Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот отлично! До сих пор мне еще ни разу не приходилось стрелять зайцев из-под цирюльника. Но это ново, и наверно это меня развлечет. Трубач, труби к охоте! А ты, шталмейстер, седлай коней!
К обеду король застрелил трех зайцев и был очень доволен.
Он позвал к себе Монса, чтобы его наградить.
— Что ты хочешь получить в награду, деньги или дворянство? То и другое вместе ты получить не можешь. Выбирай!
— Дворянство, ваше величество!
— На колени, собака!
Монс упал на колени, получил три удара королевским боевым мечом и встал на ноги дворянином.
— Ты будешь носить на своем щите три собачьих головы в воспоминание о твоих выдающихся заслугах. Вместо шлема на твоем гербе будет три павлиньих пера в знак того, что у тебя оказалось больше честолюбия, чем алчности. Ты свободен, Монс Хунд, иди, размножайся и наполняй землю!
Итак, Монс сделался настоящим дворянином. Как дворянину, ему надо было покупать латы, щит, меч и ездить в карете. Но у бедного Монса совсем не было золота. На свой новый дворянский кредит он попробовал было открыть фабрику сапожной ваксы, но не мог сладить с конкуренцией и прогорел. Он перепробовал все средства, чтобы поправить свои дела, но кончил тем, что вернулся на прежнее место и снова стал служить цирюльником у генерал-фельдцейхмейстера.
К этому времени Монс был уже женат и имел детей, маленьких благородных детей, которым надо было дать воспитание, подобающее их дворянскому званию. А это было вовсе не так легко.
Сын Монса дослужился до чина сержанта, вышел в отставку, женился, и дети его были продолжателями рода Хундов.
Потом за целое столетие никто из Хундов не прославился. Все они вели себя тихо и смирно. Только один из Хундов дослужился до чина штандарт-юнкера и вышел в отставку лейтенантом.
Знаменитая история возникновения рода со временем была забыта, и Хунды из поколения в поколение жили скромно и бедно, как обыкновенно живут оскудевшие дворянские семьи. Было что-то такое, что мешало Хундам разбогатеть. Дворянство было всегда при них, а деньги отсутствовали, и они ни разу не осмелились заняться торговлей. Дворянский герб должен был оставаться незапятнанным, а его обладатели должны были пытать счастье на государственной службе. Род Хундов не мог разориться по той простой причине, что у членов его никогда не было богатства, но он не мог и разбогатеть, потому что для этого у Хундов недоставало денег.
Знаменитый талант родоначальника, доставивший ему в свое время дворянство, передался через шесть поколений известному Даниилу Хунду, которого король Иоанн III натравил на Эриха XIV. Даниил оставил описание этого замечательного события, и потому его считают первым историческим писателем Швеции.
Как известно, у Иоанна III было благородное сердце, и поэтому Даниил не остался без награды. Следом за наградой пришло и золото, и вскоре в Стокгольме, на Нормансторге, вырос великолепный родовой замок Хундов. Тут пошло веселье и легкое житье. Жилось так легко и так весело, что после смерти Даниила его наследникам пришлось всё отдать кредиторам. По этому поводу старые кумушки говорили: «Как нажито, так и прожито».
Затем следует значительный пробел в истории рода, но я знаю наверно, что род Хундов влачил очень жалкое существование вплоть до царствования Карла XI. К этому времени в недрах рода распустился новый махровый цветок. Это был юноша, у которого была маленькая голова, но зато огромное честолюбие, совсем крошечная совесть и непомерный запас наглости. Родители поместили его в какую-то контору. В точности никто не знает, что случилось, но говорили, что в один прекрасный день молодой человек вздумал не совсем похвальным способом позаботиться о благосостоянии своего семейства (вернее, о своем собственном), и после этого ему пришлось предпринять спешное путешествие в Новую Швецию.
В наше время Новая Швеция, в Америке, представляет из себя образцовое государство, с честными и добродетельными гражданами, на которых европейцы смотрят с завистью и почтительным удивлением. В те далекие времена дело обстояло совсем иначе. Новая Швеция, как, впрочем, и вся Америка, служила выгребной ямой для Европы. Туда собирался всякий сброд.
Наш друг имел неосторожность спустить в одном из портовых городов все свои деньги, и для того, чтобы иметь возможность продолжать путешествие, ему пришлось исполнять на корабле разные тяжелые работы. Это обстоятельство навело его на счастливую мысль. По приезде в Америку он заказал себе визитные карточки, на которых он значился лейтенантом флота его величества. Слова «его величества» произвели глубокое впечатление на американцев, и мнимый лейтенант мог бы далеко уйти по службе, если бы он умел держать язык за зубами. К сожалению, этого таланта у него как раз и не было. В продолжение нескольких лет он околачивался в золотой стране, но потом его забрала такая тоска по родине что, благодаря ей и проискам американской полиции, он очутился палубным матросом на корабле, возвращавшемся в Европу.
По возвращении в Стокгольм он первое время чувствовал себя как-то неловко. Многие его сверстники и товарищи, благодаря трудолюбию и честности, добились прочного положения, некоторые из них даже сделались известными государственными людьми. Это вызывало в нём чувство глубокого озлобления. Правда, он не питал никакой злобы против тех лиц, которые пользовались влиянием и занимали видные служебные должности, потому что этот сорт людей всегда может оказаться полезным. Но зато он ненавидел всех тех, кто сумел устроиться лучше его самого. Одновременно с этой ненавистью в нём неожиданно проявились литературные наклонности. Его произведения относились к тому сорту литературы, которая не занимает много места в газете и оплачивается построчно. В скором времени наш друг ушел совсем с головой в газетную литературу которая так процветала при Карле XI.
Вскоре, однако, все его темы, или, проще говоря, все его друзья были использованы. Тогда статьи его стали появляться реже, а обеды его перестали быть ежедневными. Мрачная бедность держала его в своих объятиях, и скоро он очутился под замком в долговой башне. Голь, как говорят, хитра на выдумки, а потому этот господин (мы уже не можем, как прежде, называть его — «наш друг», после того, как он так низко пал) сделал величайшее изобретение своего века. Он стал писать в газеты письма из путешествий. Таким образом, в печати появлялись сочиненные в тюрьме великолепные описания Туниса и Константинополя. Читатели зачитывались увлекательными сообщениями «шведского дворянина» с театра военных действий. В каждой строчке этих произведений сквозила личная храбрость и неустрашимость автора, подвергавшего беспощадной критике действия и распоряжения генералов (не всех, впрочем, а только некоторых). Особенно ярко выступала в этих статьях любовь «шведского дворянина» к морскому делу. Так, в своем критическом разборе предложенных проектов обновления флота он поразил своих читателей редким знанием вопроса. Он писал об якорях, реях, вантах и мог назвать по имени каждый канат на мачте. Ему было доподлинно известно, сколько надо взять жбанов дегтю, чтобы просмолить гросстенгпардун. Разумеется, такие специальные технические указания были очень ценны и имели огромное значение в деле морской обороны государства. Благодаря своей изобретательности, наш герой скоро оказался на свободе. С свободой к нему вернулась его прежняя смелость, а за ней появилась и заносчивость.
Между тем, в жизни столицы произошли крупные перемены. Появилась новая крупная фабрика и при ней образовалось новое крупное акционерное общество, одним из пайщиков которого был сам король. Понятно, что оба эти патриотические предприятия могли процветать только при условии полной и надлежащей осведомленности публики, жертвовавшей на них свои капиталы. Публика должна была своевременно узнавать о действительном положении дела, о планах и намерениях его директоров и о блестящих видах на будущие барыши. Для этой благой цели специальная газета была самым подходящим средством.
Редактором этой газеты мог быть только человек совершенно беспартийный в коммерческом деле и твердо убежденный в том, что только французская кардуанская фабрика должна пользоваться привилегиями в Швеции и что итальянское общество стеклянных заводов имеет огромное значение для шведской промышленности. Кроме того, человек, поставленный во главе газеты, должен был обладать крепким лбом, с помощью которого он мог бы отбивать все нападения завистников, иначе говоря, конкурентов. Вместе с тем, редактор должен был быть человеком разносторонним и уметь справляться со всеми темами, интересующими читателей, как-то: поэзия, литература, театр, искусство, — для того чтобы газета не имела вида делового издания с циркулярами акционерного общества.
- Полное собрание сочинений. Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Драматургия
- Собрание сочинений в десяти томах. Том четвертый. Драмы в прозе - Иоганн Гете - Драматургия
- Как много знают женщины. Повести, рассказы, сказки, пьесы - Людмила Петрушевская - Драматургия
- ЯРМОНКА - Владимир Голышев - Драматургия
- Собрание сочинений в пяти томах. Том 4. Пьесы и радиопьесы - Фридрих Дюрренматт - Драматургия
- Драмы и комедии - Афанасий Салынский - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- Барышня из Такны - Марио Варгас Льоса - Драматургия
- Том 5. Драмы - Михаил Лермонтов - Драматургия
- Вишневый сад. Большое собрание пьес в одном томе - Антон Павлович Чехов - Драматургия / Разное / Русская классическая проза