Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сеньора, теперь я понимаю, почему в некоторых странах крестьяне рубят головы своим хозяйкам.
Временами во мне просыпается потрясающая гражданская сознательность. Я не могла оставаться в этом доме ни минуты. Подхватила свою сумочку, пернула и вышла за дверь. Уже на улице меня догнал Пепон: Патти, прости меня. Я все тебе объясню.
— Оставь меня в покое. — Я закатила ему еще одну оплеуху.
— Моя мать тяжело больна; с тех пор как восемь лет назад умер мой отец, она думает только обо мне, потому что я — его копия. Она влюблена в меня. Ее не беспокоят мои связи с парнями, она говорит, «это другое, с ней никто соперничать не сможет», но она не выносит, когда я сплю с девчонками. Она претендует на то, чтобы быть единственной женщиной в моей жизни, так что, когда я гуляю с девушками — а мне нравится именно это, — я вынужден ее обманывать. По этому я сказал ей, что ты — трансвестит.
— Пепонсильо, я девушка простая, и все это для меня омерзительно.
— Я так страдаю, Пат. Ты ведь знаешь, что я поэт. Не уходи вот так.
— Чтобы быть поэтом, необходимо нечто большее, чем авторитарная и безумная мать. Не пытайся снова искать меня.
Вдали показалось такси. Я остановила его и уехала. Хоть я и отвела душу с матерью и сынком, я была В ЯРОСТИ. Такое со мной случается нечасто, но на таксиста я даже не взглянула. Сухо назвала свой адрес, он сделал музыку погромче. Гарри Белафонте [59] исполнял кантри-песенку «Mary's Boy Child» [60], едва ли не жестокую в своей слащавости. По щеке моей скатилась совершенно непрошеная слеза, мне стало почти стыдно, и я вытерла ее рукой.
— Патти, которую я знал, не плакала. Я так и окаменела от подобной наглости.
— Я-то думала, такси — это как церковь, место спокойное и укромное, но теперь вижу, что ошиблась, — слабо возразила я.
Таксист начал подпевать, помогая Гарри Белафонте. Казалось, они рождены, чтобы петь дуэтом, и это было уже чересчур. Есть такие мужские голоса, которые заставляют почувствовать себя одинокой, словно старый башмак.
Я пишу эти строки в феврале. Я даже не обратила внимания, что больше месяца назад случилось Рождество, но эта песенка принесла мне ощущение всех рождественских праздников, от которых я когда-то убежала.
По счастью, песня закончилась, и, пока я приходила в себя после этого неожиданного всплески сентиментальности, таксист снова заговорил:
— Вы меня не помните?
Я впервые посмотрела ему в лицо, и, естественно, я его ПОМНИЛА!
— Прошлой весной ты привез меня в Меркамадрид и подарил килограмм креветок! — Если в мире существовал человек, которого я хотела бы снова увидеть, — так это его.
— Совершенно точно.
— Ты не представляешь, как это меня растрогало. Я открыла окно, чтобы тебя поблагодарить, но ты уже уехал, а мою гостиную наполнил весенний воздух.
— Я читал. Твое описание меня тоже растрогало.
— В тот раз мы не слишком много разговаривали. Что же случилось, откуда столько красноречия?
— Ничего. Я выжил.
Он все так же походил на Роберта Митчума в фильме «Из прошлого». После моего плачевного буржуазного приключения я была очень рада, когда таксист довез меня до дверей моего дома. Как только мы приехали, он — угадав, что мне это нужно, но я слишком слаба, чтобы просить, — взял меня за руку и довел до самой постели, он снял с меня туфли и сам сел рядом, на краешек. Понемногу тишина справилась с моей тоской — словно губка прошлась по грязному полу. Я подумала про себя: передо мной открывается новая жизнь.
Было очень жаль, что эта новая жизнь продолжалась всего пять часов, а потом таксист ушел, снова оставив меня наедине с собой и с моим самокопанием.
Я поняла, что я по природе женщина одинокая и извращенная. Моя жизнь, как и мои рассказы, состоит только из завязки, но не имеет ни ядра, ни развязки. Мне хотелось бы найти в этом таксисте какой-то новый горизонт, что-то, что бы оправдало и объяснило эту перемену, которая неумолимо свершается во мне. Но этого не случилось.
Придется поискать где-нибудь еще.
Мне страшно, я чувствую, что вдруг разом повзрослела!
11. Миф о Патти
Прежде чем уйти, я хочу оставить разгромное завещание, чтобы никто не думал, что я заболела или вышла замуж.
ПРОЩАЙТЕ.
Меня уже ничто не развлекает, особенно теперь, когда РАЗВЛЕЧЕНИЕ стало МОДОЙ. СЛАВА — это то, что заставляет тебя повторяться от главы к главе. Если ты остроумна, от тебя ожидают, что ты будешь такой всегда. Если признаешь, что легковозбудима, то предполагают, что у тебя между ног ВЛАЖНО все время. Если обладаешь спонтанной реакцией — ждут грубостей. Если у тебя появилась ПРЕКРАСНАЯ ИДЕЯ начать вести ЗАПИСКИ с единственной целью — показать, что у тебя тоже есть пишущая машинка, и эти записки получаются веселыми, бесстыдными, озорными, прикольными и так далее и вводят в моду веселье, бесстыдство, озорство и приколы — твоей вины здесь нет. Ненавижу всю шайку этих бездарных читателей, которым хватает наглости вставать на мою точку зрения и которые бурно приветствуют все, что я ни сделаю, что ни скажу.
Если я что-то делаю — так для того, чтобы быть ЕДИНСТВЕННОЙ. Я не хочу, чтобы меня понимали и уж тем более чтобы мне подражали. Нет ничего более тоскливого, чем слушать эхо собственных шагов. Отвратительно приходить на тусовку и выслушивать слова восхищения: люди заявляют тебе, что БЕЗ ПАТТИ «ЛА ЛУНА» НЕ СУЩЕСТВУЕТ, люди считают себя такими же, как Я, люди кричат, что после ЖЕНЕВЬЕВЫ БРАБАНТСКОЙ [61] в испанской литературе не было такой яркой фигуры, как Я. На днях одна мадридская газета опубликовала анкету: куча интеллектуалов и прихлебателей из окололитературных кругов должна была назвать самые значительные романы, написанные по-испански за последние три века, и все они, ВСЕ проголосовали за мои «ЗАПИСКИ» — оценив их выше, чем даже «Сто лет одиночества». Да за кого же они меня принимают? За романистку? В этом они ошибаются. Неужели никто из них не заметил, что я не сплю и мне нужно на что-то использовать это время? Кто Я такая, чтобы насаждать грубость и дурной вкус? Я уверена, это Бог меня наказал. Увидев свое отражение в других, я почувствовала презрение к СЕБЕ САМОЙ. И это мне НЕ нравится. Почему я должна превращаться в МИФ? Единственное, к чему я стремилась, — это хорошенько заработать и быть счастливой, и тем не менее теперь, каждую ночь, просто потому, что я рассказываю о себе невероятно умно и талантливо, я превращаюсь в образец для подражания, хотя должно бы быть наоборот. Что происходит в Испании? Почему такую БЛЯДЬ, как Я, почитают не меньше королевы Софии, а восхищаются, пожалуй, и больше? МОЯ ОСЛЕПИТЕЛЬНОСТЬ, мой талант, изящество, с которым я пишу о Члене, наркотиках и так далее, не являются оправданием.
До сих пор в Испании царила ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ, почему же с моим приходом в общественную жизнь все переменилось? Почему нынче в цене талант, естественный шарм, спонтанность, непринужденность, умение называть вещи своими именами и к тому же делать это тонко, если всего несколько месяцев назад тебя за такие штуки могли сжечь на костре?
Ситуация изменилась, это очевидно. Но я не желаю брать ответственность на себя и уж тем более зарабатывать на этом. До недавнего времени я зарабатывала проституцией и не нуждалась в официальном признании такой жизни. Я не настолько глубокомысленна, чтобы выдавать свой образ жизни за фривольный.
ПРОЩАЙТЕ.
Другими словами, я ухожу. Ухожу. Я уж придумаю что-нибудь, чтобы поразвлечься. Ненавижу задавать моду, знала бы раньше — не написала бы ни строчки. «Ла Луна» теперь превратилась в мою тень, точнее, во множество теней. Всюду игра, всюду секс, всюду радость и бездумность. Ну уж дудки. Игры перестают быть таковыми, когда превращаются в культурный манифест. Раньше вечеринка была местом, где у тебя могли похитить драгоценности или парня, и это создавало напряжение, историю, достойную того, чтобы ее продолжить. Теперь вечеринка — это ровная площадка, по которой твои старые подружки, уже мумифицированные, прогуливаются взад-вперед, позируя перед фотографами-любителями, а позже те отбирают худшие снимки и их публикуют. Кого это обманет? В последнее время единственное, что происходит на тусовках, — это фотографии, и, уж простите, мне этого мало. В общем, Я обойдусь без вечеринок. И обойдусь без людей, которые рассказывают о вечеринках, которые изображают их в комиксах или снимают их, а потом публикуют снимки, словно это кому-то важно.
Я предпочитаю скуку, депрессию, раздумье, осмотрительность, бездействие, когда ничего не нужно говорить, хорошие манеры, антипатию, музыку кантри, фиксированное расписание, меры предосторожности, семейные визиты, советский коммунизм, здравомыслие, торможение, возврат к корням, традицию, народные песни и прочее.
Невыносимо видеть, что теперь все обязаны доказывать свою божественность.
- Просто дети - Патти Смит - Современная проза
- Тот, кто бродит вокруг (сборник) - Хулио Кортасар - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Кролик, беги. Кролик вернулся. Кролик разбогател. Кролик успокоился - Джон Апдайк - Современная проза
- Собрание ранней прозы - Джеймс Джойс - Современная проза
- Книга Фурмана. История одного присутствия. Часть IV. Демон и лабиринт - Александр Фурман - Современная проза
- Одна, но пламенная страсть - Эмиль Брагинский - Современная проза
- Карибский кризис - Федор Московцев - Современная проза
- Время уходить - Рэй Брэдбери - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза