University. Повести - Алексей Александрович Федотов

в вашей научной и практической деятельности!» Но это еще не все. Борис Николаевич как-то рассказал мне про одного судью, который ничего не знал, но умел важно говорить: «Я все знаю: я судья!». И мне как-то открылось, что профессор имеет не меньшие основания говорить: «Я все знаю: я профессор!» А уж если этот профессор очень-очень тупой, то это ему вполне легко сделать, и у него все будет легко получаться…

– Как вы назвали эту методологию? – спросила Марина Ивановна. Лицо у нее покраснело от смеха. Она больше не думала про ФОСы и УМК.

– Методология опоссумов.

Заместитель губернатора по социальным вопросам

Акакий Мардариевич после беседы с Борисом Николаевичем решился было ехать на работу, не зная твердо, что ему там делать. Но тут на его мобильный телефон позвонила Марфа Васильевна:

– Ну что, допился? – спросила она вместо «здравствуйте».

– Могла бы сказать: «добрый день, шеф!» – поправил ее Иванов.

– Еще чего не хватало: всем пьяницам доброго дня желать! Да и не добрый он для тебя: в правительство тебя вызвали!

– В Москву? – удивился ректор.

– Кому ты в Москве нужен? – засмеялась секретарша. – В областное, конечно.

– И к кому?

– К Петру Алексеевичу.

– Землянике?

– Кому же еще?

«Вот уж действительно прав был Гоголь: смотрители за богоугодными учреждениями непременно сущие свиньи в ермолке, особенно с такой фамилией», – грустно подумал про себя Иванов. Но потом он представил себе сначала свинью в ермолке, а потом Петра Алексеевича в ермолке, и на душе его немного полегчало.

В приемной заместителя губернатора по социальным вопросам толпилось много народа, но ректора явно ждали.

– Сейчас выйдет начальник департамента образования, и вы войдете, – вежливо сказала ему миловидная молоденькая секретарша, и Иванов с тоской подумал, что за что ему такое наказание с этой Марфушечкой-душечкой. Ну ладно, люди развестись не могут, а он чего секретаршу не может сменить? «Единственный плюс от того, что меня уволят – это то, что новый ректор и ее уволит», – подумал Акакий Мардариевич, и его настроение поднялось.

Через десять минут он был уже в кабинете Земляники. Петр Алексеевич был грузным невысоким мужчиной, грубоватым и с полным отсутствием «манер».

– Привет, Акакий, – сказал он и крепко пожал ректору руку. – Водку будешь?

– Ну, даже не знаю…

– Аполитично рассуждаешь, – недовольно сказал заместитель губернатора. – Если ученые не знают, то кто знает?

– Наливай! – махнул рукой Иванов.

– Так то лучше, – одобрительно кивнул Земляника, деловито достал из шкафа бутылку водки и разлил ее всю в два больших стакана. – Единственное – нет закуски… Хотя нет: у нас полно закуски! – и он достал из шкафа выпавшую когда-то из вазочки шоколадную конфету. Чиновник развернул ее, разложил пополам, и протянул половину ректору: «Ну, будем!»

Они залпом выпили водку, Петр Алексеевич тут же съел свою половину конфеты, а Акакий Мардариевич от своей только откусил, что не укрылось от бдительного взора руководителя регионального масштаба:

– Ты что же конфету не доедаешь? Намекаешь, что водки мало на такую прорву закуски? Так нам ведь некогда распиваться сегодня: о народе думать надо, о благе его!

Иванов поскорее съел остаток конфеты.

– Вот и правильно, – одобрительно сказал Земляника, – нужно слушать советы старших и опытных товарищей. Кстати: ездил сегодня в этот городишко, которому семьсот лет будет, на этой речке стоит, как ее там… Никак не запомню ни речки названия, ни городишки. А какие-то люди, вроде не глупые как только их не превозносят, иной раз и самого сомнение берет: может есть там что-то, чего я не вижу? Посмотрю пристальным взором: ничего нет, один обман чувств, фата моргана. Реально: какая-то речка, овраги, домишки не пойми какие, все такое разбросанное, неровное… Вот то ли дело у нас микрорайон есть рядом с одной из ТЭЦ – дома там ровные, панельные, а у самой ТЭЦ какие градирни! – чиновник мечтательно прикрыл глаза: – Вот где настоящая красота! Я что думаю, – продолжил он, – людям, которые при должности, им наверное стыдно, что им нормальные реальные вещи нравятся, градирни например, вот они и извращаются как могут, придумывают городишки у речек. Тлетворное влияние запада, понимаешь! – плюнул прямо на пол от избытка чувств заместитель губернатора.

– Петр, ты меня позвал про градирни слушать? – осторожно спросил ректор.

– Надо же какие мы фифы: не хотим слушать про то, что нам тепло дает! – возмутился Петр Алексеевич и продолжил уже резче: – Нет. Есть мнение, что ректором должна стать Бубнова. У тебя есть шесть дней подумать. Если надумаешь по хорошему – дадим тебе должность проректора по АХР, возможно и зарплату сохраним и секретаршу…

– Вот уж кого не надо! – замахал руками Иванов.

– Не ценишь ты народные кадры, я ей об этом скажу, – усмехнулся Земляника. – Так что: без секретарши согласен?

– А это в вашей компетенции? – попробовал поиграть в принципиальность ректор, но даже и без ответа понял, что да; здесь включались какие-то неформальные и очень серьезные силы.

– Так согласен?

– Вы дали мне время подумать… – уклончиво сказал Иванов.

– Думай скорее! И вот еще: Оксана Александровна сказала, что главной твоей задачей в должности проректора по административно-хозяйственной работе будет пополнять какие-то волшебное озеро, потому что оно начало пересыхать, а если оно высохнет совсем это может стать непоправимой трагедией. Я ее спросил, что это за хрень, но она мне ответила, что это глубоко символичный образ, архетип непонятный мне, но понятный тому, кому предназначено послание… Так ты понял что-то?

– Кажется да. И это меня не радует, – грустно ответил ректор.

Бубнова и темный эгрегор

Оксана Александровна вновь стояла перед духом университета в его владении. Но по сравнению с тем, что видел Борис Николаевич, ситуация существенно изменилась: озеро начало усыхать и становиться меньше. Дракона такая обстановка несказанно печалила. Он терпеливо объяснял Бубнововой, что как структура, возникшая из сонаправленных эмоций и мыслей группы людей, объединённой общей идеей, нуждается в постоянной подпитке. Во многих университетах есть свои эгрегоры, но ведь далеко не во всех они настолько добры, что наяву являются тем, кто дал им силу, это же надо уметь ценить. Да, он согласен, что его остров, построенный из документов по учебной работе, которые никто не читал после их написания, великолепен. Но такие у всех университетских эгрегоров есть в наше время. Его трон из золота, стоящий ровно столько сколько разница в зарплатах руководящего и профессорско-преподавательского состава за последние пять лет тоже хорош, но у многих эгрегоров есть и получше. А вот такого озера, как у него – ни у одного университетского эгрегора не было. Были из одного алкоголя, но это