За кулисами (СИ) - Лётная Марина

― Он действительно не так плох, как ты о нём говоришь? ― Я повержено скрестила руки на груди, не находясь, что ещё можно ответить на её молящую ласковую просьбу.

― Он заботится обо мне, и я влюблена! Я уверена, что когда вы познакомитесь заново, ты изменишь своё впечатление…

― О-о-о! Нет… Хочешь общаться с ним — общайся, но меня не заставляй, ― я тут же столкнулась с вопиющим осуждением на лице Джорджии и осеклась.

Видимо, для этого и затевался разговор. Вот, в ком причина. Ладони торопливо накрыли раскрасневшееся горящее лицо: для меня стало шоком, что девушка слепо выбрала себе в кавалеры этого бездаря, оскорбляющего её фигуру или лица наших родителей. Неужели парню моей младшей сестры может быть такое позволено безнаказанно? Я бы даже сказала, его поступки незаслуженно вознаграждены добротой юной и глупой девчонки, которой я не смогла привить гордость и чувство собственного достоинства. Ей может казаться такое поведение мелочью, но это говорит только об отсутствии к ней уважения и дальнейшее их общение будет влиять на неё всё хуже и основательнее.

Мне стало невыразимо больно за Молли, а потом я увидела её слёзы. Для неё врагом был не Тони, а я.

― Ну хорошо… Мне нужно немного подумать.

***

Этот болезненный разговор стал для меня откровением. Я долго его переваривала, лёжа на застеленной кровати, не прикасаясь к сумке. Молли что-то упорно доказывала, кричала за завтраком и вдруг докричалась, неожиданно для нас обеих. Джорджия взялась поучаствовать в разговоре, не побоявшись, что после этого я выставлю её из дома. Пожалуй, на то и нужны настоящие друзья, чтобы говорить тебе в лицо правду. Молли для меня навсегда останется маленькой. Какие бы поступки она не совершала, какие бы громкие слова не говорила… Она ― крохотная кудрявая малышка на заднем сидении перевёрнутого фольксвагена, словно пытается встать ножками на стул и топнуть. "Я не маленькая уже!"

Всё забываю, что прошло тринадцать лет после аварии, а этот срок существенный, чтобы пересмотреть своё отношение к ней.

Мне понадобилось определённое время, чтобы смириться. Вкус на мужчин, к сожалению, у нас с сестрой был одинаково отвратительный. Тони приходил по вечерам после пар и уводил Молли на выступления, пока я натягивала самую слащавую улыбку в своём арсенале железной леди. Меня уже не волновало ничего, кроме взаимоотношений с сестрой: мы не разговаривали несколько дней после продолжительного перемирия, и это стало для меня наказанием и приличным сроком, чтобы сделать наконец-то нужные выводы.

Молли отчаянно просила свободы. Раньше я всегда думала, что ей повезло со мной: ей не нужно испытывать тяжесть выбора, нести ответственность, как это всегда приходилось делать мне за нас двоих. Я привыкла решать не только за себя, и это вынужденная мера. Не знаю, когда это должно было закончится. Наверное, никогда, если бы не наш разговор… Пришлось идти на уступки. Я даже и не замечала, как перегнула с опекой и желанием сделать как можно лучше для своей маленький милой Молли.

Комендантский час претерпел изменения, а сестра старательно не нарушала новые условия. Теперь и в деньгах девушка была не ограничена, но она и не стремилась истратить всё бездумно за один день. Дома поддерживалась чистота без всяких уговоров. Я полностью отказалась от контроля за посещением академии и только лишь культурно спрашивала о планах сестры, пока Тони забирал её на машине. Через пару недель мы полноценно заговорили, и обид совсем не осталось, если не считать тихого скрежета моего сердца от того, что сестра связалась с малолетним мажором.

Добродушная, пускай в чём-то иногда притворственная во благо, атмосфера в доме была нам обеим по вкусу. Да, для этого мне приходилось терпеть её парня. Но если раньше я видела в Тони подростковый максимализм и осуждение к людям с меньшим, чем его семья, достатком, то сейчас он вёл себя действительно более сдержанно, по крайней мере, в моём присутствии. Как долго он сможет продержаться ― это тоже был лишь вопрос времени. Ведь все мы немножко лукавили ради Молли.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И как бы там ни было, я поняла, что ради сестры готова смириться с её выбором. Зато в замен она давала мне гораздо больше. И дело не в регулярно вымытой после ужина посуде, а в том, что теперь между нами действительно не было никаких секретов.

― Я пойду к себе в комнату, ладно? История искусств меня утомила сегодня, ― девушка зацепила со стола банан и отсалютовала мне, направляясь к двери.

― Подожди минутку, ― я намеревалась, наконец, поговорить. Предложение моё было серьёзнее некуда и не давало покоя всё то время, что я пребывала дома.

― Всё в порядке? ― Молли вернулась к дивану в гостиной и перемахнула через спинку, усевшись с ногами.

― Да. Просто не успела с тобой поделиться после приезда.

Девушка заинтригованно склонила голову, задумчиво осмотрев моё лицо, но я спокойно ей улыбнулась, не давая поводов для беспокойства. Молли неспешно переключилась на банан, снимая с него шкурку, пока я ещё несколько раз тяжело вздохнула, не находя подходящие слова. Сестра смиренно ждала.

― Ты действительно стала взрослая. Извини, что не замечала этого, ― Молли замерла, не моргая уставившись на меня. ― А ведь мне многие говорили, что ты уже повзрослела, а я упорно отказывалась в это верить.

― Например?

― Джорджия… Клэр. Помнишь Клэр? Мой новый знакомый из Нью-Йорка ещё… Тоже говорил, что ты уже самостоятельная. Ты и сама об этом мне твердила. Тони… всегда напоминает тебе, что ты взрослый человек и можешь делать, что хочешь.

― Что за новый знакомый? ― Молли заинтересованно пододвинулась ближе, даже немного смущая меня своим любопытством.

― Его зовут Брэндон, ― я забегала взглядом, то опуская его вниз, то снова встречаясь со светлыми непосредственными глазами сестры.

― Брэндон из Нью-Йорка, с которым ты обсуждала меня? Интересно…

― Да, разговор зашёл. Дело в том, что этот Брэндон превосходный танцор. Мы были вместе в паре на мастер-классе, и Крэг — ну ты знаешь, наставник — пригласил нас на работу в свой театр, ― девушка ошарашено распахнула глаза, а в следующую секунду довольно взвизгнула и кинулась на меня с объятиями.

― Господи, Мишель?! Это правда? Когда ты поедешь? ― Я действительно не дооценивала возраст сестры, потому что с такой силой можно было задушить человека. Поперхнувшись и слегка отодвинувшись, я продолжила.

― Правда, конечно. Но я не согласилась. Полгода в Нью-Йорке, потом гастроли… Наша с тобой ситуация не позволяет принимать такие предложения…

― Мишель… ― Молли разочарованно опустила руки, чуть не хлопнув себя по коленям. Внешне она стала подавлена.

― Ты не рада, что я не умотала от тебя на полгода? ― Сдавленно хохотнув, я всё же ласково улыбнулась и поправила выбившуюся прядь за ушко сестры.

Стала бы я рассказывать это, если бы не была уверена в том, что я могу доверять Молли? Я поняла, что мне стоит поделиться, чтобы вернуть и её доверие к себе. Девушка растерянно замотала головой.

― Я не понимаю! Нет, я не понимаю, как ты могла отказаться из-за меня?! Мне не пять лет, Мишель! ― Сплетя наши пальцы, я внимательно слушала её мнение. ― Ты столько сделала для нас двоих, что сейчас ты могла бы меня отпустить, правда! Полгода — это не срок, ты не в ссылку пожизненную уезжала бы, а на свою любимую идеальную работу… От которой ты отказалась… Я не могу в это поверить! Разве бывают в жизни такие шансы!

Как бы я этого не боялась, мечтательность юного подростка и её искренние сожаления немного ранили мне душу, ведь внутри я действительно горела мыслью сорваться в Нью-Йорк. Пригревала эту идею все дни, проведённые дома после поездки и кусала локти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

― Молли, а как бы ты поступила, будь ты старшая сестра из нас двоих? ― Брюнетка запустила ладонь в копну кудрявых волос и тяжело вздохнула, задумалась.

После нашего разговора прошло две недели, и чем больше я позволяла Молли, тем ближе мы были друг другу.