Воскрешение Латунина - Андрей Валентинов

– Вольно! – произнес человек, махнув рукой. – Отдыхайте, товарищи.

– Слушайте, товарищ артист, – не выдержал Вася, которому эта игра надоела. – У вас не будет сигаретки? А то у нас одна на двоих осталась.

– Снабжают плохо? – блеснул желтыми глазами тот. – Рассобачились интенданты? Нехорошо…

Он минуту помолчал, а затем достал из кармана френча пачку «Черногории» и протянул ребятам. Взяв по папиросе, они закурили.

– Вы из какого театра? – поинтересовался Коля.

– Из Художественного, – человек улыбнулся в рыжеватые с проседью усы. – Художественный – лучший театр нашей страны!

– А съемки скоро начнутся? – вступил в разговор Вася.

– Съемки? – почти весело переспросил усатый. – Скоро, товарищи бойцы, скоро. Думаю, вы тоже сможете сыграть роль. Хорошую роль!

– В массовке? – понимающе кивнул Вася. – А вы здорово похожи на Латунина. Только тот был выше ростом, кажется.

– Нет, – вмешался всезнающий Коля. – Росту Латунин был как раз такого, это его снимали хитро, чтоб выше казался. А скажите, товарищ, кто режиссером будет?

– Фильм буду ставить я! – с некоторой гордостью ответил актер. – Это будет хороший фильм. Почти как у Чаплина. Вы Чаплина любите?

– Старье! – махнул рукой Вася. – Для тех, кому за семьдесят.

– Чаплин – великий актер, – безапелляционно заявил желтоглазый и, пожелав спокойной ночи «товарищам бойцам», направился к зданию, где когда-то обитал Латунин, подарив на прощанье своим собеседникам пачку «Черногории».

– Хорошо в роль вошел, – заметил Вася. – «Черногорию» курит, Чаплина хвалит. Реализм.

– Хорошо, – согласился Коля. – Глаза какие, видел?

– Желтые? – не понял его приятель. – Так у Латунина вроде такие и были.

– И желтые, и маленькие, – согласился Рипкин. – Но выражение, взгляд! Как можно такое скопировать?

– Да он же в образе, – разрешил его сомнения Вася. – Перевоплотился.

– А слышал, что болтали? Будто Латунина воскресили? А может быть…

– Да ты что! – возмутился реалист Василий. – Если бы Латунина вправду оживили, он был бы не здесь, а в тюряге.

На следующий день Рипкин, проверяя посты, увидел, как сквозь ворота проехали несколько черных «мерседесов». Тут уж Коля ошибиться не мог – машины были правительственные. Вскоре он убедился в своей правоте – на дачу прибыли Глава Государства товарищ Антипов и Кузьма Самсонович Егоров. Гости проследовали к дому, где обитал желтоглазый.

«Нет, – понял Рипкин. – Это уже не кино. Тогда что же?»

Через некоторое время высокие гости отбыли в Столицу, захватив с собой усатого любителя Чаплина.

Сержант был парнем неглупым. Что-то начало проясняться в его беспутной голове. Коля захватил газету со статьей, напечатанной под рубрикой «В Академии Наук» и поймал своего сослуживца-биолога.

– Ты уверен, что это невозможно? – спросил он, тыча пальцем в статью.

– Конечно! – решительно заявил тот. – Это ведь чистой воды косенковщина! Да, слушай, твой дед, если я не ошибаюсь, лет сорок назад писал о таких опытах. Его еще тогда Красиков разоблачил. Извини, что я так про твоего предка…

– Ничего, – пробормотал сержант.

Теперь все окончательно сложилось в цепочку: челюсть, переданная деду, косенковские идеи, статья об успехах медицины, таинственный любитель Чаплина на правительственной даче.

«Значит, деду удалось, – понял Коля. – Из отдельных клеток… Вот так старик! Но что же это значит – это сам Латунин!!! Вот это да!..»

Весь вечер Коля был мрачнее тучи. Выходит, все эти дни они охраняли кровавого монстра, которого теперь с почетом повезли в Столицу… Зачем он там? Неужели с ним будут иметь дело эти, наверху?

А вечером в программе новостей Коля Рипкин узнал еще об одной новости. Равнодушный голос диктора сообщил, что Главный Совет Правящей партии на своем очередном заседании рассмотрел вопрос о программе демократизации политического строя. Было принято решение отложить принятие этого столь ожидавшегося всеми документа и отправить его на доработку.

Коля понял, зачем желтоглазый ездил в Столицу.

Глава 12

Исторический день начался вполне обычно. Члены Главного Совета, готовясь к заседанию, прорабатывали с референтами нужные бумаги. Товарищ Мишутин в очередной раз перечитывал проект своего любимого детища – демократизации политической системы Великой Державы. Тем временем уборщицы наводили стерильный порядок в комнате заседаний. Все шло привычно, но нечто тревожное уже витало в воздухе.

Участники будущего заседания знали, что в качестве эксперта будет заслушан товарищ Латунин, и это наполняло их трудно скрываемым трепетом. На приглашении Никодима Кесарионовича настоял Кузьма Самсонович, уверяя, что огромный опыт товарища Латунина будет им полезен при принятии столь важного решения. Он настаивал именно на личном присутствии экс-диктатора, поскольку могут возникнуть вопросы к эксперту, да и старику, присовокуплял товарищ Егоров, будет приятно. Его всячески поддерживали товарищи Антипов и Коломенцев, которые после первых недель неизбежного стресса почувствовали себя бодрыми и даже помолодевшими. Расхрабрившийся Андрей Гаврилович даже заметил товарищу Ермолаеву, что Никодим Кесарионович, посетив вместе с Егоровым свой бывший кабинет, нашел, что лампы дневного света уродуют его бывшее обиталище, а без штор кабинет вообще смотрится голым. Николай Иванович вспомнил свой сон и, не отвечая, мрачно поглядел на Главу Государства.

Товарищ Мишутин, занятый проектом, не вникал во все эти разговоры, намечая и уточняя глобальную программу демократизации, которая должна была окончательно покончить с тоталитарными традициями и сделать Великую Державу цивилизованной страной.

Заседание началось без особых сюрпризов. Члены Главного Совета поспешили в целом одобрить проект. Даже товарищи Антипов и Коломенцев, не понимавшие, зачем демократизировать и без того, по их мнению, излишне демократичные порядки, поспешили высказаться положительно, подчиняясь авторитету Сергея Михайловича. Когда все исчерпались, товарищ Егоров напомнил, что эксперт, то есть товарищ Латунин, готов поделиться своими соображениями. При этом Кузьма Самсонович почему-то ухмыльнулся, как почудилось товарищу Мишутину, весьма злорадно. Сергей Михайлович уже успел пожалеть о приглашении Латунина, но предпочел не переигрывать уже решенного и отдал соответствующее распоряжение.

Никодим Кесарионович вошел в комнату, не спеша, своей памятной современникам мягкой походкой. С порога он внимательно оглядел комнату и всех присутствующих. Уловив его взгляд, Андрей Гаврилович поспешил вскочить. Никто не последовал этому примеру, но всем стало неловко и даже как-то боязно. Латунин улыбнулся в заметно отросшие усы, снисходительно молвил «Садитесь, товарищи!», хотя никто кроме Андрея Гавриловича не стоял, и направился прямо к председательскому креслу, которое занимал товарищ Мишутин.

Сергей Михайлович на какой-то миг почувствовал себя самозванцем, занявшим законное место Никодима Кесарионовича. Переборов себя, он прочнее уселся в кресло и углубился в чтение проекта. Впрочем, Латунин не собирался садиться. Положив папку, бывшую при нем, прямо на стол рядом с товарищем Мишутиным, он неторопливо достал из кармана трубку и стал набивать ее табаком.

– У нас тут не курят! – заметил кто-то из членов Совета, но Никодим Кесарионович, не обращая на реплику внимания, закурил, несколько раз с удовольствием затянулся, а затем начал говорить, неторопливо расхаживая по комнате:

– Товарищи! Я не буду касаться личного момента, хотя личный момент неизбежен в политике. Вы можете любить или не любить товарища Латунина, но при решении таких серьезных вопросов, как нынешний, мы должны отбросить все взаимные счеты и прочие интеллигентские побрякушки, недостойные нас, членов великой партии. Я думаю, что все эти разговоры о том нравится вам товарищ Латунин или не нравится, все эти сетования и вопли не стоят ломаного гроша. У нас не семейный клуб, не артель личных друзей, а политическая партия рабочего класса. Нельзя допустить, чтобы личные интересы ставились выше интересов дела.

При этом товарищ Латунин внимательно взглянул на Сергея Михайловича и вновь затянулся трубкой:

– Мы, члены партии, пользуемся уважением не потому, что занимаем посты или имеем заслуги, а потому, что мы являемся вечно молодыми, не стареющими революционерами…

Слушая отставного тирана, большая часть членов Совета, особенно молодые, поначалу усмехалась – уж больно его речь отдавала нафталином. Но понемногу все стали чувствовать, как примитивные мысли Латунина обволакивают, заставляют прислушиваться к каждому слову. Товарищи Антипов и Коломенцев сидели с приоткрытыми ртами, ловя откровения великого вождя.

– Наша революция, – продолжал между тем Латунин, – выработала общую генеральную линию на построение самого справедливого в мире общества. На этом пути мы заслужили искреннюю любовь друзей и ненависть классовых врагов. Мы гордимся и этой любовью и этой ненавистью. Поэтому мы должны решить, соответствует ли обсуждаемый проект этой линии, это основной вопрос, товарищи. Так ли это?