Человек из прошлого - Райнов Богомил

— Чай? — отвечаю я, вздрогнув. — Разве у меня вид больного?

Вера осторожно ставит поднос на стол.

— Вы пьете чай только тогда, когда болеете?

— В интересах истины следует признать, что не пью даже тогда. Впрочем, это неважно, налейте. Нужно пользоваться советами врача. Вы ведь врач, не так ли?

Вера кивает утвердительно, наливая в чашки чай из фарфорового чайника.

Первое впечатление меня не обмануло: хозяйка действительно красивая женщина. Лицо спокойное и светлое, — как и обстановка вокруг. Приятная манера поведения — без кокетства. И вообще прекрасные внешние данные. Что не мешает ей быть далеко от Перника и, в частности, от одной конкретной жительницы этого города.

— Сколько вам положить сахара? — спрашивает Вера, поднимая глаза.

Вопрос ставит меня в затруднительное положение.

— Положите, сколько нужно. Я же вам говорил, что не имею опыта в употреблении чая. Так куда, вы думаете, уехал ваш дядя?

— Предполагаю, что в провинцию, — отвечает Вера, подавая мне чашку. Она садится у стола, помешивает ложечкой чай и отпивает с таким наслаждением, словно этот напиток не только по цвету, но и по вкусу напоминает коньяк.

— Почему предполагаете? — спрашиваю, машинально помешивая свой чай.

— Потому что он сказал, что едет в провинцию.

— И все же вы не уверены в этом, а только предполагаете…

Вероятно, чай мой достаточно размешан. Это меня успокаивает. Значит, я могу временно оставить чашку на подносе и закурить.

— А вы всегда принимаете на веру то, что вам говорят? — отвечает Вера, наблюдая за моими неуклюжими манипуляциями с чашкой.

Видя, что я достаю сигарету, хозяйка услужливо подает мне пепельницу и продолжает чаепитие. Просто удивляешься, как люди могут испытывать наслаждение, наливаясь горячей водой.

— У меня недоверие — нечто вроде профессионального вывиха. Но вы — врач… Притом — детский врач…

— Детские врачи — не дети.

— Принято. Итак, ваш дядя сказал, что уехал в провинцию, но вы в этом не уверены. Можете объяснить, откуда такое недоверие к близкому родственнику?

— Вы очень быстро делаете свои заключения… — * замечает Вера, и я не пойму, иронизирует она или нет.

— Но я прав?

— Вы правы.

— Итак?

— Вы правы. Но вы очень просто ставите вопросы, касающиеся самых сложнах вещей. Как я могу в двух словах сказать, откуда идет мое недоверие, если оно накапливалось в течение многих лет?

— Но я не прошу, чтобы вы отвечали в двух словах. Я не буду считать ваши слова. И вообще, как раз сегодня, в силу некой случайности, располагаю временем. Так что вы спокойно можете рассказать мне все, что знаете о вашем дяде: с какого времени вы здесь живете, каков его образ жизни, когда и почему он уезжает и тому подобное…

При этих словах я снова достаю сигареты и предлагаю хозяйке, чтобы придать дружеский характер предстоящему разговору. Вера ставит пустую чашку на поднос, берет сигарету и закуривает. Потом смотрит на меня вопросительно:

— Попался на какой-нибудь афере?

— На какой афере он может попасться?

— Откуда же я знаю. Раз вы им интересуетесь…

— Если я им интересуюсь, значит, есть причины. И это достатачное основание для того, чтобы сознательная гражданка исполнила свой долг. Итак?

— Не знаю, что именно вас интересует. В сущности, я знаю Танева только три года. Поселилась я здесь за год до окончания университета. До той поры я только слышала, что у меня есть дядя. Я его никогда не видела, и мне даже в голову не приходило его искать. Они с моей матерью уже много лет в ссоре. Он сам нашел меня: у него была свободная комната, и он хотел уступить ее мне, бесплатно, чтобы к нему не поселили чужих людей. Моя мать живет в Видине на учительскую пенсию и не может помогать мне, так что я всегда жила на свою стипендию. Поэтому предложение Танева меня устраивало. Тогда я даже не подумала, откуда такая неожиданная заботливость по отношению к бедной родственнице. Вскоре я это поняла. Танев любил, как он сам говорил, "мир юности", а ко мне, естественно, часто приходили подруги. В таких случаях заходил и он, развлекал нас довоенными анекдотами, угощал конфетами и коньяком, пока однажды я не попыталась объяснить ему, что поселилась тут не для того, чтобы устраивать ему вечеринки, а для того, чтобы учиться, и если ему нужны гости, пусть приглашает их к себе. Он, кажется, только того и ждал, потому что с тех пор действительно стал приглашать к себе моих подруг…

Я гашу сигарету в пепельнице и после некоторого колебания закуриваю снова.

— Значит, обаятельная личность, — замечаю.

— Обаятельная личность? Вы его видели?

— Только на фотографии, — признаюсь честно.

— Когда вы увидите его в натуре, вы поймете, насколько он обаятелен. Обаяние его идет от денег. С дамами он всегда очень щедр. Уставит весь стол закусками и бутылками, включит проигрыватель… Некоторым девушкам только этого и надо… Что до обаяния, то я не помню, чтобы он "обаял” кого-нибудь, кроме, может быть, Мими…

— Мими? — повторяю я.

— Кажется, ее имя фигурирует на табличке у двери?

Вера кивает утвердительно.

— Она самая. Работает в аптеке. Неплохая девушка… Впрочем, какая девушка… Ей около тридцати. Но она немного…

Тут хозяйка делает пальцами многозначительный жест.

— Взбалмошная… — помогаю я.

— И кроме того, обладает определенным талантом очаровывать старцев. Нечто вроде библейской Сусанны.

— Извините, — говорю, — но я слабоват в Библии. Не сумел закончить соответствующих курсов.

— Сусанна — это та самая, на которую напали похотливые старцы, когда она купалась. Только наша новоявленная Сусанна не ждет, когда на нее нападут, а нападает сама…

— В ваших рассуждениях проступает некоторое обобщение, — замечаю я. — Это дает мне основание предположить, что Танев не был единственной жертвой…

— Совершенно верно, — говорит Вера. — Есть и вторая.

— Вот как! Значит, есть и вторая жертва.

— Есть. Ее имя — Медаров.

— Был, — поправляю Веру. — О покойниках говорят в прошедшем времени.

Вера смотрит на меня растерянно:

— Вы хотите сказать…

— То, что я сказал. Продолжайте, пожалуйста.

— Но что с ним случилось? — Вера смотрит на меня все так же. — Убит? Или…

— А что вас заставляет предположить, что он убит? — ловлю я Веру на слове.

— Я просто спросила.

— Человек никогда не спрашивает "просто", — возражаю я. — У него при этом всегда что-то на уме. Почему вы допускаете, что Медаров мог быть убит?

— У меня нет никаких особых оснований для этого. Люди умирают или естественной или насильственной смертью. И ничего удивительного, что я спросила, какой из двух случаев имел место.

— Оставьте эти силлогизмы. Они пригодны только для учебников формальной логики. Из десяти тысяч душ девять тысяч девятьсот девяносто девять умирают естественной смертью, и только один человек — насильственной. Откуда же ни с того, ни с сего вам в голову пришла мысль, что этот один — именно Медаров?

— Это не мысль, а что-то вроде предчувствия. — Вера немножко смущена.

— Ну вот, теперь вы меня отправляете в область подсознательных явлений. Все эти научные экскурсы, конечно, полезны, и при других обстоятельствах я познакомил бы вас с мнением одного моего случайного знакомого о Фрейде и фрейдизме. Но если я вам сказал, что располагаю временем, это вовсе не значит, что мы можем беседовать с вами до утра. Так что давайте, товарищ Танева, оставим предчувствия и перейдем к фактам. От таких людей, как вы, мы ждем активной помощи, а не добавочных затруднений.

— В фактах, которые мне известны, нет ничего сенсационного. Просто при встречах с Медаровым меня никогда не покидало чувство, что этот человек чего-то боится.

— А как вы думаете, чего он мог бояться?

— Не знаю.

— Товарищ Танева… — начинаю я предупредительно.

— Знаю, слышала уже, что я сознательная гражданка и вы ожидаете от меня помощи… — прерывает меня Вера с легкой досадой в голосе. — Поймите только, что я не знаю ничего определенного.

— Я человек скромный и согласен довольствоваться и неопределенным. Лишь бы это было искренним.

— Мне почему-то казалось, что Медаров боялся Танева. Поскольку старик, во всяком случае при мне, не говорил ни о ком другом, кроме Танева, поскольку в мыслях у него всегда был только Танев, и поскольку между ними, по- видимому, оставались какие-то странные счеты, у меня возникло ощущение, что и беспокойство его связано с Таневым.

— Вот это звучит уже более определенно. Какие счеты могли быть между Медаровым и вашим дядей?

Вера посмотрела на меня с неудовольствием:

— Я его называю "Танев", а вы упорно повторяете: "ваш дядя".

— Что ж тут такого? Он же вам дядя?