Вперед в прошлое 2 - Денис Ратманов

нам лица. Я сказал:

— В общем, ничего страшного. Рак на начальной стадии хорошо лечится, так что мы победим.

— Это правда, — прошептала мама. — Хорошо, что рано обнаружили. Меня вылечат.

— Ура! — воскликнул Борис и запрыгал по комнате.

Наташка размазала слезы по лицу, шмыгнула носом.

— Ну зачем так пугать!

Вскочила и бросилась обниматься, сказала осипшим голосом:

— Мы тут купили всякого. Хлеб, там, сахар. И колбасы. Хочешь колбасы? И ставрида есть. Нажарить?

Не дожидаясь ответа, она побежала на кухню, загремела посудой. Мама посмотрела на меня удивленно и прошептала:

— Какие же вы у меня… чудесные!

— Мы очень… тебя… любим, — хрипнул Борис и полез к маме обниматься.

В кухне заскворчало масло на сковородке, потянуло жареной рыбой, и я понял, как же голоден!

— Надо на дачу сходить, — задумчиво произнесла мама. — Черешню собрать, картошки накопать — к рыбке хорошо будет.

— Завтра опять пойдем на промысел, — сказал я. — Засолим ставридки, вот это и правда будет супер — к молодой картошке, да с укропом и маслом — м-м-м!

Живот предательски заурчал. Будто услышав его, Наташка крикнула из кухни:

— Еще минут пять-семь, и первая партия рыбы готова!

— Показать, что я нарисовал? — Боря заговорщицки улыбнулся, рванул к столу и показал лист, где была изображена молоденькая смеющаяся мама.

Он перерисовывал с фотографии карандашом, потом оттенил тушью.

— Как похоже! — удивилась мама и посмотрела на своего сына так, словно видела впервые. — Очень… здорово!

— Это по учебнику, который Пашка подарил! — похвастался он, хотел еще что-то сказать, но тут в дверь постучали.

Открывать пошла мама, как и подобает хозяйке. Глянула в глазок.

— Там мальчик какой-то. Это к кому? У него наша книжка.

— Это Юрка, — сказал я, — впусти его.

Увидев маму, Каюк не стал заходить. Выставил перед собой книгу, будто защищаясь ею.

— Я вот это. Прочитал. Принес.

— Проходи в квартиру! — скомандовал я. — Мы как раз ужинать собрались. Будешь с нами?

Каюк опасливо покосился на маму, она посторонилась.

— Проходи, Юра.

И он прошел, раздул ноздри и шумно сглотнул слюну, выделившуюся за запах рыбы. Вернул мне книгу и спросил:

— Так я не понял, он че, сбежал? Тварь — сбежала? Ну, когда птица улетела. Превратился в нее и — фьюить? Ну тьфу же! Нах… — Он виновато шлепнул себя по губам, косясь на маму. — Зачем, то есть, такое писать?

Я не стал объяснять, что такое открытый финал, и успокоил Каюка:

— Да нет же, прибили его. А ты учись разговаривать, как люди, раз уж решил стать нормальным.

— А-а-а, фу-ух. Я стараюсь…

— Кушать подано! — провозгласила Наташка.

Мы расселись за столом, рассчитанным на четверых, сестра осталась хлопотать у плиты, поставив на стол первую партию ставриды. Каюк давился слюной, но на еду не набрасывался, ждал, пока мы растащим рыбу по тарелкам. Молодец, быстро учится. Чавкать и разбрызгивать слюну он тоже не стал, ел аккуратно и даже пальцы не облизывал.

— Расклад такой, — громко сказал я. — Боря, ты идешь к нашим и объясняешь ситуацию, говоришь, что тренировки сегодня не будет. Наташа, ты остаешься, потому что нужна здесь.

Она повернулась и кивнула, я продолжил:

— А мы с Юрой едем к бабушке Эльзе.

Если повезет, пристрою Каюка, он вроде адекватный. Будет помогать бабушке по хозяйству и в скором времени, вероятнее всего, станет незаменимым, как воздух.

— Зачем? — удивился Каюк.

— У меня есть бабушка в Васильевке, она хорошая и адекватная. Живет одна в большом доме, ей нужно помогать в огороде и со скотиной. Думаю, ты не будешь против, а она не откажется от твоей помощи.

— Круто! — просиял он. — Я — за! Руками и ногами!

Когда поговорю с бабушкой о моей московской авантюре, потом, если успею, уже ближе к ночи наведаюсь к Лялиным, попытаюсь вытрясти из папани наши деньги, на жалость надавлю — он же не демон, должно в нем остаться что-то человеческое.

Если выгонит… Ну а что я потеряю? Ничего, если не считать ложную надежду.

Глава 5

Гомеостатическое мироздание

В Васильевку мы ехали в час пик. Люди возвращались с работы и набили «Икарус» под завязку. Нас с Каюком стиснули со всех сторон, меня приподняли, и ноги не касались пола. Водитель, скорее всего, был садистом. При том, что в автобус кому-то еще влезть было нереально, он останавливался на каждой остановке. Дверцы судорожно дергались, но не могли открыться. Когда это случалось, кто-нибудь выпадал и вопил. Толпа снаружи бросалась на штурм, и казалось, что я слышу хруст суставов и треск костей, лязг мечей и доспехов.

Автобус в очередной раз тронулся, и сзади пронзительно закричала женщина:

— Стойте! Откройте двери! У ребенка в заднем проходе сумка застряла!

— Ничего себе ребенок! — воскликнул я, и автобус взорвался смехом.

Пока пассажиры хохотали, сзади происходили какие-то манипуляции. Очевидно — коллективное извлечение сумки из заднего прохода. После того, как операция по спасению удачно завершилась, автобус покатил дальше. Сделал две остановки за городом — народу чуть поубавилось, стало возможно дышать.

А дальше началось самое интересное — серпантин, когда на поворотах люди заваливались то на одну сторону, то на другую. Когда наваливались на нас с Каюком, Юрка всхрипывал:

— Поворот «ух ты»!

Когда мы наваливались, вскрикивал радостно:

— Поворот «ух я»!

— Не матерись! — осадила его бабка с авоськой, стоящая сбоку.

— Да я не…

Голос Юрки изменился, его будто свили жгутом и растянули. Перекошенная физиономия бабки сперва смазалась и растеклась, будто восковая, а потом распалась на трепещущие фрагменты. Мир запикселился, как каждый раз, когда мне грозила смертельная опасность. Промелькнула мысль: «Неужели из-за меня народу положишь?» Звуки слились в протяжный гул, и я понял, что сейчас случится, заорал изо всех сил:

— Водитель, тормози, тормози, сука! — Подстегнутый адреналином, у меня прорезался бас. — Мы разобьемся к херам!!!

— Эй, ты че? — прорвался сквозь гул голос Каюка.

— Держись за поручни. Все держитесь! — Я стиснул поручень, уперся в пол. — Аварийная си…

Автобус качнуло. По салону пронесся многоголосый вопль. Визг тормозов. Хрясь! Бац! Зазвенело разбитое стекло. Кто-то толкнул сбоку, мои пальцы на поручне разжались, верх и низ поменялись местами. Что-то ударило под дых. Я упал на кого-то сверху. Автобус завалился на другую сторону. Если бы наоборот, мне был бы конец, вся людская масса обрушилась бы на меня, а так упал только сидевший на одиночном сиденье старик.

Я потряс головой. Сперва нормализовались звуки — донесся детский рев. Кто-то застонал, кто-то выругался, кто-то заплакал. Я потряс головой, возвращая миру четкость. Значит, смертельная опасность миновала.

Людская масса копошилась в перевернутом автобусе, пыталась подняться. Автобус лежал на