Терракотовая фреска - Альбина Юрьевна Скородумова

подавленный и растерянный.

– Понимаете, Павел Петрович, я ведь остался с профессором совсем один. Наша экспедиция давно отсюда уехала, но я ведь не мог бросить старика. Что бы я тогда Оленьке сказал? И что я теперь ей скажу… Да и когда я ее теперь увижу. Ой, как же мне все это надоело. Так хочу домой, в Петербург.

– В Петроград, голубчик мой, в Петроград. Я тоже хочу. Но есть ли там теперь кто живой? Вы давно известия из Питера получали?

– Да какие тут известия… Я даже не в курсе того, как вернулись наши из экспедиции обратно в Петербург, простите, Петроград. Это, почитай, полтора года прошло, как мы здесь с профессором остались вдвоем. Хорошо, что у нас кое-какие средства имелись…

Глядя на Колю, такого подавленного и несчастного, Ремизов подумал, что бедному профессору этот паренек заменил сына. Его дочь Ольга, в которую Коля был влюблен с детства, была совершеннейшей копией своей матери. Союз профессора Немытевского с огненно-рыжей красавицей Моникой Ярошевской был для всех окружающих чем-то из ряда вон выходящим, неподдающимся никакому объяснению. Один только Ремизов и понимал, что воспитанная в лучших дворянских традициях и получившая прекрасное образование Моника, очарована была не внешней красотой, а богатым внутренним миром профессора. Он пленил ее рассказами о древней Трое, о своих знакомствах со Свеном Гедином и Николаем Пржевальским.

Профессором Немытевский стал довольно рано по тем меркам – в сорок с небольшим лет, а восемнадцатилетняя Моника посещала его лекции. Отсюда и такая общность интересов, такой удивительный союз соратников, а впоследствии, супругов…

Ольга была такой же красавицей, как и ее мать. От отца, к счастью, она унаследовала только невероятно острый ум и тягу к истории, а вот внешностью полностью повторила мать.

Коля Платов был без памяти в нее влюблен. Все свободное время он проводил в семействе Немытевских, тем более что его родители жили в Полтавской губернии и редко навещали его. Все, кроме Ольги, воспринимали его как потенциального жениха, но для нее он был не более чем друг. Близкий друг или старший брат, которого у нее не было, но иметь какового она всегда желала.

Ольга никому никогда не признавалась, что близкий друг отца, офицер царской армии Ремизов, был тем единственным мужчиной, о котором она мечтала… А Ремизов, естественно, об этом и не догадывался. Конечно, он неоднократно отмечал, насколько хороша и привлекательна дочь профессора, но оценивать ее как объект для ухаживаний, он бы никогда не посмел.

Павел Петрович после похорон профессора решил забрать Колю в отряд. Кацебо согласился определить его, как медбрата, чтобы ни у кого из излишне раздражительных в последнее время офицеров и солдат его появление не вызывало бы лишних вопросов. Разместился Платов в «кабинете» Кацебо, и мгновенно определил Валериана в свои кумиры.

Теперь, когда с Колей все более или менее решилось, да и боль от потери профессора слегка улеглась, все внимание Ремизова занимала карта.

Когда он дрожащими от ужаса руками развернул только что изъятый из-под полы рубахи Немытевского желтый истертый свиток, то увидел на нем схему пещер Могао, в которых его отряд квартировал уже несколько месяцев. Это было для Павла Петровича настоящим потрясением.

Только теперь он понял, почему профессор в своем письме так уклончиво написал о своей находке – чтобы, в случае, если кто-то другой, не Ремизов, прочтет письмо, то ничего не поймет.

…После того, как небольшой отряд из армии атамана Дутова, в составе которого был и поручик Ремизов, перешел границу с Китаем и добрался до Дуньхуана, местные власти решили разместить белогвардейцев в пещерах Могао. Кто первым додумался до того, чтобы озлобленных, изголодавших людей разместить на территории архитектурного памятника двенадцатого-тринадцатого века, не понятно. Да и до памятников ли теперь было… Ремизову с его людьми было все равно, где размещаться – лишь бы была крыша над головой и сухой пол, на котором можно было бы спать.

Павел Петрович в силу своей тяги к истории и археологии, поначалу даже не мог поверить, что судьба закинула его в этот необычный край – настоящую Мекку для синологов всех стран. И поначалу он сутки напролет изучал надписи и рисунки на стенах, вспоминая Немытевского, рассматривал древние статуи, выполненные из красноватой глины, делал записи и зарисовки, и ругал на чем свет стоит офицеров, небрежно относящихся к этому культовому месту. А потом привык…

Главным было выжить в этих условиях, а на то, чтобы любоваться фресками и наскальными рисунками, у Ремизова уже не оставалось сил.

И вот, пожалуйста. Карта Немытевского полностью повторила схему расположения пещерного комплекса. Точь-в-точь! Получается, что «терракотовый список Чжана» спрятан именно в этом месте. Но как его найти? С чего начинать поиск? Пока ясно только одно – список этот терракотового цвета.

Павел Петрович решил поговорить с Колей и ознакомиться с записями профессора. Он был ассистентом профессора, значит, должен все знать о его исследованиях, если за время пути он составлял отчеты и делал записи, так как профессор был уже слаб зрением. Но что очень смущало Ремизова? Почему схема была составлена рукой профессора? Именно его крючочки и завиточки на некоторых буквах делали почерк профессора узнаваемым и, практически, неповторимым. Номера пещер-комнат были пронумерованы. Некоторые из них подписаны довольно загадочно. Например, рядом с номером двадцать два стоит надпись: «гим», возле сорок шестого – «Х?» и так далее. Слово «гим» повторялось чаще других, знак «Х?» – тоже нередко упоминался.

Уж если профессор самостоятельно корпел над схемой, значит, Коля ничего не знает о ней? И тогда почему Немытевский держал ассистента, верного и преданного подобно псу, в полном неведении?