреложной, выверенной временем истины и исходил Дмитрий Бурылин, собирая свою коллекцию. Он хотел, чтобы традиции ивановских ситцев передавались из поколения в поколение. В городе при реальном училище работала школа колористов. Но Бурылин предпринял немало усилий, чтобы открыть еще и рисовальную школу, филиал Центрального училища технического рисования барона Штиглица в Петербурге. В этой школе готовили и художников для ситценабивных фабрик.

Бурылин видел перспективу своих начинаний.

«Тут-то Лев Николаевич высказался, что я задумал доброе дело, и собрание моего музея, и желание устроить его и читальню не пропадут бесследно, и что общение людей Великое дело».

Эта запись, сделанная Бурылиным в 1908 году, вклеена в «Книгу собственноручных расписок посетителей», где оставлен и автограф Л. Н. Толстого.

Бурылин искал знакомства с Толстым. Но только после многих лет оживленной переписки он приехал в Ясную Поляну и привез «Книгу собственноручных расписок посетителей». В ней Лев Толстой сделал запись: «Желаю успеха устройству читальни для жителей Иваново-Вознесенска. 9 ноября 1908 года». Читальня имени Льва Николаевича Толстого была открыта, Софья Андреевна подарила для нее собрание сочинений Толстого с дарственной надписью.

Сохранились десятки писем, телеграмм, открыток Бурылина ко Льву Николаевичу. Бурылин советуется с ним, давать ли высшее образование дочерям, присылает в Ясную Поляну ситец своих фабрик для раздачи крестьянам, сообщает о женитьбе сына. В ответ на это сообщение Толстой 17 января 1910 года шлет телеграмму: «Желаю молодым чистой и честной жизни. За ситец благодарю от имени тех голопузых, которым передам его от Вас».

И самые, как мы уже знаем, мучительные и сокровенные свои сомнения высказывает Дмитрий Геннадьевич писателю — о «способе добывания денег»...

Бурылин был среди тех, кто провожал Толстого в последний путь. В своем музее он создает комнату писателя, в которой собрал прижизненные издания Толстого и газетно-журнальные публикации о нем. Из Астапова привез посмертную маску писателя работы скульптора С. Д. Меркурова...

Вспомним, каково было тогда официальное отношение к Толстому, отлученному от церкви. Но Бурылин словно не хочет знать этого: он пополняет комнату писателя все новыми изданиями, яростно отстаивает идею открыть школу имени Льва Толстого. Софью Андреевну выбирают почетным членом «Кружка любителей художеств г. Иваново-Вознесенска», одним из учредителей которого был сам Бурылин.

...По центральной улице Иванова, бывшей Александровской, шел к своему дому-особняку высокий старик. Временами он приветливо раскланивался с прохожими, приостанавливался, оживленно беседовал, то вдруг погружался в задумчивость, не замечая знакомых, занятый своими мыслями. А подумать ему было о чем.

В свое время на губернском съезде Советов Михаил Васильевич Фрунзе рекомендовал назначить его главным хранителем фондов Иваново-Вознесенского музея. Его музея, подаренного городу и ныне значительно пополнившегося в связи с поступлениями из бывших помещичьих поместий. Сам Фрунзе передал в музей ценное оружие. Дмитрий Геннадьевич, надо полагать, вспоминал, как он работал эти последние годы (какая, верно, была радость — не разрываться между фабриками и любимым делом), как вдруг...

Существуют разные версии того, что произошло. Я лично, представляя Дмитрия Геннадьевича по его делам, склонна верить воспоминаниям Александры Павловны Носковой. «Все шло хорошо,— пишет она,— но в 1923 году кто-то предупредил Дмитрия Геннадьевича, что один из служащих музея ворует монеты. Дмитрий Геннадьевич... принес вечером ящик с монетами домой, чтобы не спеша проверить наличие. Но кто-то сделал донос, что он будто бы присваивает вещи, принадлежащие музею. Внезапно произвели обыск и обнаружили монеты. Старик был так далек от мысли, что это можно счесть за «присвоение» (он привык всю жизнь работать по вечерам со своими коллекциями), тем более что и монеты были малоценные с точки зрения нумизматов. Можно себе представить, как его поразило постановление отстранить от должности хранителя музея и не допускать к занятиям в музее».

Оставшись не у дел, Бурылин заболел. Затосковал. И все-таки еще нашел в себе силы встряхнуться — и вновь поехал по родной ивановской земле, собирая старинные предметы и образцы ситцев...