Шел ребятам в ту пору… - Людмила Харченко

— Мы хороним сегодня настоящих русских людей, славных советских патриотов. Они боролись. Они предпочли умереть, но не покориться. Мы хороним славных советских школьниц: Женю Буланову, Валю Плугареву, Нелю Белявскую. В грозных событиях они показали себя верными дочерьми Родины, которую беспредельно любили. У могилы жертв фашизма мы клянемся вам, матери, сестры, отомстить гитлеровским бандитам за ваши страдания, за смерть дорогих людей.

* * *

В школьном коридоре на стене фотографии Вали Плугаревой, Нели Белявской, Жени Булановой. Под ними рассказ об их короткой жизни, об их подвиге.

Во второй средней школе сбор, посвященный их памяти.

В центре зала — пятиконечная звезда. Замаскированные хворостом, накрытые куском красной материи ярко пылают электрические лампочки. Отряды расположились вокруг. На сцене что-то задернуто алым полотнищем.

Окончилась сдача рапортов. И тогда встала учительница Ирина Сергеевна.

— «Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Короткая, но яркая жизнь была у Вали, Жени и Нели…

В зале тишина. Красный отсвет костра падает на лица притихших пионеров.

— Растите же и вы такими: жадными к учению, честными, смелыми и преданными своей большой матери-Родине.

Скрипнула дверь. В зал вошла седая женщина, а за нею Петя, Ирина Сергеевна пригласила гостью в круг.

— Ребята, это мама Жени Булановой.

— Дети мои, — волнуясь сказала Женина мать. — Растите такими же, как Валя, Неля, как моя дочь. — Она помолчала и что-то тихо сказала Ирине Сергеевне. Учительница взяла из рук Булановой письмо.

— Ребята, Варвара Филипповна сегодня получила весточку от Глеба Волкова. Вы знаете, что он ушел с Красной Армией, чтобы отомстить за своих товарищей. Я прочту вам его письмо.

«Мама!

Вы не возражаете, что я называю Вас этим именем? Для меня это самое святое слово. Я хочу сказать Вам, что отомщу за Женю и ее подруг. Я понимаю, как тяжела Ваша утрата, но прошу Вас, будьте мужественны. Победа уже близка. Вечно с нами имена Жени, Вали, Нели и всех тех, кто честно и смело боролся, чтобы славные ребята: Сережа Разгонов, Сеня Дмитриев, Петя Гарбузов, Ваня Дуньков, миллионы советских детей — свободно жили, учились и строили новую жизнь».

— Давайте ответим Глебу, — крикнул Сережа.

— Правильно! Ответим! Обязательно! — раздались десятки голосов.

На сцене неожиданно загорелся яркий свет. Сережа поднялся.

— В дни оккупации Валя Плугарева проводила с нами сбор, учила нас, как надо бороться, мстить фашистам. Мы выполняли все поручения нашей Вали. Память о ней и ее подругах останется всегда с нами. Валя, Женя, Неля не умерли! Они живут и вечно будут жить среди нас!

Он сдернул кумачовое полотнище. На сцене стояла написанная самими пионерами большая картина, на которой были изображены Валя, Женя и Неля: взявшись за руки, они смело шли вперед, навстречу жизни.

Такими они и запомнились навсегда.

На улице Таманской

Гусеницы танков с черно-белыми крестами лязгали по булыжной мостовой. Казалось, им не будет конца. За танками шли машины с орудиями, с солдатами. Лица у солдат самодовольные. Как же, «победители»!

Из окна квартиры, выходившего на Таманскую улицу, Петя Слезавин и Вася Кольга украдкой наблюдали за движением фашистских войск. Ребята — одногодки. Им скоро по шестнадцать, а ростом не удались оба. У черноголового Пети калмыцкий разрез глаз, широкие брови. А Васю его родная тетя Елизавета Гавриловна, у которой он воспитывался, ласково называла губошлепом за толстые губы и добродушную улыбку.

Сдвинув брови и глядя сквозь черные ресницы на бронированные чудовища, Петя тихо говорил:

— Я уже видел, что они делают на нашей земле. Когда мы ехали на работу в Челябинск, наш эшелон разбомбили в Сталинграде. Много там погибло ребят из Ставропольского ремесленного. И мои друзья Толик и Митя.

— Петя, а как же мы? В городе фашисты…

— Не знаю.

— Неужели наши не вернутся? А если вернутся, а нас уже убьют?

— Всех не убьют! — Слезавин все смотрел на улицу.

Действительно, смертью фашисты начали грозить с первых часов своего пребывания в Ставрополе. По всему городу расклеили приказы верховного главнокомандования германской армии, в которых населению города запрещалось: группами появляться на улицах, ходить по городу после двадцати одного часа, скрывать партизан и евреев и оказывать им помощь, появляться в местах расположения воинских частей. За нарушение — расстрел.

Петя с Васей читали эти грозные приказы…

* * *

Рая Павленко осталась в квартире полной хозяйкой. Ей восемнадцать лет. Комсомолка.

Билет спрятала в надежном месте.

Над столом склонились Рая, Вася и Петя. На столе тетрадные листы. Красные карандаши выводят пятиконечные звезды: три звездочки вверху, пять внизу. Три вверху, пять внизу.

Шепот Пети:

— Я не прощу тому капитану из военкомата, который вытурил нас, не пустил на фронт. Ведь я уже не школьник. Я ремесленное окончил и учеником киномеханика был.

Рая засмеялась и, вспоминая свой поход вместе с Петей и Васей в военкомат, передразнила капитана:

— «Младенцев не берем. Идите домой, ребятки».

Затем Рая передразнила, как упрашивал капитана Вася:

— «Да нам скоро шестнадцать. Аркадий Гайдар в шестнадцать лет полк в атаку водил». — Рая бросает карандаш и смеется.

Вот такой, неунывающей хохотушкой, знают ее все соседи.

Петя хмурится:

— Вот мы и на фронте. Даже за фронтом. В тылу врага. Я думаю, ты, Рая, будешь руководить нами, и мы, как сумеем, будем бороться с оккупантами.

— Нет, руководить будешь ты! — возразила Рая. — Вася, ты «за»?

— За, но чем бороться?

— Оружием! — упрямо продолжал Петя. — Их оружием. И вот что… — Петя подумал, — даже если не будет оружия, даже если мы ничего большого не сделаем, давайте поклянемся, что до конца останемся советскими людьми.

— А то какими же еще?! — Рая вскочила от негодования.

— Кипяток, остынь, — остановил ее Вася. — Петя говорит правильно: даже если пытки, если смерть — остаться настоящим человеком. Ясно?

— Ясно, — ответила Рая. Мальчишки, больше дела, меньше слов.

И снова они склонились над листами бумаги. Три красные звездочки вверху, пять внизу. Посредине текст, написанный ученическим крупным почерком.

«СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ! Не бойтесь угроз фашистов. Бейте их! Делайте все, чтобы у них горела земля под ногами. Выводите из строя их технику и связь. Помогайте Красной Армии уничтожать гитлеровцев. Они угрожают расстрелами нам, но пусть за ними гоняется смерть!»

Вместо подписи пять звездочек.

— Написать легко, а вот расклеить труднее. Они везде шныряют. — Вася смотрел через стол на Петю и Раю. — Может, вечером безопаснее?

— Знаете, что я придумала?! — Рая встала, подошла к окну и осторожно посмотрела, что делается на улице. Затем вернулась к товарищам. — Я пойду с кем-нибудь из вас под ручку, будто с кавалером. — Рая критически посмотрела на чубатых мальчишек, горестно вздохнула: — Только вот кавалеры вы никудышные. Никакой серьезности в лице. Да и в фигуре тоже. Хотя бы на один сантиметр кто-нибудь из вас был повыше! — сокрушалась она.

— А сама-то! — возмутился Вася.

— Я девушка! Мне можно быть и маленькой.

* * *

В девять вечера летом в Ставрополе еще светло, поэтому Петя и Рая вышли в половине десятого. Впервые шли по своей улице с опаской, Рая, для маскировки, громко тараторила, смеялась. Петя был немногословен. Буркнет какую-нибудь фразу и сосредоточенно смотрит то на другую сторону улицы, то вперед. Дошли до нижней аптеки, свернули за угол и снова продолжали путь к седьмой школе. У калитки остановились. Рая незаметно передала Пете листовку, обняла его за плечи, а Петя быстро достал из кармана пузырек с самодельным клеем из муки, кисточку для бритья и прилепил, листовку к деревянной калитке. А там, за каменной высокой стеной, в здании школы, еще бодрствовали фашисты: на улицу неслось пиликанье губной гармошки, смех, громкий разговор.

Петя подхватил Раю под руку и направился через дорогу на Казачью улицу. Наклеили листовку на угловом двухэтажном здании, на глухой стене нижнего рынка, на следующем угловом здании и чуть не бегом пустились домой. И вдруг остолбенели от испуга: навстречу им шли два солдата и громко разговаривали, Рая не растерялась, тоненьким, дрожащим голоском пожелала им на немецком языке доброй ночи.

— Гутен нахт! — удивленно и протяжно ответил немец. Потом повелительно сказал: — Шнель! Шнель! Дойче зольдат пух! Пух! Стреляйт! — заключил он по-русски.

— Ком, Петер, — заторопилась Рая, помахала солдатам рукой и еще раз пожелала доброй ночи.