Подвеска пирата - Виталий Гладкий

Увидев светло-серые глаза капитана, совсем побелевшие от ярости, Клаус Тоде решил ретироваться. Он знал: Карстен, обычно мягкий и приветливый с друзьями, свирепеет, когда ему перечат в боевой обстановке. Штурману пришел на память случай, как во время схватки со шведским конвоем в их бытность каперами неистовый Роде без лишних слов разрубил одного из своих помощников едва не до пояса, когда тот запаниковал и потребовал выйти из боя. А затем Голштинец приказал идти на совершенно безумный абордаж шведского судна, и первым перемахнул на его борт. Каперы, воодушевленные храбростью молодого капитана, устроили там страшную резню.

Польские пираты приближались. Как ни старались грузовые суда Карстена Роде прибавить в скорости, расстояние между ними и флагманским коггом хоть и медленно, но сокращалось. Ганс Дитрихсен мысленно впал в отчаяние, но методичная немецкая натура помимо воли заставляла его тщательно готовиться к предстоящей баталии. Канониры раздували фитили, другие моряки натягивали над шкафутом[29] прочную веревочную сеть для защиты от падающих обломков рангоута, а боцман подгонял их крепкими словечками, при этом на его грубоватом широком лице блуждала загадочная улыбка.

«Ему хоть бы хны... — тоскливо думал штурман, заряжая пистоли. — Вишь как веселится. Может, и вправду нужно завести жену, чтобы жизнь на суше медом не казалась. Дьявол! И угораздило меня перед выходом в море чихнуть на левом борту[30]! Что ж, теперь держись, Ганс...».

Сражение закончилось быстро — даже не начавшись. Капитаны грузовых посудин из каравана Карстена Роде... сдались практически без единого выстрела. Все они были датчанами, людьми случайными в колоде бывшего капера и предусмотрительно подрядились к нему лишь на один рейс. Чужаки в небольшом портовом городке Аренсбург, где Карстен Роде купил и оснастил весь свой «флот», всегда вызывали подозрение, тем более люди богатые. А Голштинец денег не жалел, швырялся ими налево и направо, что еще больше настораживало скуповатых и прижимистых аренсбургжцев. Так какой смысл подставлять свою голову под нож польского капера, если ты на палубе чужого судна, а аванс за рейс уже покоится дома, в надежном сундуке? Сдавшихся на милость победителя пираты обычно отпускали восвояси, предварительно опустошив кошельки и карманы. Но это не беда, деньги дело наживное...

Карстен Роде буквально обезумел, видя такое предательство. Они могли и обязаны были драться! Молодой, но уже опытный моряк знал по личному опыту, что в морском сражении главное не количество кораблей, а храбрость. Ввязывайся в драку — и будь что будет. Тем более, Карстен Роде уже разглядел, что собой представляла пиратская флотилия.

Пинки, конечно, хорошо вооружены, но все они стары, судя по обводам и облезшим бортам, а значит, менее поворотливы, чем корабли Голштинца, которые прошли килевание[31] и были переоснащены перед выходом в море. А что касается когга, то этот неповоротливый тип никогда не отличался хорошими боевыми качествами. Нужно было опасаться лишь крупнокалиберных картаун поляка, но на это есть маневр, а Карстен Роде уже сообразил, как подобраться к коггу поближе, чтобы выйти из зоны обстрела его пушек.

Капитан пиратского когга «Корона» Ендрих Асмус с удовлетворением потирал руки. Какой идиот управляет флагманским пинком датского купеческого каравана? Судно развернулось, встало на бакштаг[32], и полным ходом шло на сближение с его кораблем. Еще немного — и картауны когга превратят пинк в обломки.

— Приз сам плывет нам в руки, Кшиштоф! — прокричал он своему лейтенанту, который был немного глуховат.

Кшиштоф Бобрович, контуженный в недавнем бою, весело закивал в ответ. Он не расслышал ни единого слова капитана, но по выражению его лица все понял. Правда, в отличие от Ендриха Асмуса лейтенанта насторожило, что купеческий пинк летит к ним под всеми парусами, словно влюбленный шляхтич к паненке. По всем канонам морского боя он должен удирать, так как путь на запад ему открыт, а когг, пусть и военный, не та посудина, чтобы сравняться в скорости с пинком.

— Огня! — наконец скомандовал Ендрих Асмус, и тяжелые картауны дружно громыхнули, окутав паруса пороховым дымом. — Добжэ, добжэ!

Капер понял свою ошибку лишь тогда, когда дым рассеялся. Прицел был взят слишком высоко, и ядра плюхнулись в воду за кормой пинка. Только одно из них немного повредило снасти противника, но это обстоятельство практически не сказалось на скорости судна — утренний туман растаял, оставив после себя лишь полупрозрачную дымку, и ветер значительно усилился.

— Холера! — выругался Ендрих Асмус. — На бога! Готовьте мушкеты! — рявкнул Бобровичу капитан когга.

До него наконец дошел замысел капитана пинка: тот решил пойти на абордаж. Такой поворот событий был чистейшим безумием, но это не очень воодушевляло поляка: теперь людских потерь точно не избежать, чего очень не хотелось бы. Ендрих Асмус оглянулся на свою флотилию и опять вспомнил всех святых. Его молодцы уже вовсю хозяйничали на грузовых посудинах датчан, так что помощи от них ждать не приходилось. Они были убеждены, что уж с малюткой пинком их капитан сам справится играясь.

Увы, подобная уверенность испарилась с первым же залпом орудий противника. Судно купца использовало момент, когда канониры когга перезаряжали свои картауны. Оно приблизилось почти вплотную к правому борту капера, и дружный залп фальконетов превратил бушприт[33] «Короны» в обломки. Не менее трех ядер прошили и борт когга. Теряя управление, корабль капера вильнул вправо, и его борт буквально приклеился к борту пинка.

Послышались крики раненых, треск ломающегося дерева и лязг абордажных крючьев, вцепившихся в когга словно щупальца кракена[34]. Опешившие каперы успели произвести всего несколько выстрелов из мушкетов, когда на палубу их корабля ворвались матросы Карстена Роде.

Для своего пинка Голштинец отбирал лучших. Большинство из них принадлежало к «вольному братству». Они слонялись на берегу без дела, пропивая в портовых тавернах последние монеты в ожидании найма, и предложение достаточно известного в их кругах капитана Роде стать на время купцами (надолго никто не соглашался; пират — это состояние души) приняли с радостью — хоть какой-то просвет в их скудной жизни сухопутных крыс. К тому же Голштинец пообещал хорошие премиальные. А слово он умел держать крепко.

Поэтому польские каперы столкнулись не просто с матросами купеческого корабля, мало смыслящими в военном деле, а с прожженными проходимцами, которых хлебом не корми, а дай подраться. Тем более, у датчан не было мотива щадить поляков: те обычно держали сторону шведов, а Швеция и Дания были вечными соперниками на Балтийском море.