Дом скитальцев - Александр Исаакович Мирер

за пазухой. Среди них был и Вячеслав Борисович. А детей в сарай не пускали.

Снова капитан Рубченко

Пока Степан рассказывал, я только кряхтел от зависти и досады. Как я не догадался пройти на почту через двор, уму непостижимо! В двух шагах был от Степки, понимаете?

Анна Егоровна слушала и все чаще вытягивала из кармана папиросы, но каждый раз смотрела на Сура и не закуривала. Сур исписал второй лист в блокноте. Когда Степка закончил словами: «Я подумал, что вы с Алехой беспокоитесь, и побежал сюда», Анна Егоровна вынула папиросу. Сур сказал:

— Прошу вас, не стесняйтесь, Анна Егоровна.

Она жадно схватила папиросу губами, Сур чиркнул спичку.

— Литром дыма больше, литром меньше, — сказал Сур.

— Пожалуй, такого не придумаешь, — сказала Анна Егоровна. — Еловое полено!.. Покажите ваши записи, пожалуйста… Так, так… Киселев устойчиво именуется Третьим углом. Хорошенький уголочек! Он руководит, он же обеспечивает связь… Складывается довольно стройная картина.

— Какая? — живо спросил Сур.

— Гипноз. Пень, который они называли «посредником», маскирует гипнотизирующий прибор. Жуткая штука! Но кое-что выпадает из картины. Дважды гипнотизировал сам Киселев, и вот этот вот разговор: «Развезем коробки по всем объектам».

— Вижу, — сказал Сур. — Коробки эти мог потом уже привезти в рюкзаке сержант. Осмелюсь вас перебить, Анна Егоровна. Картина может быть та или иная, дело все равно дрянь. Время идет. Первая задача — известить райцентр. Как быть с ним, ваше мнение? — Сур показал на койку.

— Сейчас надо заботиться о живых, — сказала Анна Егоровна. — Правильно. Необходимо ехать в район. — Она повернулась к Степке: — Горсоветовских работников ты знаешь в лицо? Некоторых… Они приходили в сарай? Нет? Впрочем, все течет, могли и побывать покамест.

— Телефон и телеграф исключаются, — сказал Сур.

Она кивнула, сморщив лицо. Теперь было видно, что она уже старая.

— У меня машина, — сказала докторша, — «Москвич». До райцентра-то пустяк ехать, два часа, но кто знает положение на дорогах? Ах, негодяи! — сказала она и ударила по столу. — Знать бы, какую пакость они затеяли!

Степка сказал:

— Может, все-таки шпионы?

Сур промолчал, но докторша презрительно махнула рукой:

— В Тугарине шпионы? Брось это, следопыт… Секрет приготовления кефира и реле зажигания для «Запорожцев»! Брось… У меня такое вертится в голове… — отнеслась она к Суру, но Степан не унимался.

— Дьявольщина? — спросил он.

Докторша серьезно ответила:

— Это бы полбеды, потому что черти — простые существа. Их обыкновенным крестным знамением можно спровадить. Как действует это оружие?

— Что такое «крестное знамение»? — спросил Степка шепотом.

Я ответил, что не знаю, а Сур в это время говорил, что не может судить об этом оружии — о бластере то есть, — так как за долю секунды, пока оно работало, ничего нельзя было понять.

— В конце концов неважно, как оно действует, — сказала Анна Егоровна. — Мне что важно: форма очень уж странная. Смоделировано отнюдь не под человеческую кисть. Простая палка. Ни ручки, ни приклада… Антабок этих ваших нету, придела…

— Анна Егоровна, — сказал Сур, — именно на эти странности я вам и указывал в начале разговора.

— Вы думаете… — сказала она.

Сур кивнул несколько раз. Теперь я не выдержал и влез в разговор:

— Марсианское оружие бластер! Видели, как пыхнуло? Аннигиляционный разряд, вот что!

— Ну, пусть марсианское, — сказала она. — Я не люблю оружия, следопыты. Слишком хорошо знаю, как плохо оно соотносится с человеческим организмом. Товарищ Габриэлян, я хотела бы забрать этот властер с собой, в район. Для убедительности. Да и одного из мальчиков. Лучше этого. — Она показала на меня. — Второй пригодится здесь, вы совсем задыхаетесь. Властер придумали!..

— Бластер, — поправил я.

— Бластер, властер… — проворчала Анна Егоровна. — Пакость! Что-то у меня было противоастматическое, для инъекций…

Она нагнулась к своему чемоданчику, откинула крышку. Сур рассматривал бластер, направив его кристалл в потолок. Вдруг докторша тихо проговорила: «Ого!», очутилась около Рубченко, тронула его веко и молниеносно нагнулась к груди. Мы вскочили. Анна Егоровна тоже встала. Лицо у нее было красное, а глаза сузились. Она сказала:

— Сердце бьется нормально. Он ожил.

Ну, это было чересчур… Ожил! Степа и тот попятился в угол, а у Сурена Давидовича начался сердечный приступ. Анна Егоровна «вкатила ему слоновую дозу анальгина», потом занялась «бывшим покойником» — это все ее выражения, конечно. Движения у нее стали быстрые, злые, а голос совершенно хриплый и басистый. Раз-раз! — она выслушивала, выстукивала, измеряла, а бедный Сур смотрел изумленно-радостными глазами из-под бинтов. Вот уж было зрелище! А время только подбиралось к двенадцати, понимаете? За четыре часа разных событий накопилось больше, чем за двадцать шесть лет — сколько мы со Степаном вдвоем всего прожили. Едва Сур немного оправился, докторша приказала запаковать бластер для дороги. Я принес из мастерской футляр для чертежей, забытый кем-то из студентов, — коричневая труба такая разъемная и с ручкой сбоку. Сур обмотал бластер ветошью, опустил его в трубу, плотно набил ветошью, как пыж, поверх бластера и закрыл крышку. Она была свободная.

— Сур подмотал лист бумаги. Мы помогали. Докторша в это время еще возилась с Павлом Остаповичем. Ему тоже забинтовала голову; бинтов пошло меньше, чем на голову Сурена Давидовича. Оказывается, ухо забинтовать труднее, чем лоб с затылком.

— Ну, я готова, — сказала Анна Егоровна. — Раненому ухода не требуется.

— Она посмотрела на Степкино лицо и пробасила: — Дьявольщина! На выходном отверстии уже соединительная ткань.

Для нас это была китайская грамота. Сур спросил:

— Доктор, вы не ошибались, когда установили… Гм…

— Смерть? Голубчик, это входит в мой круг специфических навыков. — Она язвительно ухмыльнулась. — Но предположим, я ошибалась. Бывает. А вот чего не бывает: за сорок минут, прошедших от одного осмотра до другого, свежая рана приобрела вид заживающей, трехдневной давности. Поняли?

— Нет, — сказал Сурен Давидович.

— Признаюсь, и для меня сие непонятно. Да, вот еще, посмотрите…

Мы придвинули головы. На клочке марли докторша держала овальный кусочек такого же материала, из которого был сделан бластер. Серый с зеленым отливом или зеленый с серым — он все время менялся и был похож на травяного слизняка.

— Это было прикреплено к твердому небу раненого, вдоль.

— Как прикреплено? Боже мой… — простонал Сур.

— На присоске. У вас найдется коробочка?

Степка нырнул под стол, выудил пустую коробочку из-под мелкокалиберных патронов. «Слизняк», положенный на дно, сразу прихватился к нему — прилип.

— Оп-ля! — сказала Анна Егоровна. — Класть в вату не требуется. Прячь в карман, Алеша. Через пять минут я подгоню машину.

Я спрятал «слизняк» в карман. Докторша пожала руку Сурену Давидовичу:

— Ну, держитесь. Учтите, спустя полчаса он может и подняться. Честь