Наши собственные - Ирина Карнаухова

Опустились в истоме ветви берез, высохла лужица у колодца. Тишка залез под приземистую ель,- там было прохладно и пахло чем-то вкусным, наверное мышами.

Ребята попрятались в комнатах. И только в самом конце огромного участка здравницы, где лес вплотную надвинулся на ограду, где переплелись, перепутались деревья, кустарники, высокие травы и пышные папоротники, за старой заброшенной баней слышались приглушенные голоса.

Юматик и Пинька, обливаясь потом, покрытые пылью, копали землянку.

- Ты понимаешь,- говорил Юра, неуклюже орудуя лопатой и с такой медвежьей ловкостью отбрасывая землю в сторону, что сухая пыль мгновенно оседала на его лице,- мы делаем общественно-полезное дело. Ведь совершенно неизвестно, что будет, вдруг на нас нападут немцы, тогда мы должны отвести сюда женщин и детей. Так всегда делали в гражданскую войну. Здесь мы их спрячем.

Юра перевел дух, оперся на лопату и вытер запылившееся лицо.

- А кто это женщины и дети? - недоуменно спрашивал Пинька.

- Ну, как ты не понимаешь? Все: Анна Матвеевна, малыши, Таня и Лиля, Василий Игнатьевич...

- Василий Игнатьевич не женщина!

- Ну все равно, стариков тоже полагалось прятать.

- А мы?

- Ну... а мы будем их защищать.

- А... чем? - Пинька хотя и смотрит с предельным обожанием на Юру, но не теряет трезвости суждений.

- У Геры есть ружье. Можно еще взять топор, вилы, как в войну двенадцатого года.

Пинька имеет самое смутное представление о войне двенадцатого года. Но зато он достаточно много знает о пулеметах и самоходных пушках, которые он видел на параде, чтобы согласиться на такое несовершенное оружие, как вилы.

- Ну, это знаешь...

Но Юра и сам уже понимает, что он говорит не совсем то.

- Ну, тогда знаешь, что мы сделаем,- говорит он,- мы их сюда спрячем, а сами примем на себя удар и отвлечем врагов в лес. Они погонятся за нами, а беспомощные существа будут в безопасности. Мы пожертвуем собой! Так и должны ведь поступать пионеры.

Пинька смущен и не смотрит Юре в глаза. Рассуждения друга кажутся ему не очень правильными. Во-первых, почему Лиля и Таня, которые значительно старше их с Юрой, "беспомощные существа"? Во-вторых, если мальчики все пионеры, то старшие девочки уже комсомолки? Наверно, комсомолки должны жертвовать собой для спасения пионеров, а не наоборот!

Но пока что рыть землянку очень увлекательно, и Пинька старательно копает жесткую землю.

Землянка действительно выходит хорошая. Она совершенно незаметна в густых зарослях, она глубокая и вместительная, и в ближайшие дни мальчики сделают внутри землянки нары и столик, замаскируют вход и натаскают сюда из дома много полезных предметов. На карах появится одеяло; будет тут и треснутая кружка, и алюминиевый котелок, и ведерко со свежей водой, и даже запас спичек и соли. А пока мальчики утрамбовывают пол, дружно топая босыми ногами; и воображение Юры уносит его далеко-далеко. Вот он мчится по лесу, а за ним, непрерывно стреляя, немецкий отряд. Преследователи близко; Юра петляет, кружит, прыгает, падает в заросли, ползет, прячется,- словом, проделывает все то, чему научил его великий друг Чинга-Хук и Монтигомо Ястребиный Коготь.

А Пиньке просто очень жарко. Пот катится по лицам мальчиков, но они продолжают делать свое дело.

Постойте! А свое ли дело вы делаете? Ведь эту неделю вы, кажется, дежурные по огороду? А ни одной капли воды вы не вылили ни вчера, ни сегодня утром на грядки. Пойдите полюбуйтесь на огород!

В горести и негодовании стояли на огороде Анна Матвеевна и Таня.

Солнце, как беспощадный враг, прошло по грядкам. Полегла изнемогшая от жажды свекольная ботва, свернулись листья редиски, завял салат. У гороха пожелтели перепутанные стебли, словно на дворе уже осень, и перестали наливаться в стручках сочные зернышки. Прильнул к земле зеленый лук.

- Все пропало! - всплеснула руками Анна Матвеевна.- Не поливали! Что это за дети такие? Ничего им поручить нельзя! Ни за что ответ не держат!

- Анна Матвеевна,- сказала Таня в отчаянии,- ведь это наше последнее подспорье. Это витамины! Что делать?

- Попробуем спасти. Сейчас уже можно полить. Солнце пошло к закату. В бочке должна быть нагретая вода.

Но бочка пуста. Дежурные по огороду осрамились окончательно.

Все знали, что нельзя поливать овощи ледяной водой из колодца. И вот уже Таня, и Хорри, и Василий Игнатьевич, и Анна Матвеевна бросились расставлять по двору корыта, ведра, тазы, чтобы вода согрелась. И завертелся вал колодца, зазвякали кружки и лейки. Прибежали девочки, пришла Лиля... Работали быстро, сосредоточенно.

Все понимали, что означает для них гибель огорода.

В эту минуту появились запыленные и довольные Монтигомо Ястребиный Коготь и его усталый прозаический друг. Надо отдать им справедливость,- они сейчас же поняли, что натворили. Да и взгляды товарищей были достаточно выразительны. Юра бросился к ведру, схватил лейку. Но Василий Игнатьевич сурово забрал у него и то и другое. Пинька подбежал к колодцу, но Хорри, всегда вежливый и мягкий Хорри, локтем отстранил его от ручки вала.

Вода согрелась. Все пошли поливать огород. Таня старалась приподнять листья салата; вода мгновенно исчезала в пересохшей почве, и снова и снова все бежали к бочкам, ведрам, лоханкам.

И все думали об одном и том же: оправится ли огород? Вовремя ли пришла помощь?

А Пиньку и Юру не допускали к работе. Их просто не замечали. И это было больнее всего.

11. Обугленный хлев

Дом спит. А солнце уже проснулось и ходит дозором над "Счастливой Долиной".

Проснулась и Анна Матвеевна и тоже ходит дозором из комнаты в комнату. Смотрит на спящих, укрывает кого-то, поправляет кому-то подушку, задергивает занавеску, прерывая путь солнечному лучу.

Вышла Анна Матвеевна на кухню, стала у окна и задумалась: "Пора бы будить ребят, да жалко - скудный их ждет завтрак. Чай кончился, сахару нет; придется снова пойти в огород - нащипать лука, нарвать редиски, салата. Хорошо хоть, огород поправился от засухи, но редиска кончается, и лук пустил стрелы, жесткий стал, невкусный. Смешать бы это все, залить сметаной, а сметаны-то нет, да и лук скоро кончится".

Спал дом.

И вдруг на подоконник вскочил Одноглазый. Замахал крыльями и, вытянув жилистую шею, заорал, как всегда, некстати (солнце ведь уже давно взошло): "Кукареку!"

Заорал так пронзительно, зло и громко, что все его худое тело задрожало от этого крика.

- Что ты! Что ты! - замахнулась на него Анна Матвеевна,- что ты кричишь? Детей разбудишь да, не дай бог, еще накличешь кого-нибудь. То тихий-тихий, а то на всю округу заорал.

Но Одноглазый не унимался. Ему тоже, видимо, надоело клевать в огороде зеленый лук и жесткую редиску. Он требовал пшена, овсянки, хлеба; он требовал желтых лоснящихся зерен кукурузы.

- "Ку-ку-ру-зы!.." - кричал он пронзительно, хлопая крыльями.

Анна Матвеевна ошеломлена такой дерзостью, шумом, криком. Она замахала на него рукой, а он вместо того, чтобы убраться к себе под крыльцо и немедленно замолчать, прыгнул в кухню и клюнул Анну Матвеевну в босую ногу.

- Ах ты этакий! - рассердилась старушка.- Погоди уж!

Да где справиться ей с крылатым разбойником! Он заскакал по плите, по рукомойнику, взлетел на полку с посудой, и загремели оттуда алюминиевые кастрюльки, ковшики, скалка, чашки... Ну и звону, треску, ну и осколков!

Встревоженная Таня остановилась на пороге.

- Что у вас здесь происходит?

- Ну, все он... Все он окаянный! Кричит, дерется, посуду бьет.

- Кто он? - с изумлением осмотрелась Таня и увидела взъерошенного петуха, сидящего на мясорубке, с вызывающим и дерзким видом.

- Ах, вот кто! - засмеялась она и быстрым движением схватила Одноглазого.- Ну, бейся не бейся, а сиди теперь под мышкой.

- Нет, ты не смейся, Танечка, тут дело серьезное.

- Подумаешь, серьезное! Петух!

- Да не в том дело, что петух,- заворчала Анна Матвеевна,- конечно, если бы курица, было бы лучше, яйца бы несла, а в том дело, что, во-первых,- кричит на всю округу; ребята у нас чуть не шепотком разговаривают, а этот кого угодно сюда приведет, горластый такой!

- Да... это нехорошо,- задумчиво подтвердила Таня и погладила его победную головушку.

Как она любила по утрам слушать задорное его кукареканье и перекличку петухов в соседних деревнях!.. Теперь в соседних деревнях петухи не поют. И этому нельзя.

- А чего уж хорошего! Потом, Танюшка, его же кормить нужно. Нельзя же тварь животную держать некормленною. А кормить, сама знаешь, нечем.

- Нечем,- роняет Таня и все больше хмурится.

- А через неделю от него одни кости останутся. Ни себе, ни людям. А то его, может, еще и Тишка сожрет.

- Ну, и что вы хотите?

- Суп я из него сварю,- вздыхает Анна Матвеевна.- Жалко, конечно, но ведь и ему плохо, и нас подвести может. А так ребята хоть бульончику поедят. Ведь тощают ребята.

Таня крепче прижала к себе Одноглазого, и губы у нее задрожали.