Кисло-сладкое - Татьяна Александровна Грачева

в среду около пяти.

– Хорошо. До свидания.

– До свидания.

Положив телефон на подоконник, Соня несколько раз прошлась по комнате, нервно одёрнула футболку и замерла перед зеркалом. Там, где она касалась щеки, остался след. Четкий и яркий сизый узор пяти пальцев. Схватив сумочку, Соня попыталась замазать следы пудрой, но неприятная краска проступала поверх косметики, парила над кожей серо-голубым маревом. Стыдно. Ей было стыдно, и она сама себя заклеймила этой эмоцией. Хорошо, что эти отпечатки проходят в течение нескольких дней, бледнея с каждым днём. Невидимые для других, для неё они – тавро запрещённых мыслей.

Ещё час она прокручивала в голове все возможные сценарии беседы в кабинете директора, последняя на сегодня клиентка почти весь сеанс болтала по телефону. Так Соня стала свидетельницей очень откровенного разговора, пестревшего личными подробностями. Неловкость добавила яркости в сизые отпечатки не её щеках.

Соню всегда удивляла такая простота и откровенность, заходящая за грань дозволенного. Где эта грань, Соня определяла интуитивно, если щёки пламенели, хотелось отвести взгляд и стереть память собеседнику – значит, грань уже пройдена. Нужно было остановиться чуть раньше. Она не знала, с кем говорила женщина, скорее всего, с подругой, но даже для ушей подруги это было слишком, а Соню посетительница и подавно воспринимала как предмет мебели, и то, что массажист всё слышит, её не волновало.

Распрощавшись с болтливой клиенткой, Соня решила, что больше с ней работать не будет. К счастью, она могла себе позволить выбирать.

Проехав часть пути на автобусе, оставшиеся два километра Соня прошла пешком. Тёплый октябрь располагал к прогулке, подсовывал под подошвы хрустящие листья, шелестел ими на ветру, шептал стихи. Хотелось остановиться, прислушаться и насладиться последними солнечными днями, дальше по прогнозу ожидались дожди.

Разговор у директора согнал с Сони минорное настроение. Как она и догадывалась, проблема с оценками плотно сплелась с вызывающим видом Юли. Её дочь не проявляла рвения и старания, огрызалась, писала небрежно, а тетради её выглядели так, будто она во время дождя выдирала их из грязных рук бродяги. Всё это Соня слышала не один раз, знала и сама, но выслушивать от постороннего человека было крайне неприятно, она изо всех сил сдерживалась, чтобы не вспылить и не ответить грубостью. Воспитанная и элегантная Соня превращалась в фурию, когда дело касалось её детей.

Анна Витальевна распалялась всё больше, покорность обвиняемых создавала впечатление, что они согласны со всеми упрёками, а Соня нервно стискивала край платья. Когда-то она не сдержалась, хотела защитить дочку, но вышло только хуже.

Юля тогда перешла в четвёртый класс после переезда в Краснодар, Тимуру было чуть больше трёх, он часто и подолгу болел, требовал много внимания и переставал капризничать только в объятиях родителей. Кирилл открывал новую точку, пропадал допоздна на работе и не мог помочь. Соня понадеялась на ответственность старшей дочери, какое-то время не проверяла домашние задания, позволила ей самой собирать портфель. Юля никогда не отличалась организованностью, постоянно что-то забывала и путала. В дневнике начали появляться первые двойки. Пришлось вернуться к тотальному контролю.

Держа на руках Тимура, Соня часами сидела рядом с Юлей, делала с ней домашние задания, мастерила поделки, готовила проекты, но Юля всё равно умудрялась приносить двойки. Четвёрка стала недосягаемой отметкой, а тройка – поводом устроить семейный праздник. Соня выбивалась из сил, воевала с Юлей, нервничала и плакала. Чего она только ни перепробовала: похвалу, обещания, шантаж, угрозы, даже предлагала оплатить пятёрки, но Юля проявила потрясающее упорство в нежелании учиться. Эта война длилась почти всю осень. Соня заставляла Юлю переписывать небрежно выполненные задания, от бессилия кричала так, что соседи перестали с ней здороваться.

После звонка учительницы, грозящей походом к директору, Соня сорвалась на Юлю.

– Сколько можно?! Небрежно, грязно. Вообще не стараешься! Будто тебе наплевать.

Юля вскочила.

– А мне и наплевать! Для тебя школа важнее родной дочери. Ты фашистка! Хуже даже нашей учительницы. Ты меня не любишь!

Соня положила на стол очередной чистый лист и указала на верхнюю строчку.

– Переписывай с самого начала. Опять всё в исправлениях, тут даже тройку поставить жалко. Тут кол!

– Не буду!

– Будешь!

– Какая разница, завтра я уйду из дома!

– Только иди мимо школы, чтобы домашку занести. Пиши!

Юля заревела навзрыд и, заикаясь от обиды и злости, принялась переписывать примеры заново. С математикой она не дружила. Эти антиспособности ей явно достались от Сони, но победить ненавистные цифры Юля не пыталась. Смирилась с тем, что это не её, и просто опустила руки. Соню это просто убивало. Она никак не могла понять, почему дочка не хочет и не пытается вникнуть. В своё время математика была и её больным местом, а потому она сидела над учебниками и ходила к репетитору, чтобы не отстать от программы, и чтобы одноклассники, не дай бог, не сочли её глупой. А Юле было всё равно, что о ней подумают друзья и учителя, просто наплевать.

Юля снова протяжно всхлипнула.

– Я тупая.

– Ты не тупая, – Соня вздохнула, – ты ленивая. Пиши.

– Тупая! Переведите меня в другую школу, – Юля швырнула тетрадь на пол.

Соня подняла тетрадь, снова положила перед дочерью.

– Да при чём тут школа? В другой школе ничего не изменится, туда всё равно перейдёт твоя лень. Пиши.

– Я уйду из дома!

– Ты это уже говорила. Хлеб захвати.

Юля вскочила, кинулась к полке и достала кошелёк.

– У меня есть деньги, я накопила. Сбегу от вас, будете потом плакать.

Соня устало потёрла виски. Скандал с уроками порядком затянулся.

– Ты долго не протянешь. Не сможешь сосчитать правильно, тебя обманут, и помрёшь с голоду.

Юля бросила кошелек на стол и, не прекращая ныть, начала переписывать заново.

Тимур сидел за своим маленьким столиком, болтал ножками в полосатых колготках и рисовал каракули, которые считал цифрами. Соня и Юля на время забыли о нём, так увлеклись боевыми действиями, а он смотрел, слушал и каждый раз, когда они повышали голос, вздрагивал и сдерживал слёзы. Поначалу, когда это только началось, он плакал и пугался, но за два месяца свыкся, хотя иногда недоверчиво спрашивал Соню:

– Мама, ты мама?

В результате скандалов и тотального контроля Юля кое-как выбралась из «лебединого озера», но, что бы она ни делала, выше тройки не получала. Соня отчаялась. Однажды, листая тетрадь Юли, присмотрелась внимательнее и увидела, что тройки стоят даже за те работы, где нет ни одной ошибки, учительница снижала отметку за исправления и выходящие за поля цифры. Соня не стала мелочиться и с тетрадью пошла прямо