Кровавое золото Еркета - Герман Иванович Романов

Каспар фон Франкенберг, шпага которого служила в войнах польскому королю Августу, шведскому монарху Карлу и русскому царю Петру.

«Собаку съел» на ратной службе, если такое высказывание уместно — несуетливый, осторожный и, безусловно, храбрый офицер!

Пехоты имелся целый батальон, вернее, осталась только половинка из двух рот, но полного штата, под командованием секунд-майора Пальчикова. Три сотни самых здоровых солдат, других брать в тяжелый поход было бы сущей глупостью, посаженных на коней. А с ними рота артиллерии из полудюжины трехфунтовых пушек с запряжками и зарядными повозками с ядрами, картечью и порохом — при них почти сотня канониров и бомбардиров, ездовых и обозных. Люди в орудийных расчетах опытные, некоторые из них начинали службу еще в азовских походах. Вместе шли моряки — три десятка, с капитаном Рентелем и штурманом Брандом — последний, из крещеных калмыков, должен был составить описание Арала и рек, в него впадающих. А флотские служители построить при надобности дощатники и даже небольшие корабли, соорудив верфь.

Имелась и свита, куда без нее, если помощников нет, то командир просто в делах погрязнет. К экспедиции приписали четыре десятка дворян астраханских вместе со своими слугами, с Керейтовым за старшего. Отправился князь Михайло Самонов в качестве дипломата и посла, а с ним проводник Нефес Ходжа со своими людьми, коих было трое молчаливых туркмен. Ехал и майор мурза Тевкелев, что охотно отзывался на Алексея Ивановича — умный, но циничный и жестокий татарин, давший немало дельных советов по организации дальнего перехода через пустынные земли, где отряд поджидали стычки с воинственными казахами.

Удалось купить две сотни верблюдов и вдвое больше заводных лошадей. Штабных, интендантов, чиновников, фискалов, лекарей, мастерового и обозного люда набралось чуть ли не полторы сотни. Управляли ими бригад-комиссар майорского ранга Волков, а с ним два фискала контролерами — Шумков и Баженов — двое других были отправлены обратно в Астрахань как негодные к походу. Кроме того к отряду присоединились астраханские, ногайские и бухарские купцы со своими слугами и охранниками — набралось их до двухсот человек. Люди все бывалые, с разбойниками, что промышляли на караванных дорогах встречались не раз и не два. Торговля ведь дело такое — не можешь защищаться, то будешь убит и ограблен, присвоить твое добро желающих много найдется…

— Итого под вашим начальствованием, княже, у Гурьевского городка войсками расположенными, находятся регулярного строя драгун, фузилеров и канониров, — майор Пальчиков провел кончиком гусиного пера черту, — без малого ровно тысяча офицеров, сержантов, капралов и служивых. Все с лошадьми и при шести пушках. Полторы тысячи и еще сотня иррегулярного воинства — казаки яицкие и гребенские, да ногайцы, да калмыки и також уздени кабардинские. А всего две тысячи шестьсот ратного люда. Да флотских служителей, чиновников и дворян астраханских с их людьми больше двух сотен, да купцов с караванным людом столько же — в строю отбиваться не могут, но оружие у всех есть, а многие стрелять могут.

— Маловато будет, — Бекович быстро вывел итоговую сумму. Вот уже три дня, в этом новом для себя мире, он лихорадочно готовился к походу на Хиву, полностью отказавшись от мирных намерений, которые ему предписывал царь. В Санкт-Петербурге ведь не знают, что здесь делается, а ему на месте виднее, тем более сам хорошо знает, чем закончиться может авантюра для него лично — умирать в жутких мучениях как-то не хотелось.

— Что с подкреплениями?

— Ногайцы на подходе, князь, их там четыре сотни будет, мурза Тимбаев к ним выехал навстречу, поторопить.

— То хороший знак, господин майор — у нас еще один полк конницы будет, причем полный, в пять сотен. Пусть его мурза Тевкелев примет — воин опытный, промашки не допустит, и охулки на руку держать не будет. А у нас каждый служивый человек сейчас на счету. Седьмица до выступления токмо одна осталась, время торопит.

Бекович мысленно загнул пальцы на руке — лейтенант князь Урусов с кораблями, что на второй день вышел из Гурьевского городка, уже должен к Тюп-Карагану подплывать. Взять подкреплений больше неоткуда, а великий Суворов не зря говорил — «идешь в бой, снимай коммуникацию». Так что приходится действовать по совету гениального полководца…

Глава 8

— Наконец до разума нашего князюшки дошло, что держать невмочь людишек в столь гиблых местах! Вот его Христос и покарал за гордыню и спесь непомерную, за все зло, что душам православным причинил да погубил их бессчетно в сих краях гиблых!

Командир Пензенского полка, небольшого роста столбовой дворянин полковник Хрущов не смог сдержать идущего из глубины души негодования. Целый год ему пришлось торчать в этой дыре на гиблом берегу Каспия, самому мучиться и солдат хоронить в каменистой земле, чтобы до начальника дошло, что нужно иное место искать для крепости, для жизни пригодное. Либо увозить служивых немедленно, а то тут все передохнут как мухи. Без всякой для отечества пользы сгинут в краю чужедальнем.

В худом месте князь Бекович-Черкасский выбрал место для строительства крепости, нареченной именем святого Петра. Колодцев тут не было, казахи их не копали — хотя чуть дальше в пустыню, покрытую местами травой и колючками, «копанки» были, но уж больно далеко от побережья — сутки на коне ехать придется.

В самой крепости и ее окрестностях нарыли много колодцев, счет пошел на сотни, и рытье каждого на большую глубину стоило многих усилий и выматывало людей до полного изнеможения. И все без толку — день брали воду вполне пригодную для питья, но на второй употреблять ее уже было нельзя, ходили да отплевывались от горькой и солоноватой водицы, да вспоминали родники в родимых местах, отчего на душе только поганей становилось, да тоска пробирала.

И оглядывая с бастионных валов пустынную степь, совершенно без деревьев, и с редкими кустами, хотелось выть на луну волком от безысходности, что опутывала всех липкой паутиной.

На этом месте в прошлом году сошли на берег двенадцать с половиной сотен служивых Пензенского полка. И каждый десятый из них помер, надорвавшись от тяжких работ и непригодной воды. Солдаты горько смеялись, что пищу солить совсем без надобности,