Времеубежище - Георги Господинов

снова Он, пожалеет ли его окоченевшее тело, остановившееся сердце и бледное лицо, произнесет ли: «Восстань, Лазарь»? И тогда замедлит ли прошлое свой ход, потечет ли вновь кровь по жилам, порозовеет ли бледная кожа лица, начнут ли двигаться застывшие члены, будут ли слышать уши, а глаза — видеть?

Или пока мы Его ждем, разные лжепророки, искусители и сумасшедшие доктора будут продолжать свои опыты над трупом прошлого и каждый раз получать чудовище вроде Франкенштейна? Можно ли оживить прошлое или хотя бы вновь собрать его? Нужно ли это делать? И сколько прошлого может взвалить на себя человек?

Господин Н.

16

Человек, которого я назову господином Н., сидит у себя в комнате, пытаясь воскресить в памяти то, что безвозвратно утеряно. Память потихоньку оставляет его, как оставили все друзья, когда он впал в немилость. Теперь у него нет друзей, его близкие умерли. Ему некому позвонить. А если о нас никто не помнит, существуем ли мы вообще?

Иногда случайные люди рассказывают ему какие-то истории, в которых он тоже присутствует. Но ничего такого господин Н. не помнит, ему кажется, все это выдумки и случилось с кем-то другим. Порой ему попадаются тексты, под которыми стоит его имя. Наверно, он был достаточно известен, а потом его стерли. Ему советуют пойти посмотреть свое досье, но в нем тоже почти ничего не осталось. Однако он узнаёт (ему нашептали), кто за ним следил.

И тогда он вынужден позвонить агенту, который им занимался. Тот сначала отказывался встречаться, но господин Н. сумел убедить его, что не намерен мстить. Даже извинился за беспокойство и сообщил, что хочет увидеться совсем по другому поводу. Что стал терять память и, прежде чем покинет этот мир, хотел бы собрать детали своей жизни. А агент оказался последним человеком, связанным с его прошлым.

«Вы знаете все подробности моего прошлого лучше, чем кто-либо, даже лучше меня самого. Прошу, не отказывайтесь, давайте встретимся…»

И они начинают встречаться. Говорят подолгу, не торопясь, каждый день после обеда. Оба уже скоро покинут этот мир, или, по крайней мере, оба уже давно не в той системе, где они были молоды и были врагами, самыми близкими врагами.

Некоторые истории оставляют господина Н. совершенно равнодушным, будто не имеют к нему никакого отношения. Другие, наоборот, открывают в его памяти давно забытые двери. Агент бесцеремонно сообщает, что каждый четверг в три пополудни к господину Н. приходила женщина. Очень красивая женщина. Супруги тогда дома не было.

Господин Н. пытается воскресить этот факт в памяти и не может. Да, вроде были такие послеполуденные эпизоды в его жизни Можно восстановить и легкое чувство вины перед супругой, и возбуждение от предстоящего. Но что это за женщина и почему она исчезла? Она явно была очень смелой, раз решилась с ним связаться. Наверняка знала, что за ним следят. Для человека с его прошлым это было неизбежно. Как она выглядела? Агент описывает ее в мельчайших подробностях. Как она шла по улице, как старики оборачивались ей вслед (прямо по Гомеру), женщина двигалась свободно, раскованно, не похожая на местных женщин, которые вечно спешили с хозяйственными сумками в рунах. Волосы развевались в такт ее шагам.

Впервые агент ведет себя раскованно, забывается, говорит много и возбужденно, пока они бредут в прозрачной тени городских каштанов по городу, буквально вымершему от жары. Преследователь и его жертва наконец вместе.

Спустя полтора года после нашей с Гаустином встречи в Цюрихе открылся болгарский филиал клиники. Он разместился на просторной вилле — постройке тридцатых годов прошлого столетия в дачной зоне города Костенец, что недалеко от Софии. Я люблю приезжать сюда. Здесь я вроде наблюдателя, но врачи и персонал прекрасно справляются со своими обязанностями и, честно говоря, не особо во мне нуждаются. Я наблюдаю за своим болгарским прошлым, которое потихоньку исчезает вместе с этими людьми, что поселились здесь в конце жизни. Старики мне всегда были интересны, я жил с ними ребенком, ибо нас обычно растили бабушки и дедушки. С ними можно было говорить о чем угодно, а вот с поколением родителей мы разминулись. Сейчас, когда я, так сказать, перехожу в их полк, меня интересует и другое. Как человек меняется перед лицом предстоящей смерти, все больше и больше отдаляясь от жизни? И как спасти то, что в принципе спасти невозможно? Даже как воспоминание. И куда потом девается это личное прошлое?

Привязанность здесь особенно болезненна, ибо понимаешь, что привязываешься к тому, кто очень скоро покинет тебя. Господин Н. (вероятно, он страдает ретроградной амнезией) мне особенно близок. Он появился в клинике недавно, и агент не оставляет его, навещает дважды в неделю. Наверно, он привязался к господину Н. или по какой-то причине чувствует необходимость с ним общаться, потому что приезжает из города и проводит здесь всю вторую половину дня. Сначала мы отправляли за ним машину, но потом он от нее отказался и стал приезжать на своей. Мне думается, что людям, даже таким, как он, необходимо выговориться. Прежде он не мог. А теперь, когда может, это никому не интересно. И вдруг нашелся кто-то, кто внимает каждому его слову. И этот кто-то готов выслушать, готов узнать все истории того времени. Человек, за которым агент следил, теперь терял память и тем самым оказался дважды зачеркнутым в жизни.

Расскажи мне, кто я такой.

Агент чувствует себя человеком, способным манипулировать. Благодаря профессии он всегда обладал такой властью, но гораздо меньшей, чем сейчас. Он властен придумать жизнь человеку, который уже почти ничего не помнит. Ему можно подсунуть полностью выдуманные воспоминания. Да, но все-таки нужно учитывать опорные точки памяти, которые еще оставались у господина Н. К тому же никогда не знаешь, когда всплывет какая-нибудь утерянная деталь, и тогда забытые лица или фразы придут обратно по шаткому мосту из нейронов. Однако, по крайней мере пока, у господина А. (так мы его назовем) нет таких намерений. Ему просто тоже хочется вернуться в теплую пещеру прошлого.

— Однажды, — рассказывает он господину Н., — вы уселись за мой столик. В кафе «Под плющом», недалеко от вашего дома, на той же улице. Я всегда там сидел и смотрел, кто входит в ваш подъезд и кто оттуда выходит. И в один прекрасный день после обеда вы вышли из дома и направились к кафе. Войдя внутрь, вы осмотрелись по сторонам и уселись за мой столик. Там имелись свободные столики, кафе