Черный - Ричард Райт

- Господи, не допусти, чтобы белые сделали ему что-нибудь плохое, твердила она.

Она вошла в спальню, через минуту вышла к нам и зарыдала.

- Он не взял с собой револьвер! Да что же с ним могло случиться, господи?

За ужином никто не проронил ни слова. Прошел еще час. Вдруг на крыльце послышались тяжелые шаги, в дверь громко постучали. Тетя Мэгги кинулась к двери и распахнула ее. На пороге стоял высокий парнишка-негр, по лицу его градом лил пот, он никак не мог отдышаться и все встряхивал головой. Непослушными руками он стащил кепку.

- Застрелили... Мистера Госкинса... Белые застрелили... - наконец выдавил он. - Миссис Госкинс, умер он...

Страшно вскрикнув, тетя Мэгги бросилась с крыльца на дорогу и исчезла в темноте.

- Мэгги! - закричала мать и побежала за ней.

- Вы в пивную не ходите! - крикнул им парнишка.

- Мэгги, Мэгги! - звала мать, пытаясь догнать сестру.

- Не ходите туда, вас белые убьют! - вопил парнишка. - Они грозились перебить всю его родню!

Мать втащила тетю Мэгги в дом. Страх оказался сильнее горя, мы наспех уложили одежду и посуду, покидали все в телегу и в кромешной тьме погнали лошадь по дороге, стараясь как можно скорее унести ноги. Уже потом я узнал, что белые давно зарились на процветающее питейное заведение дяди Госкинса, они много раз требовали, чтобы он убирался, иначе его убьют, а он все тянул, хотел сколотить побольше денег. Мы сняли квартиру в Уэст-Элене, и тетя Мэгги с матерью несколько дней просидели взаперти, боясь показаться на улице. Наконец тетя Мэгги пересилила себя и стала ездить в Элейн, но бывала она там только ночью, и о поездках ее знала лишь мать.

Похорон не было. Не было ни музыки, ни траурной церемонии, ни цветов. Было молчание, беззвучные слезы, скупые слона шепотом, страх. Не знаю, когда хоронили дядю Госкинса, не знаю, где его могила. Тете Мэгги даже не показали труп мужа, не отдали ни его имущества, ни денег. Дядю Госкинса просто отсекли от нас, а мы - мы прямо-таки грохнулись на колени и закрыли лица руками, чтобы не видеть белого от ярости лица террора, которое, мы знали, глядит на нас в упор. Я впервые столкнулся с белым террором так близко, и почва едва не ушла у меня из-под ног. "Почему мы с ними не дрались?" - спрашивал я у матери, и от страха, который в ней жил, она меня била, заставляя молчать.

Ошеломленные, испуганные, обе без мужа и друзей, тетя Мэгги и мать совсем растерялись, они без конца советовались, что им делать, и наконец надумали ехать к бабушке, пожить немного у нее, отдохнуть и осмотреться. Я привык к неожиданным переездам, и предстоящее путешествие оставило меня равнодушным. Я давно научился бросать обжитые места без сожаления и не ждать чудес от новых. Мне было почти девять лет, но я ни в одной школе не проучился целого учебного года, и меня это ничуть не тревожило. Я умел читать, умел считать, именно этим и ограничивалась ученость всех, кого я знал, - и детей, и взрослых. Опять нам пришлось разорить наш дом, мы продали вещи, часть кому-то отдали, часть просто бросили, и вот уже снова поезд мчит нас куда-то.

Через несколько дней - мы теперь жили у бабушки - я играл один в поле, ковыряя в земле старым ножом. Вдруг раздались какие-то странные, мерные звуки. Я оглянулся. Из-за гребня холма на меня лавиной текла орда черных людей, одетых во что-то желто-коричневое, такого странного цвета я никогда не видел. Я невольно вскочил на ноги, сердце мое бешено заколотилось. Что это? Неужели эти люди пришли за мной? Ряд за рядом, шеренга за шеренгой фантастические существа в своих пронзительно-ярких костюмах надвигались на меня, от их шагов гудела земля, будто кто-то бил в огромный барабан. Я хотел бежать домой и не мог, ноги не повиновались, как бывает во сне. Я лихорадочно пытался сообразить, что же это такое, но куда там! Людская стена приближалась. Сердце мое билось так сильно, что удары отдавались во всем теле. Я снова хотел бежать, но не мог, я точно прирос к месту. Хотел крикнуть: "Мама!", открыл рот, но из горла не вырвалось ни звука, потому что нахлынувшая волна людей распалась и стала обтекать меня, шаги их были как гром, от них дрожала земля. Черные лица глядели на меня, некоторые улыбались. Потом я заметил за плечом у каждого что-то вроде палки длинное, темное и тяжелое. Один из них что-то мне крикнул, но я не разобрал его слов. Вот они наконец прошли мимо, волоча за собой огромный рыжий шлейф пыли, будто; он был частью их одежды, будто и сами они были сродни той земле, по которой шагали. Опомнился я, когда они были уже далеко, и пулей полетел домой, рассказал, захлебываясь, матери о странных людях и спросил, кто они такие.

- Это солдаты, - сказала мать.

- А кто такие солдаты? - спросил я.

- Люди, которые воюют друг с другом на войне.

- Зачем они воюют?

- Их страна велит им.

- А что это за длинные черные штуки у них за плечом?

- Ружья.

- А что такое ружье?

- Оружие, из которого стреляют.

- Как револьвер?

- Да.

- А из него можно убить?

- Можно, если пуля попадет в сердце или в голову.

- А кого эти солдаты собираются убивать?

- Немцев.

- А кто такие немцы?

- Наши враги.

- А что это такое - враги?

- Люди, которые хотят убить нас и забрать себе нашу страну.

- Где они живут?

- За морем. Я же тебе говорила, что идет война, ты не помнишь?

Она действительно говорила мне о войне, я вспомнил, только тогда я не обратил на это внимания. Я спросил мать, из-за чего мы воюем, и она стала рассказывать мне об Англии, о Франции, о России и Германии, о том, как гибнут люди, но все это было так далеко от меня и так огромно, что не вызвало во мне ни жалости, ни интереса.

В другой раз я играл возле дома и, взглянув случайно на дорогу, увидел медленно бредущее стадо слонов - по крайней мере я решил, что это слоны. Я не почувствовал леденящего ужаса, который на меня напал при виде солдат, ибо эти странные существа двигались медленно, в их облике не было ничего пугающего. Но на всякий случай я ретировался к крыльцу, готовясь задать стрекача, если они окажутся не столь безобидными. Слоны были уже в нескольких шагах от меня, и вдруг я увидел, что лица-то у них совсем как у людей! Уставившись на них во все глаза, я начал соображать, что бы это такое могло быть? По обе стороны дороги двумя колоннами тянулись существа, очень похожие на людей, я видел несколько белых лиц и великое множество черных. Белые лица принадлежали белым, и одеты эти белые были обыкновенно, а вот на неграх такая одежда, что я и принял их за слонов. Наконец странные существа поравнялись со мной, и я увидел, что ноги черных скованы кандалами, а на руках - тяжелые цепи, которые при движении негромко, мелодично позвякивали. Черные существа копали канавы по обочинам дороги, копали молча, без единого слова, слышно было лишь, как они крякают, поднимая полные лопаты земли и кидая ее на середину дороги. Одно из этих существ повернуло ко мне свое черное лицо.

- Что это вы такое делаете? - шепотом спросил я, не зная, можно ли с ним разговаривать.

Он покачал головой, с опаской покосившись на белого, и продолжал копать. И вдруг я увидел, что за плечом у белых длинные черные палки ружья! Когда они наконец прошли, я как сумасшедший бросился в дом.

- Мама, мама! - кричал я.

- Что такое? - отозвалась мать из кухни.

- На улице какие-то странные слоны!

Она подошла к двери и удивленно посмотрела на меня.

- Слоны?

- Ага. Иди посмотри. Они чего-то роют.

Мать вытерла фартуком руки и побежала на крыльцо, я за ней, в надежде, что она объяснит мне поразительное явление, которое я наблюдал. Мать выглянула на улицу и покачала головой.

- Нет, это не слоны.

- А кто же?

- Каторжники.

- Кто такие каторжники?

- Сам видишь - люди, которых сковали цепью и заставляют работать.

- Почему?

- Потому что они провинились, и их за это наказали.

- А что они сделали?

- Не знаю.

- А почему они так одеты?

- Чтобы не убежали, - объяснила мать. - Полосатую одежду носят только каторжники, все это знают.

- А почему белые не в полосатом?

- Потому что это охранники.

- А на белых когда-нибудь надевают арестантскую одежду?

- Надевают.

- Ты хоть раз видела?

- Нет, ни разу.

- А почему так много негров в арестантской одежде?

- Потому что... потому что негров наказывают строже.

- Кто - белые?

- Да.

- Почему же тогда все негры не бросятся на белых и не прогонят их? Ведь черных-то больше...

- У белых ружья, а у негров их нет. - Мать поглядела на меня и спросила: - Почему ты их слонами-то назвал?

Я и сам не знал почему. Но потом, размышляя о черно-белой полосатой одежде негров, я вспомнил, что в Элейне у меня была книжка и в ней цветные картинки с изображением африканских и индийских животных и их названия. Особенно меня поразили зебры, казалось, их кто-то нарочно так раскрасил. Я также подолгу рассматривал слонов, и в моем сознании слоны и зебры прочно связались друг с другом, поэтому, когда я увидел арестантов в полосатой, как шкура зебры, одежде, я подумал: "Это африканские слоны!"