Жизнь и труды святого Иоанна Златоуста, архиепископа Константинопольского - Александр Лопухин

Такие беседы могли иметь глубоко ободряющее значение для самых закоснелых грешников, спасая их от уныния и отчаяния и поддерживая надеждой на милосердие Божие. Поистине якорем спасения для всех отчаявшихся грешников могут служить следующие слова Златоустого пастыря: «Ты грешник? — Не отчаивайся; я не перестану снабжать вас врачевствами, ибо знаю, какое оружие против диавола — не отчаиваться!

Если ты во грехах, не отчаивайся, и я никогда не перестану повторять: если грешишь каждый день, то и кайся каждый день… Ты застарел во грехах, обнови себя покаянием! Но можно ли, спросишь ты, покаянием достигнуть спасения? Конечно, можно. — Если я всю жизнь свою провел во грехах и принесу покаяние, спасусь ли? — Конечно, спасешься, ибо милосердие Божие неизмеримо, и благость Его неизреченна. Зло, каково бы оно ни было, есть зло человеческое, и потому ограниченное, а прощающее милосердие есть Божие, и потому бесконечное. Представь себе искру, падающую в море: может ли она оставаться там или быть видимою? Что искра перед морем, то и зло человеческое пред благостию Божией; и даже не настолько, но благость гораздо больше. Море, как оно ни велико, имеет пределы, а благость Божия не имеет границ» [18].

Будучи проповедником милосердия и всепрощения, св. Иоанн Златоуст был вместе с тем и пастырем мира. Он был враг всякого разделения и раскола, и потому его сердце болело при виде того разделения, которое существовало в его время в самой Антиохии между православными. В своих беседах он часто возвращался к этому предмету и старался уяснить самый корень зла разделения, который заключается вовсе не в религиозной ревности, а в себялюбии и властолюбии. «Ничто так не разъединяет церковь, — говорил он, — как властолюбие; ничто не возбуждает так гнева Божия, как разделение в церкви. Даже если бы мы делали самые совершенные дела, но, разрывая единение, будем наказаны, как если бы мы разрывали тело Господа… Даже мученичество не заглаживает такого греха. Для чего ты несешь мученичество? Не ради ли славы Иисуса Христа? Ты отдаешь свою жизнь за Иисуса Христа, и в то же время расхищаешь церковь, за которую умер Иисус Христос». Подобными увещаниями он много содействовал укрощению страстей разделения в церкви и наконец имел счастье дожить до того сладостного для него момента, когда партии окончательно примирились и разделение прекратилось.

В таком живом взаимообщении с своей паствой святой Иоанн провел лучшие годы своей жизни. Именно к этому времени относятся все его главнейшие произведения как собеседовательные, так и полемические. В своих непрерывных беседах он истолковывал не только отдельные места и тексты, но и целые книги Св. Писания, как Ветхого, так и Нового Завета, и эти-то толкования и составляют главную славу его как экзегета[19]. Его толкования отличаются чудесной ясностью, простотой и жизненностью, так что составляют лучший образец истолковательного труда и неиссякаемый источник богословского знания и религиозно-нравственного назидания. Лучшими его толкованиями признаются беседы на Евангелие св. Матфея и на послания ап. Павла. Принадлежа к антиохийской школе толковников, ставившей своей задачей, в противоположность школе александрийской, истолкование буквальное, чуждое всякой таинственности, св. Иоанн Златоуст в этом отношении достиг высшего истолковательного совершенства.

Будучи знаком и с творениями александрийских толковников и изучив знаменитейшего из них — Оригена, он занял именно то среднее положение, которое составляет идеал и сущность православной экзегетики. Шаг за шагом следя за священным текстом, он излагает его самый естественный, прежде всего дающийся уму смысл и сначала выводит из него догматическое учение, а затем указывает и вытекающие из него добродетели, смотря на последние как на учение в его практическом приложении. И все это излагается с чудесною простотою, ясно и чрезвычайно отчетливо. У него нет ничего такого, что было бы простым умозрением, простой страстью к учительству, с неизбежными тонкостями и мелочными изысканиями. Все у него льется прямо от полноты сердца и направляется к возвышению и освящению жизни. Своих толкований он не писал и не высиживал в кабинете, а обращался с ними в живой беседе с народом в церкви. Отсюда та одушевленность и жизненность каждого из его слов, которые глубоко проникали в души слушателей, тот огонь, который поистине способен был зажигать сердца людей.

В течение своей продолжительной пастырской деятельности в Антиохии св. Иоанн настолько сжился и сроднился со своими пасомыми, что все его помыслы сосредоточивались только на одном: как бы лучше и действеннее назидать их, вернее охранять от заблуждений и полнее раскрывать пред ними ту истину, что вера в Иисуса Христа есть источник всяких благ. Выше этой цели он уже и не ставил себе ничего и надеялся именно среди них закончить и свою жизнь. Правда, бывали времена, когда до крайности утомленный трудами и подавляемый огорчениями вследствие легкомыслия и безумств своего народа, он невольно бросал тоскливые взгляды к окружающим горам, где он когда-то подвизался в святом уединении в годы юности, где так мирно и отрадно жить на лоне безмятежной природы в уединении с Богом и где действительно продолжали вести такую жизнь многие из «земных ангелов», как он любил называть отшельников. Иногда он тоже временно удалялся в эти горы, чтобы отдохнуть и освежиться от истощающих трудов и шумной суеты городской жизни; но трудовая жизнь пастыря теперь уже настолько овладела им, что он не мог навсегда порвать с нею, и потому всегда после непродолжительного отдыха вновь возвращался к своей возлюбленной пастве, также тосковавшей по своему отсутствующему пастырю, и от глубины искреннего сердца говорил: «Хорошо вижу, что я не могу оставить этого местопребывания, и что мне надлежит оставаться здесь до конца моих дней» [20].

Но Промысл Божий судил иначе. Великий светильник церковный, некогда выведенный из подспудного уединения в пустыне и поставленный на свещнице церковной среди многолюдного города, давал вокруг себя такой сильный и благотворный свет, что ему мало было и этого города. Свету его надлежало воссиять на всю вселенную, и для этого светильник нужно было поставить еще выше, в самом средоточии православного христианского мира.

И это сбылось. В 397 году скончался престарелый архиепископ константинопольский Нектарий, и, таким образом, овдовела первенствующая кафедра восточной Вселенской церкви. На эту-то славную кафедру Промысл Божий и возвел св. Иоанна, чтобы сделать из него не только великого святителя, но и великого мученика за правду.

Глава третья

Св. Иоанн Златоуст на престоле Константинопольском (398–404 гг.)

Когда св. Иоанн доканчивал свою пастырскую деятельность в Антиохии, в политическом состоянии мира совершилась важная перемена. В 396 году скончался император Феодосий, который вместе с собою унес в могилу и последние отблески величия Римской империи. У него осталось два сына — Аркадий и Гонорий, и он, чтобы не возбуждать неприязни между ними, а главным образом не считая ни одного из них способным принять на себя все бремя управления громадной империей, притом явно клонившейся к упадку, разделил между ними империю, предоставив Гонорию запад, а Аркадию — восточную ее половину. Оба они были еще люди молодые и притом недостаточно щедро наделенные от природы для того, чтобы с достоинством и успехом проходить возложенное на них трудное служение.

Неудивительно поэтому, что действительными правителями государства были не они, а окружающие их приближенные, среди которых первенствующее место занимали: на западе знаменитый полководец Стилихон, а на востоке не менее знаменитый царедворец евнух Евтропий. Последний, выйдя из рабского состояния благодаря разным случайностям и особенно своему природному уму, сумел заслужить благорасположение к себе покойного императора Феодосия, перед смертью возлагавшего на него важные поручения, и после его кончины, конечно, сделался главным опекуном молодого Аркадия и действительным правителем государства. Этот евнух и был тем орудием, чрез которое Промысл Божий привел св. Иоанна на кафедру константинопольскую.

Когда, по смерти архиепископа Нектария, возник вопрос о преемнике ему, то разрешить его было нелегко. Положение было весьма важное, и потому немало заявлялось притязаний на него. Аркадий не знал, что делать и кого предпочесть. Тогда выручил его из затруднения Евтропий. Как человек, не чуждый религиозности, он интересовался церковными делами и в бытность свою в Антиохии не преминул послушать знаменитого антиохийского проповедника. Иоанн произвел на него своими проповедями сильное впечатление, и теперь Евтропий и подсказал императору, как было бы хорошо для церкви столичного города его империи иметь во главе своей такого знаменитого пастыря. Аркадий согласился, и немедленно областеначальнику востока Астерию дано было тайное поручение взять и привезти Иоанна в столицу. Распоряжение было неожиданное и для Иоанна, и для антиохийского народа, и исполнить его было не легко. Антиохийцы ни за что не согласились бы добровольно расстаться со своим возлюбленным пастырем, а всякое насилие повело бы к мятежу. Поэтому дано было распоряжение взять Иоанна хитростью, что и сделано было Астерием, который, вызвав Иоанна за город как будто для совместного поклонения мощам св. мучеников, приказал взять его в колесницу, которая и помчалась в Константинополь. Смиренный пастырь, узнав о действительной цели его вызова за город, конечно, погоревал, бросая прощальный взгляд на родную Антиохию, где он так много трудился для блага своего возлюбленного народа; но, послушный Промыслу Божию, вполне примирился с этим обстоятельством и спокойно приближался к царствующему граду. Император милостиво встретил знаменитого пастыря и, чтобы придать больше торжественности и блеска его хиротонии, вызвал для этого многих епископов, которые во главе с патриархом александрийским Феофилом и рукоположили Иоанна 26 февраля 398 года в сан архиепископа константинопольского.